Влажная мгла, лежавшая над морем и льдами, не давала возможности снизиться. Угрожало обледенение.

Прошел час. Найденов знаком привлек внимание штурмана и велел определиться. Тот поставил точку так близко к крестику, обозначавшему конец пути, что Найденов даже нервно поежился: они были почти у места. К радости Найденова здесь не было уже ни снегопада, ни льда. Море было чисто. Житков внимательно оглядывал его в надежде увидеть подлодку. Сделав несколько кругов, Найденов вопросительно поглядел на Житкова: «Сколько, мол, времени будет продолжаться эта карусель?»

Житков недоуменно развел руками: лодки не было.

Найденов испытующе поглядел на бензиномер: хватит ли горючего на обратный полет к земле? Может быть, в целях экономии сесть на воду и ждать подлодку с выключенными моторами?

Он вышел на прямую для посадки, когда Житков увидел подлодку, идущую в позиционном положении. Было просто удивительно, что он не заметил корабля, проходя над ним секундой раньше. Всплыть за этот короткий промежуток времени лодка не могла. Житков толкнул в спину Найденова. Сделав разворот, летчик повел самолет на снижение, посадил и подрулил к лодке. Штурман перекинул чалку выбежавшим на палубу матросам. Те осторожно подтянули самолет. Житков спрыгнул на палубу лодки и сделал Найденову знак отруливать прочь. Найденов пристально поглядел на друга, приветственно махнул ему рукой в откинутое стекло фонаря и, дав ногу, двинул секторы газа. Заревели моторы, могучая струя воздуха и водяной пыли заставила броситься ничком всех, кто был на палубе лодки. Взбивая поплавками пену, самолет побежал прочь…

Житков поднялся, отряхнулся, глянул вслед удаляющемуся самолету. На его крыльях зловеще чернели кресты опознавательных знаков гитлеровской авиации.

Житков не спеша повернулся к рубке. На ней стоял немецкий офицер. Их взгляды встретились.

Оба молча спустились в командирскую каюту.

Офицер представился.

– Капитан-лейтенант Лейтц. Когда прикажете сдать корабль?

– С этим до завтра. Считайте меня пока пассажиром. Мне нужен отдых, – оказал Житков, разглядывая своего будущего помощника. – Радируйте, что приняли меня на борт.

– Как прикажете поступать дальше?

– По инструкции, – коротко ответил Житков, не имевший представления об «особом задании» корабля.

– Разрешите пока оставаться на поверхности?

– Пока русские этому не мешают, дайте людям дышать воздухом, заряжайтесь, не расходуйте напрасно аккумуляторы. В дальнейшем от них придется взять все. А теперь – несколько часов сна.

– Может быть, сначала завтрак?

– Нет, нет, – прежде всего в постель. А уж затем – обед. Настоящий немецкий обед! Наконец-то! От этой несносной русской еды ходишь как с камнями в желудке.

– И рюмку мозеля?

– Разве буфетчик не предупрежден, что для меня должен быть вермут?

– Не знаю. Может быть… Я хотел сказать: если ему было приказано, он, конечно, сделал для вас запас вашего сорта… Когда разрешите представить вам офицеров?

– После обеда.

– Вы будете обедать у себя?

– Да.

– Разрешите пожелать приятного сна.

– Благодарю.

– Позволите идти?

– Прошу.

Дверь задвинулась. Житков остался один. Одиночество было ему необходимо, чтобы собраться с мыслями. Только очутившись на неприятельской лодке, в окружении врагов, он до конца оценил свое положение. Издали все это казалось проще. Столкнувшись же лицом к лицу с первым и пока единственным немцем – своим помощником, Житков впервые с полной ясностью ощутил, что должен следить за каждым своим словом, каждым жестом, даже за каждой мыслью, должен целиком уйти в ту жизнь, какую придется вести, – жизнь немца, фашиста, офицера. Ни малейшей фальши!

Он начал с того, что примерил платье, приготовленное для Витемы. Убедившись в том, что все необходимое имеется, – разделся и нырнул в койку.

Усталость взяла свое. Он тотчас погрузился в крепкий сон, а когда открыл глаза, не сразу вспомнил, где он. Быстро одевшись, Житков нажал звонок с надписью «буфет». За дверью послышались тяжелые шаркающие шаги и стук.

– Войдите! – крикнул Житков.

Дверь отворилась. Перед Житковым стоял широкоплечий, коренастый старик. Это был Мейнеш.

Под монотонное пение моторов отлично думалось. Найденов успел во всех деталях продумать дальнейшее: как он прилетит на землю, как поместит пленного Витему под надежную охрану, хорошенько выспится и, полный сил, будет ждать условленного сигнала Житкова, чтобы вылететь к нему на этом же немецком самолете. Мысль о том, что нужно как можно скорее вернуться к Житкову, чтобы не оставлять его одного среди гитлеровцев, была сейчас главной.

Размышляя об этом, Найденов скользил взглядом по приборам, почти бессознательно отмечая их показания. Но вот взгляд задержался на бензиномере. Найденову показалось, что и в прошлый раз, когда он смотрел на этот прибор, стрелка стояла на том же делении.

– Что показывал бензиномер, когда мы с вами взлетели? – спросил он штурмана.

Тот заглянул в журнал.

– Ноль, запятая, ноль девять.

– Стрелка в том же положении! Можно как-нибудь еще установить уровень бензина?

– Механик мог бы это сделать по контрольным кранам.

– А вы почему не можете?

– Это не моя специальность… Чтобы добраться до кранов, нужно проползти в крыле.

– Сделайте это немедленно.

Штурман повиновался, но результат его исследования был более чем печален: горючего осталось не больше, чем на полчаса. Дойти на этом до своего берега невозможно.

По выражению лица немца понятно было, что открытие его окрылило. Внимательно рассмотрев карту, Найденов догадался о причине этой радости: расстояние до побережья, занятого противником, было меньше, чем до той части берега, где были советские войска.

Штурман ткнул карандашом в кружок на карте – небольшой порт, служивший гитлеровцам базой на этом участке фронта.

– Сюда дотянем, – не глядя на Найденова, сказал немец.

Найденов молча изучал карту.

– Нас тут отлично примут, – продолжал немец. – К вам отнесутся так же хорошо, как вы отнеслись ко мне. Слово офицера: вы будете есть, пить и безмятежно покуривать до конца войны немецкие сигареты.

– Я вижу, формула вам понравилась. Но… я не выношу эрзацев.

– О, как можно! Здесь мы питаемся самыми настоящими продуктами.

Найденов задумался. Потом сказал:

– Мы пойдем вдоль побережья. Вот так. – И показал в сторону неприятельского сектора. Лицо штурмана расплылось в улыбке. Он склонился над своим столиком.

Найденов вел самолет на запад. Дорого дал бы он сейчас за то, чтобы увидеть в воздухе силуэты родных самолетов. Но небо было пусто. Неужели он напрасно потратил остатки горючего, стараясь выйти на обычную трассу советских самолетов, отправляющихся на боевое задание к неприятельским берегам? Но что это за точки там, на горизонте? Одна… две… три… Девять! Девять самолетов! Наверное, возвращаются с задания советские бомбардировщики.

Найденов уверенно повернул в их направлении.

Увы! Через несколько минут он понял, что обознался: это были гитлеровцы. Они шли от берега к открытому морю. Ведущий девятки качнул крыльями, приветствуя коллегу. Найденов ответил тем же и надел наушники. Вторую штурманскую пару наушников он вместе с микрофоном положил себе на колени.

– Настройтесь, – приказал он немцу.

Когда тот кивнул головой, Найденов крикнул в микрофон:

– Алло… алло… С чем вас поздравить?

– Теперь бензина будет по уши! – послышалось в наушниках. – Только что благополучно провели танкер. Он в двух десятках миль от базы, – можно считать, что дома.

– Поздравляю с успехом, – и Найденов выключил шлемофон.

Штурман с жадным вниманием следил за каждым его движением. Но Найденов отлично владел собой. Молча вгляделся он в карту, сверился с компасом и положил машину в пологий вираж.