Зуденшельд подошел к столу и выбрал бутылку вина. Внимательно прочел этикетку, посмотрел вино на свет. Темно-красный, почти коричневый блик упал ему на лицо.
– Англичане, кажется, предпочитают портвейн, а по мне, если уж нарушать обет трезвости, то только ради этого благороднейшего из вин! – Пастор высоко поднял рюмку и стал медленно наполнять ее густой маслянистой жидкостью. – Честное слово, боги на Олимпе наверняка пили именно малагу! – Он понюхал вино и с наслаждением пригубил. – Ну, что же, Найденов, за счастливое плавание?!
– И за счастье плавающих!
– Да благословит всевышний ваш корабль! – Зуденшельд медленно осушил рюмку. – И вас, мой дорогой друг!
– Автомобиль ждет вас, сэр, – раздался в дверях голос горничной.
Пастор поставил рюмку.
Они пожали друг другу руки. Через несколько минут, с маленьким глобтроттером в руке, Зуденшельд сел в такси. Горничная, затворявшая за ним дверцу автомобиля, внимательно прислушивалась к тому, какой адрес назовет Зуденшельд шоферу. Но он только коротко бросил:
– Прямо!
Такси исчезло в темном провале улицы.
Отъехав на некоторое расстояние от пансиона, пастор приказал:
– Вокзал Ватерлоо.
У вокзала он отпустил такси и смешался с толпой у затемненного подъезда. Однако он не направился ни к кассам, ни на перрон, а пошел прямо в уборную. Через несколько минут из кабины, где заперся пастор в темном пальто и черной шляпе, вышел человек в светлом макинтоше и мягком дорожном кепи. В полумраке освещенного синими лампочками помещения сторож не обратил внимания на это превращение.
Вскоре другой таксомотор вез Зуденшельда к вокзалу Юстон, где пастор взял билет до Ярмута, куда и приехал на рассвете.
Приморский городок встретил его дождем и слякотью, ничуть не уступающими лондонским. Но это мало смущало пастора. Уверенность, с которой он пустился в путь по узким улочкам города, говорила о том, что место ему знакомо. Городок только просыпался. Прохожих было мало. Пастор постучал в дверь еще запертой парикмахерской. На окрик из-за двери он ответил паролем и был немедленно впущен.
– Мне нужно видеть капитана, – не здороваясь, сказал Зуденшельд парикмахеру, зябко кутавшемуся в пижаму.
Парикмахер снял телефонную трубку и вызвал гостиницу «Золотой якорь». Прошло несколько минут, прежде чем к телефону подошел капитан Шоу.
– О, сэр, – сказал парикмахер в трубку, – мне очень жаль, но я не смогу сегодня прийти побрить вас. Да, серьезные причины, сэр. У меня грипп, сэр. Да, сэр, я побрею вас здесь. Только прошу вас поторопиться, сэр.
Парикмахер положил трубку.
– Сейчас он будет здесь.
Зуденшельд кивнул и жадно закурил.
Парикмахер ушел в заднюю комнату и через несколько минут вернулся одетый.
– Позволите побрить вас? – спросил он, зажигая газ под кипятильником.
Зуденшельд, погрузившийся в задумчивость, вздрогнул от неожиданного вопроса.
– Что вы сказали?
– Я хочу вас побрить.
Зуденшельд посмотрел на себя в зеркало.
– Я сделаю это в другом месте.
Парикмахер ухмыльнулся:
– Выйти отсюда небритым? Это было бы неосторожно.
– В таком случае приготовьте все, что нужно. Я побреюсь сам.
– Как хотите… – Парикмахер приготовил прибор. – Только, пожалуйста, поскорей, а то мне пора открывать мастерскую.
– Так открывайте, я вам не мешаю.
– Чтобы кто-нибудь вошел и увидел, что мои клиенты бреются сами?
…Зуденшельд закончил бритье и стоял, склонившись над умывальником, когда дверь отворилась и в парикмахерскую вошел коренастый мужчина средних лет. По виду это мог быть матрос или машинист торгового парохода.
– Здорово, Эванс! – хриплым голосом проговорил он.
– Доброе утро, мистер Холт! – ответил парикмахер.
– Побреемся, а? – и Холт провел по щеке рукой. Неопрятная щетина издала звук, какой можно слышать, когда чистят скребницей лошадь.
Парикмахер поймал сердитый взгляд Зуденшельда.
– Мне очень жаль, мистер Холт, но вам придется долго ждать.
– Не беда, – флегматично пробормотал посетитель, собираясь повесить шляпу на крючок.
– После этого господина я буду брить еще капитана.
Холт огляделся, отыскивая того, о ком шла речь.
– Он сейчас придет, – пояснил Эванс.
– Что за капитан?
– Приезжий. Он еще вчера заказал бритье на восемь.
Холт неохотно надел шляпу.
– Что ж, пойду к Джонсу. Это будет мне стоить на полпенса дороже, а?
– Разок можно и переплатить, мистер Холт.
– В следующий раз я удержу эти полпенса с вас, Эванс, а?
– Идет!
Холт поднял воротник и, недовольно посмотрев на пастора, вышел.
– Кто это? – спросил Зуденшельд. – Мне знакомо его лицо.
– Едва ли, – сказал Эванс. – Это местный житель. Машинист из порта.
– Он ехал вчера из Лондона в одном поезде со мной.
– Вы обознались.
– Вы можете это проверить? – в голосе Зуденшельда звучало беспокойство.
Эванс пожал плечами.
– Говорю, вы обознались. Ночью он работает в порту на кране.
– Постарайтесь все-таки проверить.
– А вот и капитан! – сказал Эванс, обернувшись к отворившейся двери.
Стряхивая со шляпы дождевую воду, на пороге стоял Витема.
– Туда можно? – спросил он Эванса, кивнув в сторону задней комнаты.
Эванс молча толкнул дверь. Следом за Витемой прошел Зуденшельд.
– Я ждал вас вчера, – сказал Витема, когда Зуденшельд затворил дверь.
– Если бы это зависело от меня…
– Тут дурной климат. Каждый лишний день… – Витема умолк, так как в комнату вошел Эванс, принесший плащ и шляпу Зуденшельда. Когда парикмахер вышел, Витема продолжал: – Слишком маленький городок… Каждый новый человек заметен.
– Зато вне поля зрения врага.
– Как дела?
– В порядке.
– Очень хорошо. Как у вас в кильватере?
– Абсолютная чистота.
За переборкой послышался стук отворяемой двери и голоса. Зуденшельд прислушался и предостерегающе приложил палец к губам.
– Это опять он…
– Кто?
– Эванс назвал его Холтом.
– Холт! – Витема нагнулся и заглянул в замочную скважину. – Судя по обращению Эванса, завсегдатай…
Витема отошел к дальней стене, увлекая за собой пастора. Здесь он уселся в кресло и, понизив голос до шепота, проговорил:
– Там, на месте, постарайтесь без крайней надобности не прибегать к СС. Используйте местных квислинговцев. Дело должно быть сделано их руками. Это не значит, что вы не можете пользоваться услугами наших секретных агентов. Действуйте от моего имени. Этот пропуск откроет вам все двери. – Витема снял с левой руки и протянул Зуденшельду часы-браслет. В центре их циферблата была изображена голова Медузы. Ее космы-змеи сплетались в замысловатый узел. Передавая часы пастору, Витема сказал:
– Каждый обладатель таких часов – наш друг.
Зуденшельд бережно надел браслет.
– Вечером я передам вам явки, и можете двигаться, – сказал Витема. – Откуда назначено ваше отплытие?
– Этого мне не говорят. Офицер заедет за мною в гостиницу в Инвергордоне послезавтра вечером. Я знаю только пароль. – Зуденшельд прислушался. – Проклятый Холт! Он действует мне на нервы. Он, кажется, решил остаться здесь на весь день.
Витема снова заглянул в замочную скважину.
– Нет, – сказал он. – Эванс покончил с его щетиной.
Они слышали, как хлопнула входная дверь. В заднюю комнату просунулась голова парикмахера.
– Выход свободен, кэп.
Витема молча надел пальто, тщательно расправил поля шляпы и, не говоря ни слова, вышел. Через несколько минут покинул парикмахерскую и Зуденшельд. Он посмотрел вслед удаляющемуся Витеме и зашагал в противоположную сторону.
…Через два дня Кадоган вошел в кабинет командующего третьей флотилией подводных лодок в Инвергордонской морской базе.
Раздувая пушистые усы, он сказал:
– Вы, наверное, догадываетесь, зачем я приехал?
– Я предупрежден о вашем визите, сэр, – ответил офицер.