За окном лютый мороз.

В доме не сказать, что очень холодно, но вылезать из кровати не хочется. А вот кое-чего другого хочется даже слишком… когда девочка под боком... еще и безумно горячая. Во всех смыслах, ага.

Огненная кровь разливается по телу, плавит изнутри. Я безумно хочу Сару. Несмотря на падение с кровати, на ее равнодушие. Она в моей власти. Она это чувствует. И ей это претит.

Я склоняюсь. Ретиво целую ее в шею. Прикусываю. Тяну за рыжие локоны, заставляя откинуть голову. Впадинка под ухом. Мочка. Нежная кожа у основания горла. В ответ — толчки локтями и коленями. Сопротивляется. Бесится. Хочет вылезти из-под меня.

Пф! Мечтай, детка!

— Успокойся, — выдыхаю ей в ухо. — Ты желаешь этого не меньше, чем я.

— Слезь с меня!

— Признай очевидное.

Ха! Да, да... И тогда меня ничего не остановит. Ой, умоляю, и так не остановит! Не сегодня.

Сара выворачивается и дает мне легкую пощечину, но это… не обидно. Она бьет с какой-то скрытой страстью, словно мы играем в ролевую игру. Даже расхохотаться хочется. Губы ведьмы дрожат. Да и сама она.

Отлично! Я пробил брешь в эмоциональном барьере. Дело за малым. Пробраться внутрь и обосноваться в крепости под названием Сара. Пора развесить на стенах ее души свои портреты.

Я хватаю тонкие запястья. Зажимаю их над головой Сары. Она округляет глаза.

Красивая, просто невыносимо, какая же она красивая! Я до одури хочу быть — в ней. Слышать ее гортанные стоны, целовать, кусать, иметь — всеми способами, какими это возможно в нашей реальности, — испробовать всю ее, во всех позах, без остатка, сладко и долго. Неустанно!

Провожу ладонью от шеи до груди, сжимаю, скольжу — до живота, чуть ниже...

— Рекс, это первый и последний раз, что ты спишь в моей кровати! — вопит она.

Синие глаза ничего не выражают. Пустота. Мертвое море. Но я знаю — там кипит страх. Вчера Сара проявила слабость. Передо мной. Вижу ее смущение... хоть и не понимаю, почему она боится. С чего бы? Я не Волаглион.

О, да здесь иное! Она потеряла контроль над ситуацией. Преимущество за мной. Сара брыкается и душой, и телом. Она в ужасе! Без сомнений. Ее суть кричит и пробивается наружу, хочет уничтожить меня. Не подпустить. Защитить некий секрет. То, что заставляет сердце Сары ненавидеть мужчин.

Однако глубоко в подсознании она жаждет, чтобы я был рядом, жаждет защиты, жаждет открыться. Я читаю ее. Каждый день. Она страдает от той роли, которую вынуждена играть — неприступная ледяная королева. Что ж, любой королеве, пусть и ледяной, рано или поздно становится одиноко без короля.

Я нужен ей.

А она — мне.

— Молчи… — я касаюсь носом ее уха, оставляю легкие поцелуи, спускаюсь от мочки к ключицам, глажу языком. Медленно. Терпеливо. Хотя уже инстинктивно двигаюсь между ее ног, желая сорвать с себя штаны, как змея тесную шкуру.

Барьер. Чертов барьер...

— Прекращай!

— Я просил помолчать.

Раздвигаю ее губы своими. Влажно. Сладко. Целую до боли. Не могу остановиться. Тону в обманчивом чувстве превосходства, опускаю одну ее ладонь к себе в штаны. Упаси боже, если бы на мне был ремень — скрутил бы им мою рыжую девочку... или хорошенько отходил им же, не знаю зачем — кажется, я спятил. Заставляю ее пальчики сжаться на члене. Вверх... вниз... о, твою мать, да я ее... в бездну приличия! Всё — в бездну!

Я сглатываю. Черпаю побольше воздуха. И вновь сплетаю ее язык со своим.

Разум плывет. Никогда в жизни я не ощущал подобного. Желание, эмоции, мысли — они не похожи на то, что испытывал раньше, целуя девушку. Ведьма отвечает. Лишь на мгновение.

Так-так. Разрешила себе проникнуться, значит. Слегка подрагивает: то ли от злости, то ли от желания открыться ласкам, расслабиться и просто нежиться в мужских (моих гарантированных!) руках... раздвинуть (наконец-то!) свои изящные ножки, скажем... но что-то возвращает ее в реальность.

Сара отворачивается. Упирается в мою грудь. Я приподнимаюсь на локтях.

— Поддайся. Не будь упрямой. Позволь добавить в нашу ничтожную жизнь хоть малость приятного.

— Хорошо, сделай кое-что приятное для меня.

Она обхватывает ногами мои бедра и выгибается так сексуально, что от возбуждения меня разрывает на куски и звенит в ушах, я глотаю слова:

— Всё что угодно, детка...

И она с ухмылкой выдает:

— Оставь меня одну. Самое приятное, что ты можешь сделать.

Ведьма выворачивается, скидывает меня.

— Да ты издеваешься! — рычу от возмущения.

Плотнее накрываю ее всем телом и ныряю носом в рыжие локоны, растекающиеся по белой ткани подушки, словно рубиновые кораллы.

— Я. Хочу. Тебя. Хочу всю. Хочу больше. Сейчас! Прямо сейчас!

Дыхание сбивается…

Слова слетают в придушенном хрипе.

— Заткни-и-ись, — шипит она, — и отпусти мои руки, иначе выколю глаза ногтями!

— Слушай, я тут задумался, — посмеиваюсь и облизываю пересохшие губы, — с момента моего появления, ты всячески наказывала меня: и морально, и физически. Теперь моя очередь... наказывать тебя. М? Что скажешь, малышка? Будешь послушной девочкой? Очень-очень послушной...

Зубами я распахиваю ее халат в области декольте. Припадаю к обнаженной груди. Горячо и с напором — слышу, как надрывно она дышит и непроизвольно елозит. Но сдерживает себя.

Ничего. Это ненадолго.

— Прекрати...

Я усмехаюсь.

Это были не слова, а стон жажды под маской агрессии.

Проклиниваюсь между женских ног, раздвигая их. Прижимаюсь. На мне можно как на наковальне мечи отбивать, настолько... твердо, гхм. Опасно, я бы пошутил. И мокро... о мой бог, на целую армию фригидных девиц хватит.

— Прекратить? — шепчю в полуоткрытый рот ведьмы. — Что прекратить? Я еще ничего не делал. Но едва сдерживаюсь, чтобы не наброситься. Если потребуется, буду держать твои руки бесконечно и не дам меня остановить. Никто не сможет запретить мне любить тебя двадцать четыре часа в сутки.

Голова кружится. Кожа горит. Тело трясет от нетерпения. Мышцы вибрируют. Напряжение. Еще чуть-чуть — и сдохну!

Откидываю одеяло.

Холод испарился — остается лютый жар. Слишком долго этому пожару позволяли разгораться, подбрасывали дров, взращивали — превратили меня в здание, забитое взрывчаткой. Одна искра. И все взлетит на воздух! Весь мир канет в преисподнюю! А затем возродится фениксом и станет принадлежать лишь нам двоим.

Мне и Саре.

Я прикусываю ее губу. Сопротивления нет — только стон. Наш общий. Пальцы правой руки спускаются к стройным бедрам, проникают между ног. Сара одергивает мою ладонь. Однако я уже знаю, как она горит по мне — там. Везде! Не меньше, чем я по ней... мерзавка, такая родная, сладкая лгунья. Обожаю!

— Ты окончательно чокнулся, — фыркает она.

— И все из-за тебя… любовь, и правда, безумна.

Сара закрывает глаза и отворачивается. А когда синие радужки встречаются с моими голубыми, я замечаю: она в отчаянии и разве что не рыдает, как после побоев Волаглиона.

Какого черта?

В смятении слезаю с нее. Ну и где я облажался? В какой момент обидел?

Выдыхаю пламя. Стараюсь угомонить звериные инстинкты, после чего притягиваю Сару за талию к себе. Сжимаю ее подбородок, заглядываю в задумчивое, но порозовевшее лицо.

— Тебе плохо со мной?

— Я тебя не понимаю, — скулит она, вгоняя меня в смятение.

С каких пор Сара умеет издавать настолько... жалкие звуки?

— Ты знаешь меня с самой отвратительной стороны и… говоришь…это…

— Понимать меня не обязательно, — отвечаю заплетающимся языком.

Пожар во мне еще полыхает. Сложно соображать.

— Я убила тебя!

Закатываю глаза. Девочка есть девочка — даже Сара, — любит ковыряться в смыслах, вместо того, чтобы заняться делом.

— В этом доме ты убила всех.

— Нет, Рекси. Рона убила его жена, — Сара указывает на соседний угол. — Прямо на этом самом месте. Я забрала душу.

— Семейная жизнь, она такая, — тихо смеюсь.

— Ингу я не убивала, как и Олифера.