Правая стена занята полками с книгами. Их больше двух сотен. Я не тот, кто любит читать, хотя и прочел недюжинное количество книг, благодаря отцу. У меня занятий других не было. Вот и все. Иларий — иное дело. Он дни напролет проводит за вином и приключенческими романами. Я понимаю. Так он получает то, чего нет, но чем хотелось бы обладать. Пребывая в очередной истории, он ощущает вкус свободы. Вкус недоступного. Это тоже наркотик. Книжные черви — наркоманы не меньше, чем торчки в притонах. Просто у каждого свой иллюзорный мир.

— Не шевелились, пожалуйста, — сосредоточенно просит Иларий.

Я в это время привстал, прельщенный снегопадом за окном. Замело по пояс. Утром Сара пробиралась через снежные лавины раскапывать могилы во дворе: ей срочно понадобилось о чем-то поболтать с усопшими. В любое время, утром или поздней ночью, она бежит к ним со своими невзгодами. Она это скрывает. Но я знаю. Подслушал несколько раз. Для нее три каменные глыбы стали дневником. Она делится с ними мыслями. И мне безумно хочется узнать, кто же там похоронен.

— Слушай, расскажи о Ричарде. — Я зеваю во весь рот. Скучно сидеть на одном месте больше десяти минут. — Уж больно любопытно. Мужик в теле попугая. Обалдеть!

— Я застал, когда он еще был человеком, — разбрызгивая лак, говорит Иларий. — Сильный колдун.

Плююсь. Лак залетает в рот. На языке горечь.

— Что с ним случилось?

— Он маг и ученый. Ядерная смесь. Три года назад Рич проводил опыты с переселением душ. Ну и... поменялся сознанием с попугаем.

— В его человеческом теле попугай?

— Кэт ввела его настоящее тело в кому. Надеялась, что получится вернуть мужа, но до сих пор ничего не вышло.

— Он постоянно возмущается, — смеюсь я, оглядывая цветные, очевидно дизайнерские, костюмы в открытом шкафу Илария. — Говорит, что жена спит с другими.

— Да, но понимаешь... Кэт не бросила его. Среди ее любовников были известные сценаристы, архитекторы и бизнесмены, но... она никогда не забывала о Риче. На самом деле он ценит это. Ведь те же деньги любовников она тратит на своего мужа... попугая, — Иларий издает смешок. — Как по мне, это и есть настоящая любовь.

— Не перестаю удивляться, сколько в тебе романтики.

Иларий улыбается, приглаживает мою шевелюру и подносит зеркало. Отдаю должное. Я выгляжу намного привлекательней. И очень даже сексуально. Отлично.

— А тебе это благородным не кажется? — спрашивает Иларий.

Он скрещивает руки на груди, рукава задираются, и я вновь замечаю татуировку «Don’t be yourself». Не будь собой. Уж кому точно нужно быть собой, так это ему.

— Мне это кажется странным. Я не верю в безусловную любовь. Мы любим тех, кто удовлетворяет наши потребности: в сексе, общении, деньгах, статусе... Должна быть выгода.

— Должны быть бабочки в животе, как говорят девочки. Тогда про выгоду забудешь.

— Никаких насекомых во мне не было. И быть не должно. А девочки... они любят ушами, верят в любой бред, который скажешь.

— А Сара? — пристально смотрит, хочет убедиться, что я слежу за его мыслью. — Она не кинется в объятья за букет и обещания любить ее всю жизнь. М-м-м... с жизнью погорячился...

— Сара другая. Она любит не ушами, а поступками и умом.

Облокачиваясь о комод, Иларий задумывается.

— А как насчет Ини? Не знаю, что говорит ей Рон, и нужны ли ей эти отношения, но ему самому они точно на пользу. Я бы хотел попросить... возможно... если ты не сочтешь бестактным! Ты мог бы дать им спокойно дышать? Принять их отношения.

— Тебе-то это зачем? — раздраженно рявкаю. — Рон подговорил?

— Что ты! Нет! Пойми, я с ним живу уже пять лет. Я знаю, как он страдал эти годы.

— Да не смеши.

— Рекс, ты видел его. Вспомни, что было несколько месяцев назад. Рон нажирался до полусмерти и спал лицом в салатах. Потом блевал. А я убирал. Но дело не в этом. Он счастлив! Я никогда не видел его таким.

— Я подумаю, — отвечаю под нос и встаю.

— Спасибо, — Иларий хватает меня за плечо, останавливая. — Правда. Для меня это много значит, Рекс.

— Честно, — киваю и тонко улыбаюсь. — Я постараюсь их не замечать. Ради тебя. Идем?

— О, секундочку!

Иларий достает из шкатулки духи. Мой подарок. Я подобрал ему запах с мускусом, кардамоном и черной смородиной. Парень усиленно душится. Все-таки надо было одеть подаренную им рубашку.

— А у тебя не было желания склонить человека, которому ты не нравишься, к... близости? — между делом спрашивает он.

— У тебя большие планы на вечер? — ухмыляюсь я.

— Есть одно маленькое искушение, но... ее голова занята другим.

— Поддайся искушению. Что терять-то?

На лице парня выражение сосредоточенного внимания, как бывает всякий раз, когда он размышляет о вопросах морали.

— Боюсь... меня отвергнут.

— И что? — поднимаю бровь и издевательски выдаю: — Ты умрешь?

— Ну... разве что для нее, — едва слышно произносит Иларий и сжимает в кулаке запонку. — Ладно, — он улыбается и разжимает пальцы. — Ты прав. Как я выгляжу?

На его ладони порез. Сильно же он сжал золотое украшение.

— Как пижон, — восклицаю и тащу его за рукав. — Не беси, идем!

— Постой, — Иларий упирается. — Мне нужно кое-что тебе рассказать. Я тут случайно услышал разговор...

— Между кем?

— Сара и Волаглион... они говорили о тебе.

— Это не новость. Я — их камень преткновения.

— Нет, понимаешь... я бы не обратил внимания, но разговор был довольно странный. Волаглион сказал, что собирается использовать твое тело, уж не знаю как, но... он сказал: в следующее полнолуние. Я не совсем понял, если чест...

— Твою мать!

Иларий подпрыгивает от моего возмущенного вскрика, а я опираюсь о стену, чувствую, как дрожат ноги.

— Когда следующее полнолуние? — спрашиваю, тяжело хватая воздух.

Ощущение, будто кто-то ставит передо мной песочные часы. Песок сыпется, сыпется... песчинка за песчинкой... секунда за секундой...

— Эм, в середине января, — удивленно отвечает парень.

— Две недели, — шепчу, сдирая ногтями обои. — Остались две гребаные недели...

Эта шалава из ковена?!

Я застываю на лестнице, тогда как Иларий уже присоединился к гостям у камина. Нужно время осмыслить увиденное. Хорошо бы осмыслить и услышанное от Илария в спальне, но мысли о своей скорой кончине я отложил, хоть и разбил в кровь кулаки... впрочем... вдох-выдох... спокойствие... Вот вам увиденное: на ручке кресла сидит та самая брюнетка, которую я наблюдал несколько месяцев назад в соитие с Роном и которую Сара звала для меня — в мои жаркие объятья (доступные избранным). Уж кого я никак не ожидал увидеть в рядах ковена, это ее.

Виса развалился в соседнем кресле, с ним еще одна девушка: на ковре у его ног. Платиновая блондинка. С не менее красивыми синими глазами, чем у Сары.

Катерина распласталась у камина, как и Деркач — мрачный парень в элегантном черном пальто. Его я видел утром. Ничего особенного в нем не заметил, кроме эталонного образа хмурого аристократа. К слову, никто не в курсе его настоящего имени. Все обращаются просто — Деркач.

Сара потирает висок и ухо, будто не особо желая слушать рассказ Макса — парень эмоционально размахивает руками, из-за чего половина виски оказывается на ближних товарищах. Они не стараются его утихомирить. И я понимаю почему. Это бесполезно.

— В Африке я вплавь чухал через реку. Вплавь-вплавь! Поняли? Вот, значит, добираюсь я до заветного бережка, выползаю на карачках, собирая рожей грязь. — Макс залпом осушает рюмку виски и обхватывает локтем шею Илария. — И тут на!

Он скидывает парня на пол с дивана, впивается зубами в его предплечье.

— Убери с меня свою смрадную тушу! — визжит Иларий.

— В этом самом месте, да-да, в этом, мне в руку вцепляется крокодил! — восклицает Макс, тыкая раз пять на влажный след от укуса на рубашке Илария. Глаза его крутятся, как ошалелые. — Я ни хрена не понял! За секунду грохнулся обратно в речку, и эта рычащая ублюдина отхреначила мою руку. Выше локтя, братцы!