— Как часто он требует кого-то убивать?

— Раньше... раз в год. Теперь, когда его время на исходе, каждые несколько месяцев.

— Он питается душами? Я не понимаю.

— Демон заточает их и выкачивает энергию через страх. Там... за дверью. Находит в подсознании самый жуткий кошмар и начинает окунать тебя в него, ты сходишь с ума, теряя жизненную энергию, а он жрет ее, жрет твою душу, и это дает ему силы.

— А что насчет тебя? Кто поддерживает твои силы?

— Он сам, — вздыхает Сара. — Но не поддерживает, а скорее увеличивает.

— Разве ты не можешь просто сбежать? Уехать куда-нибудь?

Сара удрученно вздыхает и убирает мазь обратно в сундук. Я тяну ее за руку к кровати. Матрас проседает под весом, придвигая нас друг к другу.

— Как призраки дома не могут сопротивляться чарам медальона, так и я беспомощна перед Волаглионом, пойми. Десятки лет я искала путь к освобождению. Но его нет.

— Прости меня.

— Тебя? За что?

— За мое поведение. Я на грани. Могу говорить глупости и совершать необдуманные вещи. Впереди — пустота и ужас. Я потерян. Подавлен. Взбешен.

Сара поднимает голову, и я вижу ее расширенные зрачки.

— Я не та, перед кем нужно извиняться.

— Ты единственная, перед кем я готов извиняться.

Она усмехается, сжимая мою руку теплыми ладонями.

— С каких пор ты стал романтиком?

— Я мечтатель.

— Нет, — поглаживая мои пальцы, произносит она. — Ты тот, кто воплощает мечты. Знаешь, ты прекрасен, как личность, если честно.

Я сгребаю ее в объятья. В синих глазах танцуют блестящие волны.

— Сара, умеющая льстить, мне нравится, — склоняюсь, почти касаясь ею губ своими. — А о чем ты мечтаешь?

— Это не очевидно? — выговаривает она, скользя взглядом от моей груди до подбородка. — О том же, что и ты...

Я обхватываю ее лицо. В светлых глазах вспыхивают озорные огоньки. Она в моих объятьях. И это невыразимо приятно. Хочется, чтобы момент нашей близости длился до скончания веков, чтобы не существовало дома сорок семь, а мы были просто Рексом и Сарой, которые встретили друг друга среди многотысячной толпы.

— Свободы, Рекси, — говорит она, когда я прижимаюсь лбом к ее лбу. — Я мечтаю о свободе, как и ты.

— А если бы она была? Сегодня Рождество. Желания лучше произносить вслух, м?

Прохожусь губами до ее виска. Запускаю руку в расстегнутую блузку, сжимаю тонкую талию. Аметистовые глаза блестят. О, святые и проклятые, как же эта девушка прекрасна... невыносимо прекрасна! Я не могу с ней нормально разговаривать, ибо мысли сыплются трухой. Все, кроме одной — образа ее извивающегося подо мной тела.

— Хочу провести хотя бы парочку ночей у океана. Я никогда не видела его вживую. Вечер. Нагретый песочный берег. Красное французское вино.

Я сглатываю. Невыносимо жажду ее нежности, тепла и мягких поцелуев... до сумасшествия.

— А для меня в твоей мечте место найдется?

Окунаюсь носом в рыжие волосы. Меня сладко потрясывает. Вдыхаю лаванду и шалфей — запах, который делает меня счастливым и тающим в предвкушении.

— Тебе найдется место в куда более важном месте, — ее дыхание у уха.

Пальцы Сары касаются груди в районе сердца, и я замираю, ощущая рваный ритм нашего пульса. Жар. Я тяну ее дальше на кровать, подминаю под себя. Один раз... хотя бы один раз. Мне безумно хочется продолжения... и отклика!

Она жадно смотрит. И вмиг обнимает за шею, дергает на себя.

Короткий вздох.

Ее вкус — и мой взорвавшийся рассудок. Сара целует меня. Ее язык гладит мой, а ладони очерчивают спину, спускаются ниже. Она обхватывает меня бедрами. Я отвечаю на поцелуй — страстно и горячо. Совершенно теряю контроль! Не знаю, остановились бы мы в другом случае, но в сию минуту нас обоих пронзает струна боли, скручивает изнутри.

— Что за черт? — ахаю я, лапая сам себя.

Сара шипит сквозь зубы и держится за горло:

— Тьма... ее остатки.

— Не понял, — кривлюсь от саднящих порезов, но их плач утихает.

— Волаглион ушел за дверь. Не знаю, как объяснить. Его часть, которая не успела покинуть наши тела, последовала за ним. Разве у тебя не было чувства, словно из тебя кусок вырвали?

— Да, видимо, оно.

Мы созерцаем друг друга: растрепанные и полураздетые. Я моргаю. На часах — полночь. Сара выползает из-под меня и берет халат со спинки стула у трельяжа.

— Смотри в окно, — просит.

— Серьезно?

Сара многозначительно ждет, и я слушаюсь. Краем глаза, правда, подсматриваю. Ведьма скидывает блузку, лифчик и накидывает изумрудный халат, стягивает лосины. Затем возвращается в кровать.

Я откидываю одеяло. Укрываю нас обоих.

Она прижимается головой к моей груди.

— Будем отдыхать? — шепчу, гладя костяшками пальцев ее скулы.

Нет, я по-прежнему до умопомрачения хочу Сару, хоть руку мне отсеките, я не перестану ее хотеть. Однако не уверен, что того же хочет она. Ведьма устало вздыхает. Едва не плачет, посматривая на меня. И молчит. Размышляет о горьком.

— Засыпай, — целую ее в лоб. — Я буду рядом.

Сара на секунду напрягается. После чего шмыгает. Выдыхает. Скрещивает свои пальцы с моими. И закрывает глаза.

Я ощущаю, как поднимается и медленно опускается ее грудь, а сердце снижает частоту ударов.

— С Рождеством, Сара.

— И тебя, Рекс… — шепчет она, касаясь горячими губами моей шеи.

Этой ночью я долго не мог заснуть, пока Сара нежилась в грезах. Я уже не боялся смерти. Тьмы. Или демона. Мне была невыносима мысль, что я больше никогда не увижу Сару. Внезапно мне стала не нужна жизнь, если ведьма не рядом, не держит за руку, не жмется к груди. Моя цель и чувства слились в единый организм и определили судьбу: от одного взгляда в синие глаза, от вида слез на темно-коричневых ресницах.

Я спасу нас от Волаглиона. Обоих. Любой ценой.

***

С каждым шагом туман уплотняется, окутывая липким холодом. Вот-вот проглотит. Я едва различаю тропу. Слышу запах пихты и мирры. Ноты влажной земли после дождя.

Глянув через плечо, замечаю силуэты. Женские. Две светловолосые девушки в белых платьях выходят из леса по обе стороны от тропы. Лица знакомые. Но признать не могу. Бесшумно они скользят ближе и ближе, пока не подбираются вплотную, девушки кружатся вокруг призрачными сгустками, я чувствую бархатные прикосновения и внимаю их песне:

— Ищи нас там, где бога нет, ищи в лесах забвенных; мы знаем, мы дадим ответ, явись, мессия пленных...

— Ты удивительно похож на сонного хорька, — нарочито умиленный голос.

Лениво моргая, я разлепляю веки.

Ладонь Сары невесомо поглаживает заросшую щеку. Надо бы сбрить щетину. И не только на лице. Я совсем перестал за собой следить, как помер. Похож на покусанную мочалку. Не бреюсь, не умываюсь, не стригусь, хожу в одних и тех же штанах, по-моему, дырявых.

Красавчик, короче. Мечта девушек.

— Свеколка, — бормочу, утыкаясь в шею, благоухающую лавандой и шалфеем.

Этот запах... сводит с ума — привязывает, дурманит, — боюсь лишиться его.

— Проснулся? Отлично, — продолжает шепотом ведьма, теплая рука перемещается на мою грудь, щекоча кожу заостренными ногтями. — Тогда…

Тонкие пальцы спускаются к животу. Скользят ниже… ниже… Я мурчу, точно кот от ее прикосновений.

— Пора в полет! — восклицает Сара.

Удар ногой.

Грохот.

Путаюсь в одеяле

Ведьма столкнула меня с кровати!

— Какого хрена?! — кричу, карабкаясь обратно в тепло.

Пол жутко холодный. Будто в прорубь с жидким азотом упал.

— Я терпела тебя в своей кровати с трех ночи. То ногу на меня закинешь, то руку, то носом к сиськам прижмешься. Да ты хуже клеща, — причитает она, забирая одеяло, под которое я залезаю, пока меня пинают пяткой в торс. — Скажи спасибо, что во сне по голове не стукнула. А теперь — уходи.

Выдергивая одеяло из-под ее зада, набрасываю на спину и кидаюсь на Сару: придавливаю сверху, не давая столкнуть меня в антарктическое царство.