Ладно. Не жрут друг друга — и на том спасибо.

Злит другое. Виса творит мерзости, чтобы поиздеваться над Рексом. Ревность. Жалкая и смешная. Особенно в эту секунду, когда я стою перед ним в халате, с красными пятнами на шее, груди и ключицах. Следы поцелуев.

Я все еще ощущаю жар Рекса. Его прикосновения.

Присматриваясь к ним, Виса издает какой-то звук — то ли вздох, то ли смешок, то ли фырканье. Он ревнует не только к Рексу. Еще и к Волаглиону.

— Это не всё, — твердо заявляю и упираюсь ладонью в стол. — Меня достало, что ты шаришься в моих вещах! Думаешь, я не знаю, что ты ищешь? Забудь о книге. Забудь о демоне. Если не прекратишь, я никогда не пущу тебя за порог, понял? Отныне тебе здесь и блохи будут не рады.

— А мне кто-то рад?

Я вздыхаю.

— Виса, послушай меня, ты невероятно рискуешь, я не хочу, чтобы ты стал еще одним призраком дома. Демон с радостью добавит нового колдуна в коллекцию за дверью. Я не хочу...

— Естественно, — перекрикивает вампир: — Ведь у тебя уже есть питомец для развлечений, да?

— Не сплю я с ним!

— С кем? Я никого не называл, — ухмыляется он.

— Успокойся!

— Я спокоен. Чего не скажешь о тебе... столько чувств... Удивительно. Я и за пятьдесят лет столько в тебе не вызвал, да?

— Давай проясним. В миллиардный раз. Никаких чувств между мной и тобой не было, нет и не будет. Ты помешался, Виса. Эгоистичность заставила тебя превратить влечение в маниакальную идею, для тебя преследование стало хобби, а я игрушкой.

— О, кровавая баня, я ни разу не причинил тебе зла, что тебя возмущает? Чем моя любовь мешает? Я уже не настаиваю на большем, просто надеюсь, что когда-нибудь ты передумаешь, но тебя и это бесит. Само мое нахождение рядом давит на тебя?

— Нет! Я люблю тебя и хочу доверять, ведь мы провели вместе десятки лет. Друга вернее и дороже — у меня нет. Оттого я терплю любые выходки! Но с каждым годом это делать сложнее.

Малахитовые глаза Висы вспыхивают на слове «люблю», остаток же фразы тушит иллюминацию: вампир на две секунды закрывает глаза, мучаясь от бури внутри.

— Столько лет... а так и не осознала, насколько мы похожи, насколько созданы быть единым целым. Мы! Особые люди. Маргинальные люди. Безумие друг друга — нам родно. Если бы ты дала мне шанс, все могло быть иначе, и сейчас бы мне не пришлось втайне копаться в стенах этого сарая. Я бы давно спас тебя, детка!

— Ты не понимаешь, что творишь, — вскидываю руки. — Волаглион прикончит тебя!

— Пусть! Я готов на всё, слышишь? На всё! На любую авантюру! Всё, лишь бы избавить тебя от демона.

— Меня? Или себя? Ради кого ты стараешься? Считаешь, что, изгнав Волаглиона, я буду с тобой?

Виса мерит меня тяжелым взглядом, с грохотом опускает стул на ножки, встает и уходит к окну, заложив руки за спину. Лицо хмурое. От былой веселости нет и следа. Он молча размышляет.

Не знаю, сколько раз Рекс мучил меня вопросом: как человек, подобный Висе, может быть другом?

Что ж, слова вампира о нашем общем безумии — истина. В типе его мышления я нахожу нечто родное. Помню, как мы познакомились шестьдесят пять лет назад, тогда я подумала, что нашла родственную душу — человека, осознающего всю бессмысленность бытия.

Шизофреник. Эгоист. Сумасброд. Виссарий Шлоссер...

Его речь отличается философской витиеватостью. В глазах — густые рощи лимба, не пропускающие чужих. Он умен. Он жесток. Он свободолюбив. Он сладострастен и непредсказуем. Он раним и начитан. Он любитель кожаных тряпок, оккультизма и знаток тринадцати языков, ценитель индийского чая Даржилинг и владелец трех особняков, полученных от старух, которых он загипнотизировал перед смертью. Он обожает своих котов и дебоширит, когда они очередной раз умирают от старости.

Он верен. Верен себе. Верен чувствам. Верен желаниям. Виса делает то единственное, ради чего мы рождаемся на земле — живет полной жизнью.

К слову, гипнозу его — равных я не встречала. Когда-то он пытался загипнотизировать даже меня, и смог бы, если бы моя энергия не была заражена метастазами преисподней.

Это случилось спустя три года нашего знакомства.

Я зашла к нему, чтобы одолжить некоторые травы для зелий, он же умудрился напоить травами и меня. Сквозь туман в голове я помню его слова, слова, которые он пытался выгравировать в моем подсознании: пройдут часы, пройдут года, а без меня — не будет дня; ты дышишь мной из века в век, даешь пожизненный обет; покуда солнце дарит свет, от чувств ко мне — спасенья нет.

Он вложил в заклинание все свои силы и свалился с ног от опустошения. Он чуть не умер от потери энергии. Но я помню, как глаза его горели предвкушением. Виса смотрел и ждал, что я кинусь в объятья. И он думает, что я не помню того дня, что коктейль из спорыньи — и черт знает, чего еще — стер воспоминания. Но я помню. Особенно то, как он — рыдал (Виса!), когда понял, что облажался.

Почему он до сих пор мой друг? Потому что он псих. Знаете, каким бы психом ты ни был, всегда найдется еще больший псих. Рядом с Висой — я чувствую себя нормальной. А мне это необходимо.

Вампир разворачивается и двумя шагами преодолевает расстояние между нами, притягивает меня за шею, одну ладонь запускает в волосы. Я чувствую горячее, мятное дыхание на губах. Замираю, словно впервые вижу своего друга. Его русые волосы не собраны и кончиками прядей касаются моих плеч, пахнут белым шоколадом и кровью.

— Я никого никогда не любил, кроме тебя. Я полюбил тебя с того дня, как увидел, хоть и знал, кто ты такая, знал, что ты убила моего лучшего друга, а твой господин вырезал весь мой ковен. Столько десятилетий прошло... Скажи, что ты хотя бы задумывалась о нас... хоть изредка... ну хоть не о любви даже, хоть о том, чтобы я тебя трахн...

Влепляю пощечину.

А надо бы — ударить по мозгам электрическим разрядом. Только это не поможет. Ему плевать. Он ухмыляется.

И вжимает меня в свое тело: сильно, плотно, пошло, забирается пальцами под зеленый шелк халата, пробегает по бедру. И между. Придушенно выдыхает. Взгляд — дикий, горячий, кажется, что сейчас он выпустит клыки и вонзит их в меня.

Одним движением Виса дергает за пояс изумрудного халата и шелк скользит в стороны. Вампир прижимается к моему оголенному телу. Шерсть распахнутого пальто. Остатки морозного запаха.

Виса тяжело втягивает воздух. Проводит холодной ладонью по моим вздымающимся ребрам и животу, а я так обескуражена его внезапной наглостью, что бессильно стою.

Снегопад за окном усиливается.

Мне хочется скрыться в его пучинах. Исчезнуть!

Я задергиваю халат, прикрывая грудь, борюсь с поцелуями Висы, стекающими по шее. Мы ведем немую битву.

Он делает шаг и прижимает меня к столу, наваливается и не дает подняться — всё происходит со злой отчаянной силой, будто это его последний шанс получить то, что он так жаждет.

— Виса, — протяжно шиплю, обретая речь. — Не смей!

Взгляд вампира настолько темный, что я не уверена, смогу ли справиться с ним. К моему удивлению, он приподнимается и достает из-за пояса атам. Обоюдоострый кинжал, которым он проводил ритуал.

— Знаешь, откуда он? — жарко выдыхает Виса. — С горы Мегиддо. Я выкопал этого красавца из глубины в десять метров.

— Зачем? — без выражения спрашиваю, гадая, куда он клонит.

Гора Мегиддо — особое место. У нее есть и другое название — Армагеддон. Место, где, по поверьям, состоится последняя битва добра со злом.

— В Иерусалиме я нашел одного старого, как белый свет, монаха. Он поведал об оружии, способном сводить с ума нечисть, о мечах и кинжалах, спрятанных глубоко под горой Мегиддо. Они обладают колоссальной магической силой. А после особых ритуалов становятся поистине смертоносны не только для колдунов и ведьм, блокируя их магию при ранении, но и для самих исчадий преисподней. Я сделал то, что было нужно. Я уговорил монаха освятить клинок, а затем, в полночь Нового года, мы искупали его в крови страшных грешников, как ты помнишь. Теперь атам невероятно опасен... Особенно для демонов.