Волчара молча опускает меня на землю и кивает:
– К следующему препятствию, Шияро. С этим ты не справилась.
Кто бы сомневался, что меня отправят дальше. Но лучше бы на жердочку, честное слово.
Все еще чувствуя напряжение в мышцах, я бегу к стене. Она метров семь, не меньше и имеет снизу метку, обозначающую, что нельзя взбираться с разбега, как я обычно это делаю.
Мне уже хочется взвыть, но лисы не воют. Выть позорно, а мне и так на сегодня более чем достаточно.
Протягиваю уставшие руки, хватаюсь за выступающую доску и буквально на кончиках пальцев тяну свое тело вверх. Носком сапога нахожу такую же доску внизу, опираюсь и снова карабкаюсь вверх. Устаю достаточно быстро.
Я не видела, как по стене взбирались волки, но уверена, что это был тот еще квест даже для них.
– Давай, лисичка. Ты должна что-нибудь придумать, – насмехается волчара. – Ты же была лучшей на потоке.
Облезни, белобрысый!
Могла бы, зашвырнула бы в него чем-нибудь. И уже плевать, что он офицер. Что он мне сделает, в конце концов? Еще одно дежурство с Дайром поставит? Уж этого засранца я переживу.
Снова цепляюсь за выступающую доску, подтягиваюсь. Чувствую, как ноют кончики пальцев, и сжимаю зубы, подтягиваясь снова. И так доска за доской, пока пальцы не начинают слабеть.
Уже в конце, когда остается преодолеть жалких полметра, мои пальцы соскальзывают, и я по инерции цепляюсь за доску ногтями. Боль простреливает через руки прямо в мозг, и я почти падаю. Не знаю, откуда берутся силы, но я нахожу их, чтобы удержаться.
Едва не реву от боли.
Подтягиваюсь снова и перекидываю свою тушку через стену.
– Молодец, Шияро. Но это еще не все. Спускаться не легче.
Смотрю вниз и понимаю, что на стене нет привычных канатов для спуска. А спрыгнув, можно что-нибудь себе сломать. Ноги, например. Или шею.
61
Смотрю на окровавленные пальцы и снова хочу выть, потому что ими придется держать еще пару метров вниз.
– Чтоб вам всем хвосты подрало, – шиплю я, опуская ноги.
Носком сапога нахожу упор и опускаюсь ниже, свисая на одной руке. Второй ищу зацеп и почти паникую, понимая, что в таком положении очень сложно ухватиться. Ладонь находится ниже уровня плеча. И мне остается либо прыгать, либо пытаться зацепиться в момент спуска, но это наверняка травма пальцев.
– Шияро, все отделение уже закончило прогон, – насмешливо протягивает Ад.
А мне хочется ему врезать. Опять.
– Я за них очень рада! – шиплю в ответ, едва не кусая губы.
Снова жмурюсь на миг, готовясь к боли, и, уперев носок сапога в стену, начинаю резкий спуск, надеясь, что успею упереться в выступ до того, как сорву ногти на пальцах.
– Ащ-щ-щ! – шиплю, пытаясь заблокировать боль.
Жмурюсь и не поднимаю головы, чтобы не видеть жуткой картины. Нахожу новый выступ и вниз. На глаза наворачиваются слезы. Я ненавижу себя за это в данную минуту.
Сжимаю зубы, губы, жмурюсь и шмыгаю носом. Даже матом ругаюсь на всех и вся, но упорно стараюсь не плакать.
Я ненавижу слезы. Слезы — признак слабости. Одно дело — лить их, когда боль душевная, но даже тогда это зазорно. Другое — когда физическая.
Спустившись, я не смотрю на свое отделение и волчару. Иду к следующему препятствию и взбираюсь на турник.
Руки начали болеть еще на первом препятствии, а сейчас я и вовсе забуду, что они у меня есть.
Потому что нужно с грузами на ногах в висячем состоянии преодолеть лестницу с широкими пролетами. Хватаюсь за первую перекладину, подхватываю ногами вес и начинаю медленно перебрасывать свое тело, делая перехваты руками с балки на балку.
Времени на это уходит уйма. Я и половины не успеваю преодолеть, как израненные пальцы срываются, и я падаю на землю.
– Не справилась. Следующее препятствие! – командует Брысь довольно жестким тоном, от которого волосы на загривке встают дыбом.
Я всех подвела. Я знаю это, потому он так злится. Может быть, он рассчитывал, что моей выносливости хватит на большее, но я оказалась слабой. Настолько слабой, что ни одно из следующих препятствий преодолеть так и не сумела.
– Плохо, Шияро, – хмуро сообщает Ад. – Итого одно из двенадцати.
Я стою, опустив голову. Дыхание сбитое, мышцы ноют, кончики пальцев ужасно болят. Пульсируют и болят, словно я по каждому треснула со всей силы молотком.
Офицер приближается ко мне и за подбородок вздергивает мое лицо. Я вижу темный грозовой взгляд, словно сейчас меня поразит молнией.
– На соревнованиях будет восемь дополнительных препятствий, лисичка. Один из девятнадцати — это не результат, а дохлая попытка принять участие.
И снова я чувствую себя обузой. На этот раз меня не окунает в пучину воспоминаний, но я четко представляю себе глаза того мальчишки.
Кто он? И почему было так больно и страшно в тот момент?
– Нужно подумать, Шияро, – Ад выпускает мой подбородок и командует: – Живо в санчасть!
Я неверяще хлопаю глазами. Зачем санчасть? Оно ведь само...
– Повторить приказ? – щурится волчара.
– Никак нет! – Рявкаю я и опрометью бросаюсь в заданном направлении.
62
С чего вдруг отправил туда? На волках, конечно, оно быстрее заживает, но чем мне медик-то поможет? Пальцы перебинтует? Так ведь лучше не будет.
Честно говоря, меня такое отношение бесит. Я и так чувствую себя слабой, а если он как с хрустальной вазой со мной носится будет, и вовсе потеряю в себя веру.
Выдыхаю, когда оказываюсь у двери санитарной части.
Возьми себя в руки, Лис. Хватит уже сопли пускать. Ну не справилась физически, подумай, как обойти систему. Волчара ведь именно для этого прогон устроил. Чтобы увидеть недостатки в твоей физической подготовке.
Ага. Только в моих недостатках физической подготовки не обнаружилось.
Стискиваю кулаки и едва не шиплю от боли. Вхожу внутрь и первое, что вижу – волчица в белом халате.
Изумленно хлопаю ресницами, как и она, глядя на меня.
– Волчица? – не сдерживаю я вопроса.
– Лисица? – охреневает та вместе со мной.
Не скажу, что она красива. Широкие плечи, квадратная челюсть. Да, не лишена фигуры, но и нет лисьей мягкости, женственности, что ли.
Мы так и стоим разглядывая друг друга, как две идиотки, пока из кабинета не выглядывает мужчина средних лет. Далеко не альфа. Тощий, но высокий, серые пронзительные глаза, длинный нос и тонкие губы. От местных солдафонов резко отличается своей непривлекательностью.
– Чего тебе? – спрашивает грубо.
Протягиваю руки и демонстрирую израненные пальцы.
– Вот.
Врач, а судя по цепкому взгляду, это был именно он, вздергивает бровь.
– И?
Я не сразу нахожусь с ответом. Есть желание уйти, но ведь Брысь меня порвет, как грелку, если просто уйду.
– Офицер Крайм приказал явиться сюда.
Волк поджимает губы на секунду, но кивает и шире распахивает дверь.
– Заходи.
Войдя в кабинет, я осторожно осматриваюсь. В таких помещениях и бывала редко. Для оборотней вообще редкое явление необходимость обращаться к врачам. Только в случае каких-то серьезных травм. Например, в случае открытых переломов или проломов черепа. Открытые рано могут воспалиться и долго заживать, но не в случае, когда они незначительные.
– Показывай, – приказывает он.
Я протягиваю руки, позволяя ему внимательно рассмотреть ногтевые пластины и под ними.
– Мда, – вдруг выдает мужчина. – Думаю, ногти полностью слезут. По крайней мере на одной руке точно. Надо чистить от заноз.
Хмурюсь, продолжая сверлить мужчину взглядом.
– Само не заживет?
– Само может, – кивает он, – но, наверное, будет долго и мучительно неприятно, с вашими тренировками. Да и занозы будут неделями гнить под ногтями.
Представляю себе эту картину и передергиваю плечами.
– Дализа! – орет он внезапно.
В кабинет заглядывает увиденная мною ранее волчица. Смотрит на меня внимательно и с опаской, словно ч действительно представляла угрозу.