– О, Дрю, – сказала Гретхен, выпрямляясь. – Этого я не знала. Что за монстр?

Дрю принялся рассказывать эту печальную историю, причем гораздо подробнее, чем рассказал ее в свое время Гектору.

– Он явился к нам на ферму в ту ночь, когда я сбежал, в ту ночь, которая навсегда изменила всю мою жизнь. Огромный черный зверь, с когтями, хвостом, клыками. Глаза красные… – Дрю невольно поежился. – Я до сих пор вижу эти красные глаза. – Он показал три шрама на своей груди, которые можно было рассмотреть даже под свежими ссадинами. – Это его следы. Они никогда не заживут, эти шрамы.

– Это Крыса, Веррэт, – тихо сказала Гретхен. – Ты описал Веррэта, Дрю…

– Что? – спросил он. – Веррэт? Как Ванкаскан?

– Да, но не факт, что это был именно он.

– Нет, – сказал Дрю. – Я разодрал тому монстру лицо – я сам тогда был монстром, диким зверем. В ту ночь я впервые пережил трансформацию. И я хорошо помню, что нанес монстру рану, которую не заживить даже оборотню. Ванкаскан не смог бы скрыть такой шрам. Моя бедная мама, как мне тебя не хватает.

– Ты так нежно говоришь о своей матери, – вздохнула Гретхен. – Я завидую тебе.

Лисица погрузилась в молчаливое раздумье, сильно, до крови, прикусила губу.

– В чем дело? – спросил Дрю, озабоченный переменой в настроении Лисицы.

– Они говорят, что Вергар зачал тебя во время очередного своего похода с какой-то женщиной, и потому ты не имеешь права считаться Верлордом. Но если за твоей матерью приходил Веррэт, значит, это ложь. А твоя мать – родная мать… Я думаю, она жива.

– Что? – не веря своим ушам, воскликнул Дрю. Слова Лисицы ударили его словно обухом по голове.

– Твоим отцом был Вергар, – пояснила Гретхен, – следовательно, твоей матерью была королева Амелия.

Дрю был потрясен. Наконец, он узнал, кто он – действительно Верлорд.

– Их дети погибли во время большого пожара, который случился, когда Леопольд занял трон, – волнуясь продолжила Лисица. – Полагаю, ты тоже должен был погибнуть, но кто-то помог тебе спастись. Твоя «мать», как ты говоришь, была служанкой здесь, в Хайклиффе, так что маловероятно, чтобы ты родился где-то в далекой провинции, где шла война. Леопольд захватил трон и объявил, что все Волки мертвы, что их больше не осталось. Так началась династия Львов. Предполагаю, что все это время он именно так и считал.

– А что случилось с моей матерью? Что с ней сделал Леопольд? – спросил Дрю, привставая на колени, чтобы заглянуть Гретхен в глаза. – Где она? – закричал он.

Гретхен замялась, подыскивая слова.

– Она здесь, Дрю. В этом замке. Чтобы закрепить свое право на трон, он… – Гретхен спрятала лицо Дрю в своих ладонях. – Он женился на твоей матери, Дрю. Леопольд взял в жены королеву Амелию.

В эту минуту в замке повернулся ключ. Гретхен отдернула свои ладони от лица Дрю и вскочила на ноги. Дверь отворилась. Дрю свернулся калачиком на полу, из глаз его текли слезы. Только сейчас до него начал полностью доходить смысл слов Гретхен.

В дверях появилась фигура принца Лукаса.

– Моя дорогая, – сказал юный принц, элегантно протягивая ей руку. – Думаю, достаточно. Я исполнил твою просьбу, но теперь пора. Нас заждались гости. – Он улыбнулся, заметив слезы на лице Дрю. – Я вижу, ты, как и собиралась, показала этому негодяю, что такое когти Лисицы. Теперь пойдемте, миледи, завтра нас ждет трудный день.

– Вы правы, мой дорогой, – ответила Гретхен, следя за тем, чтобы ее голос не дрожал. – Я сказала все, что хотела сказать, и благодарю вас за эту предоставленную мне возможность. Надеюсь, он не забудет наш разговор.

Гретхен многозначительно посмотрела на Дрю, который стоял на коленях и все еще пытался осмыслить услышанное. Значит, его мать – королева Амелия? И она жива! Вот он, его шанс на спасение. Только сможет ли она убедить мужа проявить милосердие?

– Милорд, – отчаянно бросился в бой Дрю и пополз к принцу на коленях по холодному полу. Избитый, изломанный, умоляющий мерзкого юного принца. Неожиданно в голове Дрю промелькнула мысль о том, что Лукас – его единоутробный брат. Интересно, сможет ли поколебать юного Льва такое откровение? Вряд ли. Если бы Дрю мог сложить сейчас руки, он сложил бы их. Но придется умолять Лукаса и без этого. – Мне необходимо переговорить с королевой. Могу я передать записку для нее? Могу я увидеться с ней?

Лукас ударил его с такой силой, что выбил зуб – правда, тот уже и так шатался. Принц помахал в воздухе онемевшей от удара рукой, восстанавливая в ней кровообращение.

– Как ты смеешь говорить о моей матери, королеве, таким фамильярным тоном? Если завтра утром мой отец не захочет собственноручно отрубить тебе голову, это за него с удовольствием сделаю я сам.

Принц наклонился над лежащим, словно куча тряпья, Дрю и плюнул на него.

– Пойдемте, – сказал Лукас, поднимая с пола лампу и подставляя Гретхен свою согнутую в локте руку. – Мы уходим.

С этими словами будущая чета покинула камеру. На пороге Гретхен оглянулась, лицо ее исказилось от боли при виде распластанного на полу друга. Принц потянул невесту в коридор. Охранник с громким отвратительным стуком захлопнул и запер дверь камеры.

Два золотых кубка со звоном ударились друг о друга перед сидящим за столом Берганом, и чокнувшиеся рассмеялись, когда их обдало брызгами хмельного меда. Чтобы скрыть свое презрение, Берлорд сделал глоток из своего кубка. Банкетный зал замка Хайклифф был переполнен гостями – жуликоватые торгаши, изнеженные аристократы, верноподданные лизоблюды спешили воспользоваться редким гостеприимством короля-Льва. Берган заметил, что некоторые привели с собой разодетых и усыпанных драгоценностями жен, другие предпочли оставить их дома – очевидно, предполагая всласть погулять на королевской свадьбе. В зале буквой П были расставлены три стола невероятных размеров. За главным, поперечным, столом сидел сам король и самые близкие к нему люди.

Вся эта огромная, изрядно подпившая компания без устали жевала, звенела кубками, переговаривалась с соседями. Возле столов крутились небольшие собачки, то и дело вступавшие в свару из-за брошенного им куска.

Гостей беспрерывно развлекали шуты, жонглеры, фокусники, карлики, в стороне стояли музыканты и дули в свои дудки, а развеселившиеся гости то и дело отпускали шуточки, чаще всего непристойные. С потолка позади каждого стола спускались красные занавеси с золотыми гербами Леопольда, такое же полотнище полыхало и за столом, за которым сидел король.

За боковыми столами ближние к королевскому столу места занимали самые богатые и влиятельные Верлорды – сорок «первых» из бесчисленных аристократических семей Семиземелья. Одним из таких почетных гостей был герцог Берган. В центре «главного» стола на троне – правда, не таком огромном и пышном, как в Большом зале, – восседал Леопольд. Возле него мошкарой вились придворные, каждый из которых умолял государя разрешить шепнуть ему кое-что на ушко. Слева от Леопольда сидела королева Амелия – тихая, спокойная, элегантная. Она была единственной из рода Волков, кого Леопольд мог терпеть рядом с собой. Амелия была снежной Волчицей из далекого города Шедоухэвен в Стурмланде и, может быть, именно поэтому уцелела, когда Леопольд пришел к власти. А больше всего король боялся, презирал и истреблял других Волков, серых.

На Амелии было длинное черное платье – других она традиционно не надевала, – длинные белокурые волосы стянуты назад и заколоты хрустальной тиарой. Берган заметил, что королева не пьет, не ест и выглядит глубоко погруженной в свои мысли.

Берган очень сочувствовал королеве. Он знавал ее в более счастливые времена, когда Амелия была душой хайклиффских банкетов, воплощением элегантности, радушной хозяйкой, умевшей принять и развлечь своих гостей. Сегодня он видел лишь бледную тень былой Амелии. Очевидно, ей никогда не оправиться после утраты Вергара.

По другую сторону от короля сидел принц Лукас, недавно возвратившийся за стол со своей будущей женой. Юный принц страшно кичился собой, с восторгом принимал поздравления от подходивших к нему гостей, громко смеялся. О Лисице сказать того же было нельзя. Будущая королева Гретхен ничего не ела, не пила, сидела молча и ни с кем не разговаривала. «Еще одна несчастная, страдающая душа», – подумал о ней Берган.