Здесь в толпе зааплодировали. Хлопки отражались от стен окружавших площадь зданий со звуком, напоминающим залп выпущенных стрел. Король указал рукой на королевский павильон, где занимали свои места принц Лукас, леди Гретхен и королева Амелия.

– Постойте, – продолжил Леопольд. – Сегодня не мой праздник, это день моего сына, Лукаса, и его очаровательной невесты!

Толпа вновь взорвалась аплодисментами и криками. Дрю посмотрел в сторону павильона. Юный принц поднялся, чтобы показать, как он благодарен за комплимент отца и внимание толпы. Гретхен продолжала сидеть рядом с женихом, одетая в серебристое платье, великолепно сшитое и украшенное драгоценными камнями. Лицо Лисицы было застывшим, как у статуи. Она, словно в трансе, смотрела перед собой невидящими глазами, в точности таким же было и выражение лица королевы Амелии. Дрю впервые увидел женщину, которая была его настоящей матерью, и сердце у него заколотилось от страстного желания, чтобы она посмотрела в его сторону. Длинные белые волосы королевы были стянуты назад и заколоты хрустальной тиарой. Она была потрясающе красива – только такой и представлял себе королеву Дрю, – но печальное лицо Амелии оставалось безжизненным, пустым был ее взгляд. На королеве было надето черное платье, траурное, словно она знала, что Дрю ее сын. Издалека Амелия и Гретхен напоминали своими платьями двух шахматных королев. Желудок Дрю вновь свело, на этот раз от безмерного страдания.

– Сегодня, – продолжал король, – мы празднуем союз Дома Льва и Дома Лиса, подтверждая тем самым нашу старинную верность и любовь друг к другу. Пусть это станет началом новой светлой эры в наших отношениях. Несмотря на свое недомогание, к нашим благословениям присоединяется и моя дражайшая супруга, желая тем самым показать свою привязанность к своей семье и своему народу.

Хотел бы Дрю знать, чем вызвано недомогание королевы. И больна ли она на самом деле? Наконец, король повернулся к Дрю.

– А это, – сказал он, указывая на стоящего перед ним на коленях юношу, – человек, который посеял смерть и смуту в нашей прекрасной стране. Это негодяй, топтавший нашу землю, терроризировавший добрых граждан, это преступник, жестокий и вероломный. Этот ублюдок появился на свет от Волка и неизвестной, которая решила, что ее сын, незаконный отпрыск злобного и грубого тирана, имеет законное право претендовать на королевский трон Лиссии. Что вы скажете, люди? Как вам этот король? – завопил Леопольд, указывая взмахом руки на Дрю. В толпе, которую с трудом сдерживали гвардейцы, зашикали, засвистели, послышались ругательства. Гвардейцы сильнее налегли на зевак выставленными вперед щитами и черенками копий.

Король кивнул, изобразив на своем лице возмущение и озабоченность, и перешел за спину Дрю, оставив его лицом к лицу с толпой, обливавшей юношу грязью. Затем Леопольд заговорил – тихо, так, чтобы слышать его мог только юный Вервольф.

– Слышишь эти крики, собака? – сказал он. – Твой отец, должно быть, вертелся бы сейчас в своей могиле, глядя на сопливого щенка, которого я вижу перед собой. Правда, вертеться он не может, мы сожгли его сгнивший труп и развеяли пепел.

Дрю почувствовал, как к его глазам подступают слезы, и стиснул зубы, чтобы сдержать их.

– Придумать же такое – что в моем собственном сыне течет часть той же крови, что и в тебе, – бормотал король. – Я сошел бы с ума, если бы такого пса, как ты, родила в этот мир моя королева. Поверь, я буду безмерно рад своей рукой убить тебя и тем самым смыть последний след Волка с этой великой леди.

– Значит, вы сами признаете, – заметил Дрю, не поднимая головы, – что королева моя мать. Почему вы лишили ее возможности узнать об этом? – перешел он на крик. – Вы чудовище!

Король не ответил, он просто приставил свою ногу к спине Дрю и принялся подталкивать его вперед. Дрю сопротивлялся, но Лев неумолимо прижимал его все ближе к холодному камню плахи. Дрю заглянул в стоящую перед ним корзину – внутри она была полна черных мушек, пировавших останками предыдущей жертвы королевского правосудия.

Леопольд вытащил из ножен свой меч, занес его лезвие высоко над головой – так, чтобы оно было видно всей толпе. На клинке меча играли солнечные блики, крики из толпы стали еще громче. На широком лезвии меча посверкивали серебряные руны, это означало, что удар будет смертельным для Верлорда. Таким же, каким оказался для барона Хата удар Брутуса.

– Я Лев, – заговорил король, глядя на лежащего у его ног Дрю. – Я король всех Семи земель и единственный повелитель и господин своего народа. – На щеку Дрю упали капельки королевской слюны. – Ты – Волк. Ты изгой, вымершая порода, пережиток времени, которому никогда не возвратиться.

Ненависть, которую испытывал этот человек к Дрю, казалось, можно было даже пощупать – с какой злостью Леопольд буквально выплевывал из себя каждое слово!

– Здесь ты был рожден, здесь и умрешь. Теперь готовься.

Леопольд выпрямился во весь свой немалый рост и высоко взметнул над головой зажатый в обеих руках меч. Дрю увидел у себя перед глазами длинную, резкую тень Льва – словно вырезанный из черной бумаги силуэт палача.

Но король не спешил, ему доставляло наслаждение мучить Дрю.

– Получай, – прошипел Леопольд, начиная, наконец, опускать меч вниз. – Ты продержался дольше, чем твои братья и сестры, а теперь прощай.

Завершив свое путешествие по воздуху, лезвие меча с оглушительным звоном обрушилось на пустую плаху – вверх полетели мелкие гранитные крошки. Толпа удивленно ахнула. Где же катящаяся голова, где бьющая фонтаном кровь? Дрю был перед королем, лежал на спине. Он настолько стремительно увернулся от удара, что поразил этим даже Леопольда. Лицо Льва перекосилось от ярости, загорелись глаза, начали вытягиваться клыки.

– Нет! – воскликнул Дрю, лежа со связанными за спиной руками. – Будешь так смотреть на меня, когда убьешь, монстр! – и дальше, обращаясь к толпе, закричал во весь голос. – Знайте! Я сын Вергара и Амелии, последний из рода Вервольфов из Лиссии, а Лев – вор и убийца!

– Молчать! – проревел Леопольд, становясь над Дрю и целя острием меча ему в грудь.

Толпа еще раз ахнула, гвардейцы из последних сил сдерживали напирающее на них человеческое море. В королевском павильоне началось движение – члены королевской семьи и знатные Верлорды вскочили с мест, желая рассмотреть, что происходит. Королева Амелия тоже встала, на лице у нее были написаны боль и потрясение. Гретхен приблизилась к королеве, крепко сжала ее ладонь в своей. А на эшафоте тем временем Лев на глазах всего Хайклиффа снова готовился убить Волка.

– Хочу увидеть, как ты убьешь меня, – процедил Дрю взбешенному королю, и странная безмятежная улыбка появилась на его лице. Дрю был спокоен. Меч начал опускаться.

Прежде чем меч Леопольда успел коснуться груди Дрю, трое гвардейцев с быстротой молнии мелькнули по эшафоту и врезались в короля, свалив его с ног на жесткий помост. Над Дрю, на том самом месте, где несколько секунд назад стоял Лев, появился четвертый гвардеец. Дрю не мог рассмотреть лицо этого человека, мешало стоявшее у него за спиной солнце, но не узнать надетую на нем униформу Львиной гвардии было невозможно. Не обращая внимания на начинающийся вокруг хаос, человек опустился на одно колено и перевернул Дрю на живот. Дрю почувствовал, как задвигался нож, перерезая необычайно крепкие из-за серебряных нитей веревки, которыми были туго связаны его запястья.

– Кто вы? – спросил Дрю, пытаясь перекричать шум и гвалт толпы, но ответа не получил. Он взглянул на площадь перед эшафотом – оттуда раздавался топот обутых в сапоги ног, звон мечей и щитов.

Гвардейцы ожесточенно бились друг с другом, а присмотревшись, Дрю обнаружил деталь, которая потрясла его. Часть гвардейцев сбросила свои красные плащи, и под ними обнаружились старые потертые накидки с серебряной головой волка на черном фоне. Их было немного, гораздо меньше, чем солдат Леопольда, но они яростно прорубали себе путь к эшафоту, в то время как человек за спиной Дрю заканчивал перерезать веревки. Дрю обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как трое из четверых вскочивших на эшафот и сбивших короля солдат летят по воздуху, подброшенные могучими ударами поднявшегося с пола Леопольда.