Архитектуру можно считать главным общественным искусством ислама, так как медресе, мечети, дворцы и крепостные укрепления были важны как для религиозной, так и для светской жизни мусульманского общества. Скульптура и живопись, занимавшие столь выдающееся место в западной культурной традиции, играли иную роль в мусульманской культуре ввиду запрета, налагаемого религией Мухаммеда на изображения. Скульптура так тесно ассоциировалась с идолопоклонством, что ее в мусульманских странах во все времена было мало. Живописи удалось выжить, несмотря на запреты, но лишь в виде полусекретного искусства для частных собраний, поощряемого горсткой правителей и богатых придворных. В сущности, исламская живопись скорее относится к домашним ремеслам наряду с керамикой, ковроткачеством, ткацким искусством и изготовлением мебели. Все эти ремесла достигли удивительного совершенства в 1000-1500 гг. и позднее[830].

Почти все мусульманские фрески были уничтожены вместе с дворцами, которые они украшали, однако иллюстрации, сохранившиеся в манускриптах, отчасти могут дать представление об уровне развития живописного искусства ислама. Основной школой живописи была персидская, базирующаяся на искусстве Сасанидов, манихеев и буддистов. Персидские живописцы использовали также отдельные аспекты китайского стиля после монгольских завоеваний XIII в. и проводили смелые эксперименты с перспективой и прочими элементами живописной техники европейского Ренессанса. В XIV в. им удалось уже выработать свой индивидуальный синтетический стиль, а в XV-XVI вв. мусульманская школа достигает пика своего развития. Неповторимая гамма красок и четкость рисунка персидских миниатюр ставит их в один ряд с величайшими мировыми живописными шедеврами. Эти миниатюры обычно служили иллюстрациями к сборникам персидской поэзии и в этом качестве проникали во все уголки мусульманского мира, где проживали ценители этой поэзии[831].

Несмотря на привлекательность ислама как религиозного учения и на ряд практических преимуществ, которые приобретали обращенные в эту господствующую веру, терпимость, присущая Корану по отношению к последователям Библии, позволяла выжить и просуществовать христианским и еврейским общинам на Среднем Востоке в течение многих столетий после завершения мусульманских завоеваний. Даже крестовые походы, чьи первоначальные успехи в 1099 г. поставили на какое-то время под сомнение военное превосходство мусульман и вызвали обострение противоречий между этими вероисповеданиями в Леванте, не привели к массовому преследованию христиан в мусульманских государствах. Однако уже в XIII в. в результате вторжения монголов мирное сосуществование религиозных сообществ Ближнего Востока радикально изменилось.

Еще до столкновения с исламом монголы сталкивались и с буддизмом, и с христианством несторианского толка среди уйгуров и других тюркских народов Востока. Отдавая должное особенностям этих цивилизованных религий, вожди монголов особым образом использовали элементы ритуальных действий служителей буддизма и христианства в дополнение к своим родовым шаманским обрядам. В результате, как только монголы стали правителями на Среднем Востоке, они сначала поддержали христиан в их противостоянии исламскому большинству. Без сомнения, такая стратегия имела вполне определенное политическое обоснование; поскольку мусульмане оказывали сопротивление своим завоевателям-иноверцам, лояльность благодарных христиан представляла собой ценный политический капитал[832].

Обращение правителей Персии в ислам в 1295 г. привело к длительному и ожесточенному преследованию «изменнических» христианских меньшинств со стороны мусульман. Последовали массовые выселения и убийства, принудительное обращение в мусульманство. В результате этих акций христианские общины Ирака и Сирии утратили свое значение. К 1300 г. лишь несколько горных районов этого региона остались безопасными для проживания христиан[833]. В Египте, который избежал завоевания монголами, и в Анатолии, где политика завоевателей не сумела возбудить серьезной религиозной вражды, христиане выжили и как влиятельное религиозное меньшинство сохранились до настоящего времени, но в Сирии и Месопотамии, в глубоком тылу мусульманского мира, христианские сообщества после 1300 г. перестали быть значительными по числу верующих[834].

Иудеям в мусульманском мире выжить было гораздо легче, чем христианам, несмотря на то что они также пострадали от преследований и насилия толпы в XIII-XIV вв. Еще до нашествия монголов Месопотамия была главным интеллектуальным, религиозным и экономическим центром евреев и оставалась таким до времен правления Сасанидов. После этого уже ни один центр иудаизма особо не выделялся и не пользовался очевидным преимуществом, хотя различные еврейские общины продолжали поддерживать между собой связи, как и прежде, вопреки существующим политическим границам.

Копты, иоанниты, несториане и другие христианские секты Леванта настолько бдительно охраняли собственные традиции, что не проявляли интереса ко взглядам и мироощущению, преобладающему в окружающем их мусульманском обществе. У евреев тут было иначе. Они, хотя и продолжили развивать свое древнее наследие — Закон (Тору) как ее интерпретировали и применяли поколения ученых раввинов[835], это не мешало людям, подобным Моисею Маймониду (Моше бен Маймон, 1135-1204), принести свежие веяния различных учений в довольно пыльные залежи мудрости раввината. Маймонид был практикующим врачом и создал ряд трактатов по медицине, но известность ему принесли скорее его работы как богослова и философа. В своих размышлениях он стремился примирить рационализм Аристотеля (в арабской трактовке) с религиозными откровениями Библии. Его работа поразительно перекликается с работой его современника и соратника из Андалузии Ибн Рушда. Но тогда как более поздние мусульманские богословы в основном отвернулись от строгого рационализма Ибн Рушда, книга Маймонида «Путеводитель колеблющихся» оказала большое влияние на более поздних мыслителей иудаизма (да и латинского христианства).

Несмотря на тесные контакты с окружающим его огромным мусульманским миром, иудаизм оказался способным сохранить свою социальную и интеллектуальную обособленность, поддержать существование иудейской литературы[836]. Древнееврейский язык оставался живым в среде философов, на нем создавались произведения художественной литературы, расцветало живое древо поэзии. Кроме того, евреи расселялись и вне пределов исламских территорий, проникнув в христианский мир и создав ряд отдаленных поселений в Индии и Китае. Еврейские торговцы и мудрецы поддерживали связи между собой, невзирая на границы, разделявшие мусульманский и христианский мир. Тем самым иудеи поставили себя в положение посредников, готовых распространить некоторые аспекты исламской цивилизации в Западной Европе, как только Европа будет готова к этому.

Увеличение религиозной однородности в сердцевине исламского мира компенсировалось постоянным и массированным притоком новых сообществ, которые военная экспансия мусульман объединяла под своим господством. В Восточной Европе отношение между мусульманскими повелителями и их новыми христианскими подданными сводились к уже известным моделям; но ситуация в Индии была совершенно другой. В представлении мусульман, согласно законам их веры, индуисты и буддисты не были «народами Книги» и считались идолопоклонниками — именно по этой причине они были исключены из сферы действия традиционной религиозной терпимости. Кроме того, во многих индуистских храмах и монастырях были сосредоточены огромные богатства и драгоценности, и это вызывало искушение рассматривать их как объекты грабежа. В результате исламское проникновение в Индию вначале приняло форму священных войн за веру, в которых неприятие идолопоклонства вдохновило победоносные армии мусульман на грабеж и уничтожение главных религиозных центров северной части Индии[837]. Как мы уже видели, буддизм рухнул под таким натиском, но индуизм, глубоко укоренившийся в повседневной жизни и религиозности индийского народа, пережил потерю своих храмов и с честью выдержал вспышки гонений со стороны мусульман.