Суверенный греческий полис победил с небывалым успехом в Персидских войнах. Неожиданный исход вторжения Ксеркса в 480 г. до н. э. убедительно доказал многим, в частности и Геродоту (ок. 484-424 до н. э.), что под защитой богов свободные люди, объединенные в города-государства, могут не бояться никакой военной опасности извне, развивая личную гражданственность и стремясь к славному общественному величию, невозможному при самодержавии[411]. И все же в глубине этого феномена лежал парадокс, который вскоре стал очевиден, — чрезмерное возвышение одного полиса приводило к утеснению свободы и величия его соседей. Еще в VI в. до н. э. при гегемонии Спарты на Пелопоннесе встал вопрос о том, где пролегает законный предел свободы каждого полиса в международных делах (т.е. во взаимоотношениях между полисами). Этот вопрос стал актуальным после 466 г. до н. э., когда Афины начали преобразовывать союз городов в империю со структурой налогов и податей[412], хотя изначально он создавался как свободная лига для защиты от персов.

Таким образом, афинский империализм очень быстро и ясно показал недостатки идеального представления о полисе, унаследованного еще из VI в. до н. э. Даже поражение Афин не решало эту дилемму; хотя Спарта и ее союзники вступили в Пелопоннесскую войну (431-404 гг. до н. э.) с декларируемой целью восстановления свободы греков, практический результат был совершенно иным. После 404 г. до н. э. победившая Спарта начала вмешиваться в дела других городов даже более своевольно, чем Афины; Фивы и Македония позже поступали точно так же. Откровенно говоря, суверенитет множества маленьких городов-государств не был реален в период, когда уже были созданы огромные армии и флоты, требующие для своего содержания дани и захватов. И все же, даже в III в. и II в. до н. э., несмотря на отдельные успешные усилия объединенного правительства, греческий партикуляризм оказывался слишком сильным, чтобы реализовать устойчивый союз или допустить управление извне. Только подавляющее военное превосходство Рима положило конец внутренним войнам.

Пелопоннесская война ускорила процесс как распространения, так и упадка греческой культуры. То, что начиналось в 431 г. до н. э. как локальная война на материковой Греции, распространилось на дальние области, поскольку в борьбе каждая из сторон искала союзников везде. Победа над Афинами стала возможна только после использования Спартой военной мощи персов. Территории на периферии — Сицилия и Южная Италия, Фракия, Македония, Эпир — также были вовлечены в войну и зачастую сами становились местом сражений либо поставляли наемников и обеспечивали стратегические базы. Таким образом, привлечение на свою сторону персидских сатрапов и фракийских царей, советов племен дикого Эпира или городских собраний Сицилии и Южной Италии — все это в итоге слилось в систему дипломатического и военного равновесия с центром на территории Эгейского бассейна. А так как тот же бассейн был центром эллинской культуры, другие народы, которых война свела с этой цивилизацией, стали так или иначе испытывать ее влияние. Персидские вельможи, подобные молодому Киру Младшему, наемные воины из варварской Акарнании (Эпира), сицилийские греки, которые обратили в рабов остатки афинской экспедиционной армии и, согласно легенде, освобождали тех, кто мог продекламировать стихи Еврипида, — все они, как и многие другие, восхищались и перенимали множество элементов афинской культуры.

И все же в самом сердце греческой цивилизации Пелопоннесская война в корне подорвала жизнь полисов. Во многих городах-государствах следствием военного времени стало деформированное, а то и вовсе разрушенное чувство гражданской сплоченности. То, что произошло, лучше всего можно описано словами Фукидида:

«…весь эллинский мир содрогнулся; всюду шла борьба между народными вождями, которые взывали к афинянам, и олигархами, призывавшими на власть лакедемонян [спартанцев]. В мирное время не было ни предлога, ни желания оглашать такие призывы; но когда идет война, возможность привлечь союзников становится как никогда желанной, и все это враги делали ради наибольшей выгоды для себя и наибольшего вреда другому…

Наступившие бедствия посеяли во всех эллинских странах всякое беззаконие. Простота древних, для которых честь была превыше всего, стала осмеяна и отринута; общество разбилось на враждебные лагери, где никто не доверял своим товарищам»[413].

Греческие города-государства никогда больше полностью не оправились от таких потрясений. В Афинах после войны подозрение и взаимная ненависть разделили общество на группы, отделили богатых от бедных[414]; подобное происходило и в других греческих городах.

Старая концепция гражданства, по Периклу, с его требованиями равенства для каждого человека не могла полноценно действовать. Индивидуализм, политическая пассивность и чувство личного отчуждения распространились повсеместно. Карьера Ксенофонта (ок. 430-355 или 354 до н. э.), афинянина, который воевал в самом сердце Азии, будучи наемником на службе у Кира Младшего, а впоследствии удалился от активной жизни в поместье на Пелопоннесе, хорошо иллюстрирует ослабление связей греческого полиса, столь характерное для IV в. до н. э. Полный отчаяния эпилог его истории Греции, возможно, отражает широко распространенные усталость и замешательство в умах поколения, для которого старый идеал полиса уже не мог представлять ценности и в тоже время еще не могло возникнуть моральной и политической альтернативы. О сражении при Мантинее (362 г. до н. э.)[415] Ксенофонт записал:

«Результат сражения был совершенно противоположен тому, который все ожидали… каждая из сторон заявляла о своей победе, хотя ни одна из них не получила ни малейшей прибавки к своей земле, ни новых союзников, ни владений по сравнению с теми, что они имели перед сражением. После сражения вопреки ожиданиям общее беспокойство и хаос в эллинском мире лишь увеличились. Однако я не собираюсь продолжать свой рассказ и оставляю эту возможность тем историкам, которым будет угодно написать о том, что за этим последовало»[416].

В Афинах, единственном греческом полисе, о котором мы более-менее хорошо информированы, уже в IV в. до н. э. наблюдался процесс разделения функций, которые в V в. до н. э. выполнялись единым гражданским обществом. Профессиональные воины и полководцы все в большей мере ограничивались решением чисто военных проблем, как это стало привычным еще в период Пелопоннесской войны. Профессиональные ораторы и демагоги захватили контроль над городским собранием. Финансисты занялись весьма непростой задачей составления сбалансированного государственного бюджета.

Призывы к славному прошлому и былой славе Афин все еще находили отклик у афинян, но даже красноречие Демосфена (ум. 322 до н. э.) не могло сделать большего, чем раздуть слабый жар в гаснущих и слабо тлеющих угольках греческой цивилизации. Тесно спаянная в 500 г. до н. э. община со временем преобразовалась в гораздо более свободное, с явно выраженным космополитизмом, но значительно менее энергичное общество. Исключительная человеческая энергия, которая, собственно, и привела Афины к процветанию, уже никогда более не возродилась с былой силой. И все же формы культурного выражения, которые появились в Афинах в V в. до н. э., сохранились и активно использовались как пример для многих последующих поколений, придавая таким образом отпечаток необычности греческой цивилизации и обеспечивая ее вечную привлекательность.

ТРАГЕДИЯ. Несмотря на то что «песни козлов» распевали в архаическую эпоху во многих городах Греции, прославляя популярного, хотя и с плохой репутацией, бога Диониса, но только в Афинах из этого языческого ритуала родилось высокое искусство. Индивидуальный гений горстки поэтов наряду с богатством, позволившим обставить театральные подмостки, сделало принципиально возможным такое развитие. Важной и одновременно исключительно редкой в человеческой истории чертой театра того времени было достижение широкого взаимопонимания между драматургом и публикой. Это было возможно благодаря исключительной сплоченности греческого общества — сплоченности, которая выражалась в дионисийских фестивалях и других подобных публичных религиозных действах, каждое из которых само по себе было выразительным и постоянно обновляющимся драматическим представлением.