Рассматривая триумфальный поход через Азию, вероятно, продолжавшийся более 200 лет, невозможно не отметить лингвистические и этнические изменения, которые скорее всего произошли в рядах завоевателей. Воины победоносных орд поселялись в захваченных оазисах и наверняка брали в жены местных женщин, а потом, через поколение, снаряжали своих сыновей в новые походы. Однако не стоит думать, что индоевропейцы когда-либо покоряли Китай. Также вряд ли их число было большим, раз маршрут завоевателей проходил через небольшие оазисы бассейна реки Тарим, которые наверняка не могли прокормить много людей и лошадей. Таким образом, малые размеры оазисов и невозможность прокормить новое поколение сыновей внутри их пределов должны были стать сильным стимулом для продолжения походов на восток.

Отсутствие необходимых археологических данных затрудняет понимание связи между Западной Азией и Китаем. Связь между Азией и Индией значительно понятнее. Примерно в 1200-1500 гг. до н. э. орды арийских колесниц и лучников двинулись на юг из Восточного Ирана в направлении долины реки Инд[186], где они, пользуясь своим военным превосходством, уничтожили индскую цивилизацию.

Такие широкие процессы завоевания, в результате которых окраинные районы Месопотамии влились в границы цивилизации, продолжились и с учетом местных особенностей охватили всю Евразию, от Атлантического океана до Тихого. Социальные различия между завоевателями и завоеванными говорят о том, что богатство накапливалось и сохранялось, чтобы поддерживать достижения цивилизации по всей территории земледельческой Евразии. Но на деле лишь иногда это удавалось после нашествия колесниц. Чаще милитаризация общества, порожденная стремительной экспансией степных кочевников, имела разрушительный эффект, как в Индии. Непрекращающаяся война, повседневная жестокость, грубая эксплуатация зависимых крестьян — все это редко приводит к созданию новой цивилизации. Однако милитаризм, ассоциируемый с завоеваниями кочевников, придал новый оттенок человеческой жизни в тех регионах Евразии, где плотность населения была достаточной для того, чтобы завоевательные походы себя оправдывали. Только отдаленным участкам юго-восточных джунглей и арктического Севера удалось избежать влияния агрессивного варварства во II тыс. до н. э.

Милитаризация евразийского общества остановила развитие цивилизаций морского типа. Всадники, признающие только воинский кодекс чести, не могли ни понять, ни уважать купеческий образ жизни, видя в купце лишь предмет легкой наживы. В таких условиях некоторые ранние морские торговые пути были забыты и не использовались. Из-за опасности грабежей дальние морские путешествия прекратились. В I тыс. до н. э. лишь в Бенгальском заливе и юго-западной части Тихого океана мореплавание сохранилось в прежнем виде, поскольку на побережье жили мирные племена, которых еще не затронул воинственный образ жизни цивилизованных народов и кочевых племен.

Однако в Северной и Центральной Евразии военно-политические события переместились на сушу и морские пути утратили былое значение. Заглушаемый шумом баталий, очень сложный, непрерывный и вечный процесс культурного взаимодействия народов продолжался. Столкновения между различными этносами порождали настолько большие социальные изменения, что вскоре более мирное население Юго-Восточной Азии стало выглядеть на их фоне анахронизмом. Постоянная военная угроза извне не позволяла ни одному народу вести размеренный образ жизни. Тем не менее, несмотря на отдельные периоды упадка, вызванные войной и разрухой, человечество продолжало стремиться к цивилизованной жизни, обеспечивающей уверенность и стабильность.

Начиная приблизительно с 1700 г. до н. э. волна нашествий варваров вызвала глубокие изменения на политической и культурной карте Среднего Востока; вскоре после этого развитие приемов ведения войны с использованием колесниц придало наступлению варваров чрезвычайную стремительность.

К 1700 г. до н. э. Сирия и Палестина были разделены между множеством мелких царств и городов-государств, а Египет находился в состоянии анархии со времен падения Двенадцатой династии. Ни одно из этих государств не могло эффективно противостоять грабительскому вторжению ни племен из южных пустынь, ни северных горцев. Каждый из этих потоков мог быть изначально этнически и языково однородным; но вскоре началось слияние племен, намного отличавшихся по происхождению. В результате остается загадкой, каким было этническое и культурное происхождение гиксосов, сперва проникших в Египет и Палестину, а затем — около 1680 г. до н. э. -установивших там постоянное политическое господство.

Вскоре и Месопотамия ощутила на себе натиск подобных захватчиков. Централизованная власть Хаммурапи не смогла противостоять периодическим внезапным набегам варварских горских племен. Эти набеги приобрели серьезный характер вскоре после его смерти и продолжались больше столетия, пока варвары-касситы не установили господство над большей частью Месопотамии около 1525 г. до н. э. Касситские монархи, как и властители гиксосов, опирались на войска, состоявшие из воинов разных племен, принадлежавших по крайней мере к двум различным языковым группам.

Таким образом, три группы захватчиков объединились в деле покорения центров цивилизации древнего Среднего Востока. Из южных засушливых степей пришли племена, говорившие на семитском наречии; с предгорий спустились хурриты и касситы, а из более отдаленной степи пришли племена, говорившие на индоевропейских языках. В нападении на цивилизованное общество равнин индоевропейские воины, возможно, в силу своего технического превосходства, выраженного в военном применении колесниц, организовывали и вели за собой горные племена. В любом случае, как касситское государство в Центральной Месопотамии, так и новообразованная империя Митанни в долине верхнего течения Евфрата управлялись царями, которые поклонялись богам с индоевропейскими именами. Менее бесспорны свидетельства присутствия индоевропейских племен среди гиксосов. В общем, индоевропейцы, похоже, были немногочисленны. Как тонкий правящий слой они быстро приняли языки своих союзников — хурритов, касситов или семитов. Вследствие этого сохранились только слабые следы их языковой самобытности[187].

Продолжающаяся опасность варварских набегов и завоеваний сузила, отодвинула назад географические границы цивилизованной жизни на Среднем Востоке. Месопотамия и Египет пережили это потрясение лучше других благодаря большему количеству населения и развитым культурным традициям, но за пределами долин, где цивилизация укоренилась менее прочно, варварские атаки подчас совершенно прерывали цивилизованную жизнь. Некоторые города были так разрушены, что на их месте остались лишь безлюдные пустоши. В других случаях полуварварские народы обживали руины более развитых общин. Тем не менее при всей своей жестокости и стремлении к грабежу варвары старались не уничтожать преимущества цивилизации, а наслаждаться ими. Постепенно, по мере того как новые завоеватели оседали и принимались защищать завоеванное, воскресали города и образ жизни цивилизованного общества. К XV в. до н. э. мощные цивилизованные государства, большинством из которых правили потомки захватчиков-варваров, разделили плодородные сельскохозяйственные области Древнего Востока и поддерживали оживленные дипломатические, коммерческие и культурные отношения. Старые географические культурные барьеры были сломаны, и на Среднем Востоке начала возникать космополитическая цивилизация, в целом включившая в себя Египет и Месопотамию.