Однако рождение цивилизации не остановило реактивные социальные процессы в этом районе. Напротив, наличие в нижнем течении Тигра и Евфрата столь могучего, богатого и культурного сообщества дало этим процессам новый толчок. Нуждаясь в металлах, древесине и камне, добываемых в далеких странах, цивилизованные государства были вынуждены либо посылать экспедиции для вырубки деревьев, добычи руды и камня, либо заставлять местное население выполнять для них эту работу. В обоих случаях были установлены тесные отношения между цивилизованными государствами и менее цивилизованными территориями. Куда бы ни проникали торговцы и солдаты из Месопотамии, они оставляли за собой следы социальных перемен. В результате те элементы цивилизации, которые были приемлемыми для местного населения и могли быть воссозданы в контексте их общественных структур, технологий и географической среды, имели тенденцию к повсеместному распространению.

С одной стороны, это распространение обычаев и техники не было чем-то новым. С самого начала человеческой деятельности различные сообщества заимствовали у своих соседей и приспосабливали к себе способы изготовления различных изделий. Однако цивилизованное общество многому учило других, но сравнительно мало заимствовало само от еще не цивилизованных народов. Таким образом, общественные процессы заимствования происходили в одном направлении — от цивилизованных центров к периферии земледельческого мира. Так, в последней части IV тыс. до н. э. и на протяжении всего III тыс. до н. э. в пределах Старого Света находились в постоянном движении две цивилизационные границы — земледельческая граница между варварством неолита и дикостью палеолита и граница между «городской жизнью» и варварством.

Но распространение цивилизации не могло происходить тем же способом, что и расширение земледельческих деревень. С тех пор как были приобретены основные земледельческие навыки, не требовалось особых условий для возделывания новых полей на девственных землях. Подходящие почвы образовывали широкие пояса, и новые поселения могли размещаться на небольшом расстоянии от старых, формируя более или менее значительную земледельческую зону. Иначе обстояли дела с цивилизациями, которые в свой начальный период требовали особых географических условий для процветания, а именно — наличия орошаемых аллювиальных почв.

Ирригация была жизненно необходимой для ранней цивилизации отчасти также потому, что она давала простым земледельцам возможность регулярно производить земледельческий избыточный продукт. Еще более важно то, что, требуя довольно значительной координации общественных усилий, ирригация способствовала созданию общественных механизмов концентрации продуктов питания в руках правящей верхушки. И как только определенная правящая группа получала право отбирать часть излишка урожая у земледельцев, все большее число людей могло быть использовано не только для рытья каналов, но и для совершенствования культа бога, осуществления военных операций, специализации в качестве ремесленников, артистов и музыкантов: короче говоря, для того, чтобы творить цивилизацию.

Все это было невозможно на почве, орошаемой лишь дождем. Без речного ила и надежного орошения было сложно или вовсе невозможно получить большой излишек продуктов. Без обязательного применения широкомасштабных коллективных усилий для создания каналов и плотин правящей верхушке было сложно установить контроль над каким бы то ни было избыточным продуктом.

С этих пор распространение цивилизации стало скачкообразным; цивилизации «перепрыгивали» на сравнительно большие расстояния, перемещаясь из одной орошаемой речной долины в другую. Поскольку основные орошаемые долины отделялись одна от другой значительными негостеприимными пространствами, новые цивилизации по мере их становления были изначально независимы одна от другой. Местные общественные структуры — обычаи, религиозные культы, политические сообщества — были основным материалом, из которого предстояло сформироваться новым цивилизациям речных долин. Однако в критический период перехода к цивилизации, до того как были найдены местные решения проблем, присущих созданию сложного общества, наступал этап, когда жизненно важным становилось иностранное влияние, ускорявшее и упрощавшее появление новых цивилизаций во всех благоприятных районах в сфере влияния Месопотамии.

Все потенциально орошаемые речные долины находились в пределах земледельческого мира IV тыс. до н. э. Некоторые из них были сравнительно небольшими, например, долина реки Карун, протекающей теперь в нижней части бассейна Тигра и Евфрата, но в древние времена прокладывавшей себе независимый путь в Персидский залив. Эта река вместе с притоками стала основой для раннего развития цивилизации эламитов, но ее долина была настолько связана с более широким комплексом Тигра и Евфрата, что первоначально независимое развитие Элама было вскоре поглощено культурой Месопотамии[109]. Подобным же образом большой источник воды возле берегов реки Иордан стал основой раннего подъема города Иерихон, изолированного и сравнительно маленького островка высокой культуры в окружающем море варварства[110]. Несомненно, были и другие мелкие центры орошаемого земледелия на Среднем Востоке, поддерживавшие маленькие города, чьи жители даже в IV тыс. до н. э. были в состоянии создать для себя по крайней мере основы цивилизованного образа жизни. Но таким изолированным центрам трудно было защитить себя от нападения варваров, и когда во II тыс. до н. э. они столкнулись с блеском и могуществом цивилизаций Египта и Месопотамии, то были поглощены более крупным космополитическим сообществом, постепенно утверждавшимся на Среднем Востоке.

На окраинах Среднего Востока, однако, есть и три более обширные речные долины, хорошо подходившие для размещения больших цивилизованных общин. Две из них, долины Нила и Инда, были освоены около 3000 г. до н. э., и цивилизации на их берегах вскоре стали соперничать с цивилизацией Месопотамии. Третья периферийная речная система — долины рек Сырдарья и Амударья — не была, насколько мне известно, местом какого-либо подобного раннего развития[111]; но, возможно, археологи смогут еще обнаружить следы исчезнувшей и забытой цивилизации в этих долинах. В конце концов, открытие цивилизации шумеров датируется лишь 1890 г., а цивилизация долины Инда была совершенно неизвестна до 1922 г.

Не имеющие выхода к открытому морю долины рек Сырдарья и Амударья были менее доступны влиянию Месопотамии, чем долины Инда и Нила. Даже в IV тыс. до н. э. корабли из земли шумеров проходили через Персидский залив в Аравию и Красное море, таким образом вступая в сношения с древними египтянами[112]. Хотя доказательства таких ранних морских связей между землями шумеров и долиной Инда отсутствуют, но те же капитаны кораблей, которые достигали Красного моря, несомненно, могли достигнуть (и возможно, достигали) устья Инда. Но между долинами Месопотамии и рек Сырдарья и Амударья водного пути не было. Поскольку сухопутный транспорт был дорогим и опасным, незначительные, но поразительно стимулирующие контакты с цивилизацией шумеров, ускорившие создание цивилизаций в долинах Нила и Инда, так и не смогли распространиться в северо-восточном направлении. Если это так, то открытие в будущем забытых ранних цивилизаций в долинах рек Сырдарья и Амударья становится менее вероятным.

Пригодность долин Нила и Инда для поливного земледелия обеспечила подъем цивилизаций Египта и Индии вскоре после 3000 г. до н. э., а спорадические контакты с шумерской культурой ускорили этот процесс. Однако лишь с тех пор, как народы Египта и Индии встали на путь создания самостоятельной цивилизации, они стали действительно доступны влиянию шумеров. Вся монументальная архитектура не могла оптимально развиваться до тех пор, пока в местных общинах не появились личности, заинтересованные в строительстве крупных сооружений и способные управлять необходимой рабочей силой. До этого технические модели шумеров были непригодны к применению. Даже такое сравнительно простое приспособление, как гончарный круг, который, как и монументальная архитектура, по-видимому, был завезен в Египет из Месопотамии, не привилось на местной почве до тех пор, пока в Египте не появились профессиональные гончары, которые были заинтересованы в приобретении и совершенствовании особых знаний, требуемых для изготовления посуды на быстро вертящемся гончарном круге.