Хотя религия Заратуштры никогда широко не распространялась за пределы обитания персидского народа, ничто в его учении не делало такое развитие событий неизбежным, наоборот, он адресовал свое послание всему человечеству. Пророк, например, умоляет Ахурамазду открыть божественный план претворения мира и «дать мне язык из твоего рта, чтобы я мог обращать всех живущих людей»[252]. Ни народ, как это было у ранних еврейских пророков, ни отдельный человек не были для Заратуштры религиозной единицей измерения — он имел дело со всем миром как со сценой, на которой разыгрывалась божественная драма.

Универсалистские аспекты учения Заратуштры позволяют предположить, что он жил в то время, когда ослабевали племенные связи, когда знания о большом мире проникали в персидские нагорья и когда мифы и ритуалы традиционной религии перестали удовлетворять потребности чувствительных и пытливых умов. Общая сложность, нравственная взыскательность, абстрактность и всеобщность доктрины Заратуштры предполагают более позднюю датировку, возможно, VI в. до н. э., когда мидийцы и персы находились под беспокоящим влиянием месопотамской цивилизации и, по крайней мере частично, подвергались влиянию универсалистских и индивидуалистских тенденций цивилизованного мира того времени[253].

Если Заратуштра проповедовал во времена Кира, когда персидская власть быстро распространилась над уже полностью цивилизованным миром, новая религия должна была все еще сохранять силу откровения, чтобы Дарий и Ксеркс приписывали свою власть воле Ахурамазды. Мы не можем сказать, насколько широко персидский народ принял зороастризм; возможно, сначала это была вера узкого круга аристократов и придворных. Если так, то положение новой религии было весьма шатким — среди Ахеменидов только Дарий и Ксеркс использовали откровенно зороастрийский язык для своих надписей. В более позднее время мидийские жрецы и маги, которые не признавали и резко отрицали некоторые доктрины Заратуштры, стали играть значительную роль при дворе. Позднее под влиянием месопотамских идей началась дальнейшая модификация религии при персидском дворе. Царь Артаксеркс II (404-359 гг. до н. э.), например, ввел культ статуй в храмах, что было несовместимо как с зороастризмом, так и с убеждениями магов.

Все же эти изменения не стали полным отказом ни от зороастризма, ни от Ахурамазды. Скорее это был ряд компромиссов, направленных на то, чтобы привить некоторых древних богов к древу зороастрийской теологии таким довольно необычным способом[254]. Например, Митра, бог солнца из старого персидского пантеона, стал посредником между человечеством и трансцендентным и бестелесным Ахурамаздой, тогда как Анахита, изначально связанная с реками и водой, была неуклюже включена в зороастризм как богиня плодородия.

Вопреки всем историческим неясностям нет сомнений, что среди персов во времена их первой империи произошло быстрое и глубоко впечатляющее развитие религиозных идей. Заратуштра постарался придать религиозный смысл новому миру, открывавшемуся перед его народом, поразительно успешно. И хотя многие его доктрины были переработаны и искажены последующими поколениями, они остались жить в умах. Учение Заратуштры глубоко повлияло на религиозные идеи и окрасило поведение персов, правивших цивилизованным миром. Одного этого было достаточно, чтобы привлечь к его идеям внимание разных народов империи. Зороастризм был переплетен с другими религиозными традициями, наиболее тесно с иудаизмом, который сыграл в мировой истории намного более важную роль, чем та, которую могло предложить сравнительно скромное число обращавшихся в последующие века к Заратуштре как к основателю новой веры[255]. 

Трудно определить влияние зороастризма на иудаизм. Несомненно, различия между двумя религиями довольно значительны. Постепенное развитие иудаизма контрастирует с внезапностью откровения зороастризма, и вместо одинокой фигуры, возвышающейся над всеми остальными и затмевающей их, евреи имели много пророков, рассеянных на протяжении шести столетий. Хотя и Заратуштра, и еврейские пророки находились под влиянием своего национального прошлого, Заратуштра явно отрицал персидское религиозное наследие; в то время как еврейские пророки постоянно обращались к более чистой древней религии, которую, по их мнению, они восстанавливали. Наконец, едва ли можно найти более резкое различие, чем в национальных успехах персидского и еврейского народов; в то время как персы завоевали мир, евреи потеряли свою землю обетованную. Поэтому еврейские пророки должны были бороться против громадной национальной катастрофы, и человеческие страдания, выпавшие на их долю, намного превосходили все, что должен был объяснять Заратуштра.

Но также очевидно и существенное сходство между двумя религиями. Например, в основе своей фарисейская доктрина ожидания Судного Дня, когда зло будет изгнано и власть Бога проявится во всем своем величии, очень схожа с зороастрийской эсхатологией с ее верой в бессмертие как награду за праведность и в воздаяние за грехи. Конечно, невозможно установить, возникла ли эта концепция в иудаизме под влиянием общего религиозного духа века или была прямым, возможно, даже бессознательным, заимствованием из зороастризма. В силу некоторых деталей — вера в ангелов, например, — кажется, не вызывает сомнений прямое влияние зороастризма[256].

Такие совпадения, как эти, в доктрине поддерживаются поразительным сходством социальной и психологической основы зороастризма и иудаизма пророков. Заратуштра, похоже, проповедовал общинам, находящимся в процессе приспосабливания древних обычаев к сельскохозяйственному и цивилизованному образу жизни, когда восприятие цивилизованного существования было осложнено наличием двух соперничавших моделей — месопотамской и индийской. Социальная основа еврейских пророков была такой же. Их народ также переходил от кочевого образа жизни к оседлому сельскохозяйственному в течение всего лишь нескольких поколений, в то время как соперничество двух — месопотамского и египетского — образов цивилизованной жизни лишало обе эти культуры бесспорного авторитета. Это были, похоже, идеальные обстоятельства для интеллектуального открытия. Сталкиваясь с новыми условиями дома и с различными моделями за рубежом, пытливые умы искали не просто подтверждения устоявшихся взглядов или заимствования действительно созвучных идей. Требовались рефлективное переосмысление, соединение элементов старого и нового, исконного и заимствованного, личного и традиционного в эмоционально убедительное и логически прекрасное целое. И Заратуштра, и еврейские пророки так успешно справились с этой задачей, что их идеи уже никогда не прекращали оказывать влияние на умы людей. 

Библейская традиция утверждает, что Авраам, праотец еврейского народа, около 1950 г. до н. э.[257] двинулся из шумерского города Ура на север, в Харран, и оттуда в Палестину. Эта история, возможно, не лишена реальных оснований, и тогда Бог Авраама происходит от семейного божества, одного из маленьких богов Древнего Шумера[258].

Однако возникновение еврейской религии должно датироваться временем исхода из Египта. Возможно, только малая часть еврейского народа, временно пребывавшая в Египте, где-то около XIII в. до н. э. под руководством Моисея вышла в пустыню. Резкая смена образа жизни — от подневольного труда на общественных работах к скитаниям по пустыне, т.е. возврат к древней кочевой жизни — потребовала твердого закона для управления в новых условиях. Годы в Египте стерли древние обычаи, и, кроме того, последователи Моисея, возможно, принадлежали к различным родам, не имея единого традиционного лидера и организации.