Ранняя история Китая известна лишь в общих чертах. Археологам удалось обнаружить в северной части Китая следы трех различных культур, относящихся к неолитическому периоду, наиболее отчетливо различающихся формой и росписью керамики и относящихся к началу II тыс. до н. э. Для одной из них, обычно называемой культурой черной керамики и, похоже, ставшей прародительницей всей последующей культуры Китая, характерны достаточно большие поселения, окруженные защитными земляными валами. В эпоху черной керамики возникли довольно населенные городища, где преобладало практически полное равноправие членов сообщества. Они жили за счет интенсивного огородного земледелия, но при этом не имели развитых ремесел, которые потребовали бы разделения труда[343].
Об истоках и путях появления цивилизации можно только гадать. Историческая традиция позже объявила династию Ся первым человеческим (а не божественным) правительством Китая, однако археологам не удалось несущественна для хозяйства с крошечным лоскутком сухой земли. Возможно, поэтому в оазисах Центральной Азии еще многие поколения сохранялась освоенная при неолите соха.
В некотором смысле долина Хуанхэ была крупнейшим и наиболее удаленным к Востоку оазисом Центральной Азии. Плуг там, по-видимому, мог бы применяться лишь на заре развития методов обработки земли, когда пахотные земли по большей части оставались неосвоенными. Однако к тому времени, когда предположительно технология вспашки земли плутом достигла пределов Китая (скорее всего северным путем, через степи), собственные методы обработки земли там уже прочно укоренились. Появление плуга в Сибири можно датировать V в. до н. э. См. Ташага Talbot Rice, The Scythians (London: Thames & Hudson, 1957), p. 125.
В конце концов плуг (с упряжкой азиатских буйволов, а не волов) стал играть значительную роль в сельском хозяйстве Китая, однако животные играли всего лишь вспомогательную роль. Сельское хозяйство Западной Евразии, напротив, полностью (или почти полностью) зависело от возможности использования тягловой силы животных. Еще одно различие, связанное с рассматриваемым вопросом, состоит в том, что китайцы, в отличие от жителей Западной и Северной Евразии, избегали использования в пищу молока и молочных продуктов.
Весьма интересные замечания о преимуществах и недостатках использования животных в сельском хозяйстве можно найти в обзоре Fred Cottrel, Energy and Society (New York: McGraw-Hill, 1955), pp.20-23. найти ничего, что позволило бы судить об этом периоде, известном по легендам и преданиям. Совсем иначе обстоит дело со следующей династией в китайской традиции — Шан (иначе Инь), существование которой принято датировать 1766-1122 гг. до н. э. или, по уточненной хронологии, 1523-1028 гг. В городе Аньян, считающемся в соответствии с китайской традицией третьей и последней столицей династии Шан, были проведены масштабные и тщательные археологические раскопки. В находках, датируемых периодом ок. 1300-1000 гг. до н. э., можно обнаружить смешение элементов, восходящих к эпохе культуры черной керамики с элементами стиля, обычно ассоциировавшегося на Среднем Востоке с цивилизацией степных захватчиков: конные колесницы, бронзовое оружие и снаряжение, составные луки, четырехугольная планировка городов, напоминающая лагеря колесничих. Трудно удержаться от предположения, что отряды колесниц вторгались и на территорию Китая и китайцы, как и их современники в Месопотамии и Египте, немало переняли от культуры захватчиков[344].
Период династии Шан был периодом правления родовой аристократии, когда потомственные воины подчинили себе сравнительно беззащитных земледельцев. Аристократы занимались охотой и сражались под началом царствующего правителя. Большая часть территории Северного Китая все еще оставалась болотистой и была подвержена ежегодным наводнениям из-за разливов Хуанхэ. Можно с уверенностью сказать, что племена варваров жили достаточно близко от территории царства Шан. Возможно, именно интенсивные методы ведения сельского хозяйства, в значительной степени определявшие в те времена жизнь общества, были распространены на высокогорных равнинах в пограничных районах Северного Китая и в долинах средней части Хуанхэ и ее притоков. Горы и болота отделяли один пригодный для сельского хозяйства регион от другого, и трудно представить себе, что правитель, царствовавший в Аньяне, мог обладать сколько-нибудь значительной властью над князьями, правившими в других областях Китая[345].
При раскопках в Аньяне было установлено, что в этом городе были особые кварталы, где работали ремесленники, но не было обнаружено ничего, напоминающего деньги, если не считать раковин каури, которые вполне могли служить мерой стоимости товара[346]. Лишь наличие большого числа предметов, которые могли попасть в эти края издалека — раковин каури, нефрита и пр. — явно свидетельствует в пользу существования дальней торговли. Никаких выводов о социальном статусе ремесленников из результатов раскопок сделать нельзя. Можно предположить, однако, что как купцы, так ремесленники едва ли имели большой вес в обществе, будучи всецело зависимыми от высокородных помещиков, для которых и предназначались изысканные изделия из бронзы и прочие предметы роскоши[347].
Соображения такого рода позволяют заключить, что структура шанского общества была в основном сходна с той, что преобладала на ранних ступенях развития цивилизации в регионах дождевого увлажнения Западной Азии. Тем не менее по самой своей сути культура времен правления династии Шан была именно китайской. Иными словами, все развитые в Китае в эпоху Шан стили и формы в религии, литературе и искусстве явились истоками тех идей, мотивов, знаний и мастерства, которые питали в дальнейшем всю китайскую культуру.
Религия во времена династии Шан была своего рода синтезом поклонения предкам и природе. Боги отождествлялись с могучими силами природы — реками, ветром, землей и пр. Эти боги упоминаются в дошедших до нас письменных источниках эпохи Шан, равно как и другие божества, чьи имена не позволяют достаточно ясно определить ни их функции, ни степень могущества. Но такие боги встречаются в записях куда реже, чем духи предков, к которым обращались за советами по множеству вопросов и чьи возможности помогать или вредить своим потомкам считались весьма значительными[348].
Искусство эпохи Шан, представленное в изобилии бронзовой посуды, обнаруженной при раскопках вблизи Аньяна и других городов, достигло значительных высот мастерства. Орнамент, часто зооморфный, выполнен с такой точностью и изяществом, что вызывает неподдельное восхищение современных коллекционеров. Не исключено, что декоративное искусство эпохи Шан, в высокой степени развитое и проникнутое понятными современникам мотивами, заимствовало композицию и элементы зооморфного орнамента из более древней школы резьбы по дереву. Подлинная природа отдельных мотивов и по сей день вызывает споры[349], но несомненно, что форма некоторых ритуальных сосудов эпохи Шан немало унаследовала от северокитайской культурной традиции черной керамики.
Символы, которыми жрецы в эпоху Шан записывали свои пророчества, имеют много общего с современной китайской письменностью. Действительно, вся методика и все принципы письма эпохи Шан нашли свое продолжение, хотя и в более развитой форме, в позднейшей письменности Китая[350]. В основе своей китайская письменность была идеографической, и ее идеограммы не имеют ничего общего ни с какими другими видами письменности, известными ныне. Исторический анализ позволяет проследить, как письменность развивалась и совершенствовалась. Из всего, что известно в настоящее время, можно заключить, что письменность в Китае возникла и развивалась самостоятельно, однако представляется вполне возможным, что сама идея переложить устную речь на зрительные символы проникла в Китай из Западной Азии[351].
343
См. J.G. Andersson, «Researches into the Prehistory of the Chinese», Museum of Far Eastern Antiquities, Stockholm, Bulletin, XIV (1943), 7-298; Li Chi, The Beginnings of the Chinese Civilization (Seattle: University of Washington Press, 1957); Cheng Te-K'un, Archaeology in China. I: Prehistoric China (Cambridge: W.Heffer & Sons, 1959). Некоторые ученые полагают, что культура черной керамики имеет немало общего с западной культурой, хотя это обычно вызывает возражения. См. Max Loehr, «Zur Ur- und Vorgeschichte Chinas», Saeculum> III (1952), 46-52; H.G. Creel, Birth of Chinay pp.44-49.
344
На мой взгляд, от подобного предположения трудно удержаться, однако многие китайские специалисты с жаром отрицают допустимость такой гипотезы. См. H.G.Creel, Birth of China, рр.50-51. Возражения, хотя и значительно менее энергичные, можно найти и в работе: Cheng Te-K'un, Archaeology in China, II: Shang China (Cambridge: W.Heffer & Sons, I960), 243-49.
Вне всякого сомнения, гипотеза о преемственности между культурой эпохи неолита и археологическими находками в Китае, относящимися ко временам династии Шан, ничуть не уменьшает вероятность завоевания Китая воинами, освоившими тактику боя на колесницах, впервые разработанную на степных окраинах Месопотамии. Аналогично найденные во время археологических раскопок примитивные и несовершенные по форме предметы, изготовленные из сплавов, состав которых сходен с бронзой, отнюдь не доказывают, что китайские ремесленники из провинциальных городов изобрели и освоили обработку бронзы независимо от мастеров Среднего Востока.
Тем не менее существует определенная трудность в установлении приоритетности для цивилизации Китая культуры степных воинов-колесничих или народов черной керамики. Трудность эта заключается в том, что художественный стиль предметов эпохи Шан имеет мало общего и с той, и с другой культурой. См. Max Loehr, «Zur Ur- und Vorgeschichte Chinas», pp.54-55; Cheng Te-K'un, Archaeology in China, II, 236. Эту трудность, однако, можно обойти, если допустить, что ремесленники времен династии Шан, изготовлявшие предметы из бронзы, воспроизводили в металле мотивы, заимствованные из искусства резьбы по дереву, поскольку предметы, изготовленные из дерева в Китае в эпоху неолита, до наших дней не сохранились.
345
Cheng Te-K'un, Archaeology in China, II, 195-212; O.Franke, Geschichte des chinesischen Reiches (Berlin and Leipzig; Walter de Gruyter & Co., 1930), I, 89-93; Henri Maspero, La Chine antique (Paris; E. de Boccard, 1927), pp.36-55.
346
H.G.Creel, Birth of China, pp.68-69, 90-94.
347
Cheng Te-K'un, Archaeology in China, II, 109-76.
348
Наши представления о второстепенной роли богов, повелевающих силами природы, вполне возможно, просто следствие того, что число дошедших до нас записей с упоминание этих богов весьма ограниченно. Эти сохранившиеся записи, содержащие пророчества жрецов, были сделаны на раковинах или вырезаны из кости. Об аспектах религии эпохи Шан, не связанных с разного рода пророчествами жрецов, остается только гадать. О религии эпохи Шан см. также: Creel, Birth of China, pp.174-216; Cheng Te-K'un, Archaeology in China, II, pp. 213-25.
349
Отличительная особенность китайского искусства обработки бронзы - «маска» животного, разделенная надвое вдоль средней линии, причем парные элементы «маски», такие как рога, уши и пр., располагаются раздельно и зеркально-симметрично, а вся «маска» объединяется непарным элементом, таким, например, как рот. Это заставляет думать о переносе на округлую поверхность бронзового изделия чего-то, подобного тотемным столбам американских индейцев северо-западного Тихоокеанского побережья. Одновременное изображение левого и правого вида сбоку одного и того же объекта на тотемных столбах схематично напоминает орнаменты китайской бронзы эпохи Шан. Стилистическое сходство китайской бронзы и искусства американских индейцев отмечалось неоднократно. Представляется возможным, что источник этого сходства в том, что обитатели Тихоокеанских побережий Азии и Америки наследовали некую общую культурную традицию. См. Osvald Siren, A History of Early Chinese Art: The Prehistoric and Pre-Han Periods (London: Ernest Benin, Ltd., 1929), p.20 and Plate 21. Heобходимо отметить также известное сходство между мотивами китайских орнаментов и скифским искусством; см. Gregory Borovka, Scythian Art (New York: Frederic A-Stokes Co., 1928), pp.82-89, таким образом, нельзя исключить, что мастера китайской бронзы заимствовали некоторые элементы орнамента звериного декоративного стиля у обитателей степей. См. Ludwig Bach-hofer, A Short History of Chinese Arty p.28. Нельзя исключить также и обратный процесс, а именно, что скифы переняли звериный стиль у китайских мастеров, см. также Creel, Birth of China, p. 121. Мне, однако, представляется более привлекательной теория, согласно которой истоком орнаментального стиля, который китайцы, скифы и североамериканские индейцы развивали каждый в своем направлении, была древняя резьба по дереву у народов Северной и Восточной Азии. Однако выносить окончательное заключение по этому вопросу было бы весьма неосмотрительно.
350
Creel, Birth of China, pp.159-160.
351
См. доводы в пользу «распространения влияния» искусства письма в Египте, приведенные выше.
Русский ученый С.П. Толстов утверждает, что в междуречье Амударьи и Сырдарьи им были обнаружены надписи, родственные надписям эламитов и культуры долины Инда, относящиеся примерно к этому же историческому периоду. Если эта гипотеза верна, то завоевателям, вторгшимся на колесницах в Китай, вполне могло быть известно, что письменность как таковая в принципе возможна. См. Karl Jettmar, «Zur Herkunft der tiirkischen Volkerschaften», Archive fur Volkerkunde, III (1948), 18. См. также I.J.Gelb, A Study of Writing, pp.217-20; David Diringer, T)\e Alphabet: A Key to History of Mankind (New York: Philosophical Library, 1948), pp.98-106.