— Рифмоплет? — оживился загрустивший было юноша. — Мне нравится — Рифмоплет! Пожалуй, так меня и зовите!

Сын Рода безнадежно махнул рукой и обернулся к Орешку:

— По одежде ты выглядишь вполне достойным человеком. Но вырядиться, как мы сейчас убедились, может кто угодно. И если ты тоже какой-нибудь актеришка... или бродячий зубодер... или гадальщик... или другое украшение придорожных канав... умоляю, не говорю мне об этом! Оставь мне хоть надежду, что среди моих спутников есть приличные люди!

Все притихли, с любопытством глядя на последнего незнакомца в компании: обидится на спесивые речи или нет? Айфер заухмылялся, предвидя, как обернутся события.

— Вырядиться может каждый, это верно, — смиренно вздохнул Орешек. — Пожалуй, я и впрямь не гожусь в попутчики моему господину. Сказали бы мне заранее, что на этом корабле плывет такая знать, ни за что бы побеспокоить не осмелился. Лучше уж вплавь до самого Джангаша! Или напросился бы туда, где самое место такой мелюзге, как я... скажем, на один из кораблей короля Джангилара. Я же всего-навсего Хранитель крепости Найлигрим. Мое скромное имя — Ралидж Разящий Взор из Клана Сокола, Ветвь Левого Крыла.

И, распахнув плащ, повертел в пальцах висящую на цепочке бляху с вычеканенной птицей.

Эффект был оглушительный. Айфер сиял, но остальные... Каждый почувствовал себя так, словно в горах постучал палкой по большому валуну, а это оказалась выглядывавшая из расселины голова дракона.

Наконец торговец неуверенно сказал:

— Может, нам устроить Сына Клана поудобнее? Вот только не знаю... в такой тесноте...

— А может, — мечтательно сказала Ингила, — Сокол спустится вниз, вышвырнет капитана из его каюты и займет ее сам?

И бросила мстительный взгляд на палубу, где ничего не подозревающий капитан распекал за что-то матроса.

Челивис молча открывал и закрывал рот, словно произносил длинную беззвучную речь.

Орешек не успел отказаться от предложения Ингилы: девчонка вдруг вскочила, замахала руками:

— Смотрите-смотрите-смотрите! Вон там! Кто это?

Все обернулись.

По обрывистому берегу, догоняя корабль, неслись всадники. Те, что скакали впереди, что-то кричали, но ветер доносил до «Шустрой красотки» лишь обрывки слов.

— Это еще что за радость на мою голову? — озадаченно бормотнул капитан, остановившись в двух шагах от «беседки». Порыв ветра ударил в парус. Все четко расслышали:

— Повора-ачивай!..

— Как же! — возмутился капитан. — Чтоб на камни прибрежные напороться? Да если б на меня все Безымянные хором вот так заорали, я и то бы не смог...

Орешку почудилась в летящей кавалькаде некая странность Он обернулся, чтобы посоветоваться с Айфером... и замер, увидев еще более странное зрелище.

Любопытствующими зрителями были только Айфер и циркачи. Остальные путники появлением отряда были весьма встревожены... точнее сказать, перепуганы.

Сын Рода сполз под скамью, чтобы его не видно было с берега.

Загадочный Никто, прижавшись к столбу навеса, содрогался крупной дрожью, да так, что от тряски сверху упала одна из циновок.

Вояка Ваастан, положив руку на эфес, сузившимися глазами пересчитывал всадников.

Торговец Аншасти в ужасе вскинул перед собой ладони, словно отстраняя опасность.

Круглолицый Пилигрим уже не выглядел добродушным: лицо напряглось, всем телом он подался к перилам, словно собирался кинуться за борт.

Юный Фаури в отчаянии закрыл лицо руками.

А Рифмоплет как преобразился! В руке нож — из-за голенища вытащил, что ли? Больше он не напоминает потерянного ребенка. Какое там! На хищника похож, который не даст запереть себя в клетку! Глаза стальные, свирепые...

Все кончилось быстро. Береговая линия превратилась в беспорядочное нагромождение скал, где не проехать верховому. Погоня отстала.

— Да как же тут повернешь? — угрюмо бубнил внизу капитан. — Тут течение, там подводные камни... ну, никак не повернешь...

Рифмоплет с ловкостью фокусника спрятал нож. Ваастан хрипло выругался и убрал руку с эфеса. Остальные вернулись на свои места, старательно делая вид, что им совсем не было страшно.

Дерзкая девчонка Ингила фыркнула:

— А и перетрусила наша пестрая компания! Правда-правда-правда!

Никто ей не ответил.

Ралидж отметил для себя в памяти странное поведение попутчиков и шепнул Айферу:

— Не показалось ли тебе, что среди всадников... на вороном коне, в мужской одежде... была наша госпожа... Волчица?

Айфер захлопал глазами, а Ралидж погрузился в невеселые раздумья о своей отчаянной супруге. И не заметил, не почувствовал брошенный ему в спину короткий хмурый взгляд одного из попутчиков.

Тот, кто должен был умереть этой ночью, сидел неподалеку от Четвертого. Ралидж из Клана Сокола — именно его приговорил к смерти всемогущий создатель и повелитель Глиняных Людей.

Четвертому не было жаль Сокола. И не угрызениями совести рыло полно сердце, опаленное жаром погребального костра. Существом, восставшим из пепла, целиком владело единственное чувство, которое он сумел сберечь из прежней жизни.

Ненависть. Лютая ненависть к чародею, который сделал из живого человека говорящую куклу... или нож в ножнах...

Здесь, вдали от хозяина, не так ощущалась его гнетущая власть. Даже всплывали обрывки воспоминаний — какие-то траки, попойки... Имя не возвратилось. Безымянное существо Оставалось Глиняным Человеком — а жаль. Почему-то казалось, что, если он назовет свое имя, ненавистные чары развеются, он обретет свободу.

Бунтовать он уже пробовал — и узнал, что может сделать с ним золотое колечко, надетое на хозяйский палец. Это было страшное воспоминание. Самое страшное в этой куцей новой жизни.

Но хозяин со своим проклятым кольцом остался так далеко! Река несет маленький корабль на север... А вдруг невидимый поводок, на котором господин держит своего раба, имеет предел? Вдруг на каком-то расстоянии от замка чародей утратит власть над Глиняным Человеком? Тогда он убежит, спрячется... Ворон никогда его не отыщет...

Стать прежним невозможно, это он знал твердо. Но даже если обретенная свобода превратит его в горстку пепла... что ж, он согласен заплатить такую цену!

А может, уже настал миг, когда цепь порвалась? Ведь ему все легче и легче играть роль обычного путника...

Что ж, это можно проверить. Ночью Сокол должен умереть? А Четвертый попытается удержать свои руки от убийства! Если Ралидж встретит рассвет живым — значит, для Глиняного Человека есть надежда!

Невольник колдуна решал судьбу Сына Клана и не подозревал, что и его собственная жизнь, опутанная черными чарами, тоже находится сейчас под угрозой. Как и жизни всех на борту судна.

Далеко впереди по течению Тагизарны лучи закатного солнца скользили по изломам скалистого берега, пропадали в трещинах и ущельях, набрасывая на утесы причудливые одеяния из резких теней.

Внезапно эти призрачные покрывала зашевелились, задвигались, словно отделяясь от скал — или словно сами скалы ожили. Недобрая, опасная жизнь пробуждалась среди мрачных камней, в местах, куда и волк боялся забегать.

Круглый год Большая Река грозила кораблям порогами и перекатами, прихотливыми течениями и стволами-топляками. Но с приходом холодов смерть тянулась к последним дерзким суденышкам не только с воды, но и с берега...

Джилинер ласкающе тронул кончиками пальцев резную раму зеркала.

— Да, — сказал он негромко, — забавная компания подобралась на борту. И в самом деле — пестрая...

В последнее время у Ворона появилась привычка разговаривать со своим отражением. Полушутя-полувсерьез он называл это «побеседовать с умным человеком». Даже самому себе он не признавался в том, что это было вызвано глубочайшим одиночеством. Раньше он мог обсуждать свои планы с верным Шайсой, а теперь...

Оставался лишь двойник за неуловимой светлой гранью. И хотя сейчас на поверхности стекла покачивался борт речного судна, Ворон знал: там, в зеркальной глубине, смиренно ждет темноволосый бледный человек, чуткий, внимательный, все понимающий, разделяющий каждую мысль, каждое чувство Джилинера...