Оттолкнув Рифмоплета, Орешек навалился грудью на планшир, вцепился левой рукой в мокрые сальные патлы и притянул чудовищную голову к борту. Правую руку завел под заросший шерстью подбородок, по которому струилась кровь. Коротко, четко и сильно рванул.

Раздался сухой громкий треск. Ни один силач — даже Айфер — не сумел бы так мощно и точно сломать троллю шейные позвонки.

Без единого звука чудовище ушло под воду — увы, унося с собой Фаури.

Орешек дернулся было следом — на помощь девушке... и бессильно осел на палубу.

Какое же это мерзкое чувство — когда сила покидает излученное тело! Как ноет каждая жилочка, какой тяжелой кажется голова, как болит левый локоть, недавно отбивший в сторону громадный камень. Нет сил даже подобрать оброненную Саймингу. Весь выплеснулся боец, до дна, как кувшин в глотку пьяницы!

С огромным трудом, преодолевая протест собственного тела, Ралидж перекатился по палубе к своему сиротливо лежащему мечу, прижался щекой к холодной стали и закрыл глаза.

Никто не пришел Соколу на помощь. Все столпились у левого борта. Слышались возбужденные голоса:

— Капитан, Пилигрим за бортом! Сорвался!..

— Не сорвался, он сам... Не выплывет, храни его Безликие! Ох, не выплывет!..

— Глядите, что там? Он, да?

— Не он, а они! Барышню тащит... Одной рукой гребет...

— Кто-нибудь, да бросьте же ему канат!

— Эй, парень! Держись, парень! Сейчас поможем!

— Вот так... вот так... осторожнее!..

— Барышню поднимайте!..

Орешек заставил себя сесть. По опыту он знал, что с таким состоянием лучше бороться, тогда оно быстрее проходит. Ну-ка, меч в ножны... и плевать, что болят плечи! В Аршмире они еще не так вечерами болели, когда Орешек вкалывал грузчиком... А ну, встать!

Чувствуя, как понемногу отступает боль, Сокол добрел до борта — и увидел, как на палубу затаскивают Пилигрима. Он был бледен, с одежды струями лилась вода, а глаза сразу приковались к лежащей на палубе Фаури. Рядом сидела Ингила, положив голову госпожи себе на колени. Пилигрим хотел о чем-то спросить, но мучительно закашлялся. Купец Аншасти накинул ему на плечи свой теплый плащ.

— Жива Рысь, жива! — ответила Ингила на невысказанный вопрос. — Сознание потеряла...

Рифмоплет заметил стоящего в стороне Сокола и подошел к нему:

— То, что сделал мой господин... это... это подвиг, о таком надо стихи слагать!

— Ты тоже... молодцом... — Ралидж улыбнулся, чувствуя, как начинают его слушаться занемевшие губы. Каждое слово давалось легче предыдущего. — Багром — это было здорово! Ты у нас, оказывается, поэт с большим опытом рукопашной работы!..

— Эй, капитан! По правому борту!.. — раздался крик одного из матросов.

Все обернулись — и улыбки дружно сползли с лиц.

По правому берегу, молча догоняя корабль, бежала орава троллей.

Все тревожно подобрались, готовые к новой схватке. Но капитан сказал:

— Уйдем. Главное — Пенные Клыки проскочили. А дальше.

Он не договорил. Из трюма высунулась голова еще одного матроса:

— Беда, капитан! В трюме воды по щиколотку... просадили мы днище нашей красавице!

— Мои товары! — охнул Аншасти.

— Чтоб их Серая Старуха взяла, твои товары, вместе с тобой! — огрызнулся капитан. — Без того корабль перегружен, а тут еще... Вода прибывает?

— Еще как! — мрачно подтвердила торчащая из трюма голова.

— Ладно, попробуем дотянуть. А ну, все в трюм! Отчерпывать воду! И пассажиры — кто не хочет к троллям на ужин!..

Орешек сунулся было в цепочку, передающую из рук в руки кожаные ведра, но слабость и головокружение быстро напомнили ему, что за нечеловеческую силищу приходится расплачиваться. Чтобы никому не мешать, он пристроился на носу корабля.

Потому первым и увидел, как за поворотом открылся на левом берегу деревянный причал. Рядом — бревенчатая крепость с оградой из заостренных кольев. А на пристани — Орешек недоверчиво протер глаза — катапульта! Да-да, катапульта невесть как угодившая в лесную глухомань! Возле нее деловито хлопотали двое мужчин. Рядом высокая женщина держала глиняный горшок, замотанный в тряпку. Орешек догадался, что в горшке — горящие угли.

«Интересно, — подумал он, — а достанет катапульта до другого берега?»

Похоже, троллям был известен ответ на вопрос. Они молча развернулись и кинулись прочь. Иногда тролли бывают не такими уж и тупыми.

Один из мужчин разогнулся и замахал рукой подплывающим.

И если в этот миг был на свете корабль, доверху нагруженный счастьем, то было это старое речное судно под названием «Шустрая красотка».

— А мне без разницы, Рысь или не Рысь! Я ж вижу: барышню трясет, лица на ней нет, промокла насквозь... Храни нас Безымянные, заболеть может! Так что пусть госпожа не упрямится и изволит вот это выпить! Оно с непривычки противно, зато и страх снимает, и простуду!

Кринаш поднес к самому лицу барышни глиняную кружку. Пронзительный запах «водички из-под кочки» ударил по ноздрям Дочери Клана. Фаури, смертельно бледная, с темными кругами вокруг глаз, молча, но твердо покачала головой.

— Надо выпить, госпожа! — поддержала хозяина Ингила. — Верно-верно-верно! Я первый раз тоже думала: глотну — и на месте сдохну... А помогает!

Фаури вновь отчаянно замотала головой.

Ралидж сочувственно взглянул на девушку. Побывала в лапах чудища, потом в речной пучине, еле жива от потрясения — а ее обступили толпой и суют в лицо какую-то вонючую мерзость. Понятно, что она уперлась и никаких резонов слушать не желает. И Пилигрим на правах спасителя пробовал голос повысить, и Рифмоплет блистал красноречием...

Орешек вспомнил, как его впервые в жизни напоили аршмирском кабаке. У него тогда еще из пояса деньги исчезли. Сколько ему, дураку, лет было? Пожалуй, не больше, чем Фаури...

Коварная улыбка скользнула по губам парня. Он обощел стол, встал позади Фаури. Через голову девушки подмигнул хозяину постоялого двора.

— Что вы все к барышне прицепились? А ну, отвяжитесь! Она сама знает, что ей делать! Не хочет пить — не будет! — Орешек через плечо Фаури взял у Кринаша кружку. — Тем более что эту гадость пить и не обязательно. Достаточно как следует вдохнуть запах, только не носом, а ртом... — Он поднес кружку к губам девушки и, не давая ей опомниться, резко скомандовал: — А ну, вдохнуть!

Опешив, Фаури разомкнула губки. Вероломный Орешек тут же прижал край кружки ко рту девушки, а другой рукой за волосы оттянул ее голову так, что лицо запрокинулось. Огненное пойло хлынуло в рот. Девушка закашлялась, пытаясь вырваться. Струйки мутной жидкости потекли по подбородку на темное платье, которое хозяйка недавно дала насквозь промокшей гостье. Как ни мотала головой Дочь Клана, все же несколько глотков ей пришлось сделать.

— Вот и хорошо... Все, уже все... — успокаивающе сказал Орешек и поспешно отошел, потому что не знал, какой реакции ожидать от бедной Фаури. Сам он, помнится, в такой же ситуации сначала прокашлялся, а потом съездил по первой подвернувшейся морде...

В просторном помещении (Орешек вспомнил, что хозяйка гордо назвала его «залом») было жарко, шумно и весело. Все переживали радость спасения, все старались перекричать друг друга, все улыбались до ушей — даже матрос, которому хозяйка накладывала на плечо тугую повязку: бедняге сломал ключицу обломок гранита, брошенный каким-то особо метким троллем.

Из команды здесь был только этот матрос. Остальные, с капитаном во главе, латали пострадавшее суднишко. С ними остался и Аншасти: следил, как из трюма вытаскивают подмоченные тюки, прикидывал размеры ущерба, соображал, что можно просушить и спасти.

Орешек про себя возблагодарил Безликих за то, что на нем не висит забота о своем и чужом добре. Было так хорошо отбросить тревожные мысли и окунуться в сухой жар, плывущий от чага, в аппетитные запахи стряпни, в веселую разноголосицу. Все живы! И Айфера не разнесли в кашу дубины троллей — вон, приткнулся у огня, трясет невесть откуда взявшуюся коробку для игры в «радугу». И Фаури с Пилигримом не исчезли в речной пучине... кстати, как там Фаури?.. Ну вот, ей уже лучше: раскраснелась, глазки блестят, что-то оживленно говорит. Хозяин отошел по своим делам, а Ингила, Рифмоплет и Пилигрим умиленно слушают барышню.