Фаури шагнула к струящемуся из черной плиты золотому сиянию. Ралидж дернулся было остановить ее — но протянутая рука бессильно опустилась. Здесь решала только Рысь, это был ее выбор.

— А вздумаешь нас обмануть, — строго сказал старик, — на тебя обрушится мука, какую только в состоянии измыслить изощренная фантазия Безумца... ах да, ты не помнишь Безумца... Ну, просто поверь на слово: ни одному человеку такого не выдержать...

Закусив губу, девушка оглянулась на Ильена, обмякшего на руках у Айрунги и Волчицы. Взглянула в бледное, яростное лицо Ралиджа... в распахнутые темные глаза циркачки... Затем опустилась на колени и приложила обе ладони к ожерелью.

— Клянусь, — начала она бестрепетно, — если ты отпустишь мальчика и всех моих спутников...

Айрунги вскинул голову и крикнул:

— И кинжал пусть вернет... с золоченой рукояткой!..

— И вернешь кинжал... — так же ровно продолжила Фаури, от огромного нервного напряжения не понимая, кто и что ей подсказал.

Старик хмыкнул. Одна из плит перевернулась, вынося на поверхность кучку одежды и оружия.

Ралидж шагнул в ту сторону, но Айрунги оказался ближе. Оставив Ильена, алхимик метнулся к плите, выхватил из-под серых тряпок небольшой кинжал. Рукоятка-коробочка сама раскрылась в ловких пальцах, на ладонь скользнула пергаментная трубочка. С безумно сверкающими глазами Айрунги развернул вожделенный свиток.

И сразу блеск в глазах погас, лицо посерело, плечи опустились. Несколько мгновений понадобилось проходимцу, чтобы овладеть собой. Затем он шагнул навстречу Ралиджу и с вежливым поклоном протянул ему пергамент.

— Кажется, это принадлежит моему господину?

Ралидж выхватил у него пергамент.

То ли виной была сырость в подземелье, то ли как-то повлияли чары... Короткая запись расплылась и почти стерлась, нельзя было разобрать ни буквы.

Старик, нетерпеливо глядевший на эту сцену, спросил с раздражением:

— Ну что, разобрались?.. Закончи клятву, моя милая...

Фаури продолжила без колебания:

— Клянусь: как только ко мне вернется память о прежней жизни, я приду на развалины Кровавой крепости и всем опытом, всеми знаниями Вечной Ведьмы помогу призракам семи магов вернуться в Мир Людей.

Она убрала руки с ожерелья, попыталась встать, но не смогла. Ингила поспешно помогла госпоже подняться.

— А ты и впрямь изменилась! — удивился из холодного осеннего ветра голос призрачной колдуньи. — Дать себя закабалить ради жалкого щенка!

Не ответив, Рысь пошла к пролому в стене. За ней молча двинулись остальные.

Ралидж шел последним.

— Погоди-ка, — негромко окликнули его сзади. Сокол обернулся. На него прямо, без враждебности глядели глаза мага-воина.

— Послушай, — дружелюбно сказал тот, — я так понимаю, что на том пергаменте... ну, который мы проворонили... был какой-то важный секрет? А теперь надпись погибла, совсем ничего прочесть нельзя?

Ралидж настороженно кивнул.

— Дело прошлое, — веселым заговорщическим голосом продолжил воин, — но хоть намекни: что там было? Интересно же!

И тут в Ралидже, как то бывало частенько, проснулся веселый наглец Орешек, которому хуже ножа было оказаться побежденным. Орешек всю жизнь следовал правилу: раз уж проиграл, так хоть скажи противнику какую-нибудь гадость на прощание, чтоб не слишком радовался своей удаче.

Значительным голосом, с расстановкой Орешек произнес:

— Дело и впрямь прошлое... секрет пропал безвозвратно... пожалуй, скажу. На пергаменте, который у вас несколько дней провалялся... который вы прочесть не удосужились, пеньки вы еловые, в Бездне не догоревшие... там была тайна Души Пламени!

Несколько мгновений парень наслаждался видом исказившегося лица воина, а также прокатившимся над поляной дружным потрясенным вздохом. А потом, пригнувшись, нырнул в пролом стены.

Орешек не знал, что ему суждено не раз пожалеть об этой мальчишеской выходке...

Эрвар скучал у лесного ручья: маги наотрез отказались являться людям, пока дракон не уберется на почтительное расстояние от крепости. Хотя, казалось бы, что он может сделать призракам?

Увидев печальные лица вышедших к ручью людей, Эрвар не стал ни о чем расспрашивать. Он выполз из ручья, где лежал по брюхо в воде, и бодро предложил почтеннейшим дамам и господам занять места на спине.

Тут и обнаружилось исчезновение Айрунги. Никто и не заметил, когда тот успел улизнуть.

— А он не пропадет один? — встревожился Ильен. В душе мальчика все-таки осталась тень прежнего отношения к учителю. — Такая глухомань...

— За этого прохвоста можешь не волноваться, — хмыкнул Ралидж. — Он живуч, как сплетня!

Когда дракон начал снижаться над опустевшей деревней, первым навстречу ему выбежал Пилигрим. Похоже, он так и просидел весь день, глядя в небо.

— Ну как? — взволнованно воскликнул юноша. Эрвар принял вопрос на свой счет:

— Кошмарно. Позорище, а не полет. Гордое парение петуха над родным курятником. Да чтоб я еще хоть раз... — Он умолк, заметив, что Пилигрим смотрит мимо его головы — на бледную, измученную Фаури.

— Какой ужас! — тихо простонала девушка, соскальзывая с черного хребта в заботливо подставленные руки Пилигрима. — Хорошо, что тебя с нами не было! Я там такого о себе наслушалась — сейчас не смогла бы глядеть тебе в глаза. А эта клятва...

Но рассказать о своих приключениях Фаури не успела: навстречу дракону и его седокам выбежала вся пестрая компания.

Айфер и Аранша, не обращая ни на кого внимания, с хмурыми лицами подошли к Ралиджу.

— Беда, Хранитель, — тревожно сказала наемница. — По дороге проезжал на своей повозке бродячий торговец, только что из Джангаша. Худые вести. Ночью погиб король Нуртор. А под утро по приказу принца Нуренаджи король Джангилар и его свита были брошены в Замок Темного Ветра...

— Ну что, пестрая компания, — угрюмо сказал Сокол, покачивая в руке кубок с вином, — похоже, разбегаются наши дорожки?

Путники второй раз расположились на ночлег на том же злополучном постоялом дворе. Сначала Ингила и Фаури с опаской озирались вокруг: эти стены напоминали им об ужасах прошлой ночи. Но не идти же, в самом деле, в темноте до Джангаша, не ждать же под городской стеной, когда наступит рассвет и откроются ворота... Тем более что Аранша навела на постоялом дворе порядок, а мужчины сложили за околицей погребальный костер. Хорошо сделали. Оборотни или нет, а все ж без костра нельзя.

В погребе обнаружился кабаний окорок, в очаге запылал огонь, было вышиблено дно у бочонка с вином. Неплохо стало на завоеванном постоялом дворе, почти уютно... вот только разговоры там шли невеселые.

— Я — грайанец, — так же хмуро пояснил свою мысль Сокол. — Мой король в плену, моя страна на грани войны. Я не стану сидеть сложа руки... думаю, остальные грайанцы — тоже. Поэтому силуранцам сейчас лучше держаться от нас подальше.

— Попытаетесь спасти своего короля? — спросила Ингила с тихим восторгом.

— Или погибнем за него! — звонко ответил Ильен — и тут же подозрительно взглянул на циркачку: — Побежишь доносить?

— Твое счастье, свиненок, что далеко сидишь, — обиделась Ингила, — а то б за уши выдрала!

— А чего — «выдрала»? — огрызнулся мальчишка, который давно пришел в себя от пережитого днем. — Выдрала одна такая! Думаешь, не понимаю: наша страна — Грайан, твоя — Силуран...

— Вот именно... — Пилигрим ответил не мальчику, а собственным мыслям. — Моя страна — Силуран!

Юноша глядел в очаг. Его лицо, обычно добродушно-веселое, сейчас было серьезным и сосредоточенным, губы твердо сжались. Почувствовав на себе взгляды всех присутствующих, он не спеша поднял голову.

— Моя страна — Силуран, — повторил он. — Принц Нуренаджи кинул в тюрьму мирное посольство — а историки будут писать про подлость, совершенную Силураном!

— А это подлость... — тихо откликнулась Ингила.

— Вот я и подумал: раз это моя страна — выходит, я за нее отвечаю. И если я дам опозорить Силуран, то в Храм Всех Богов могу не торопиться: Безликие меня не услышат.