— Государь не делится со мной замыслами... теми, о которых надо бы знать наследнику престола... — Нуренаджи запутался в словах, проклиная себя за то, что неудачно повел беседу. Конечно, он выглядит полным идиотом! Достаточно взглянуть на короля: бросил поводья на шею вороного, уперся руками в бока, откинулся в седле — и хохочет, хохочет!

— Моя единственная тайна, — просмеявшись, сказал король, — это моя новая красотка. Самая последняя. Но в эту тайну я тебя посвящать не стану, и не проси. Нечего перебегать старику дорогу! — Дядя дружески хлопнул племянника по плечу, отчего тот чуть не вылетел из седла.

Нуренаджи угодливо подхватил смех. Но король разом посерьезнел, подхватил левой рукой поводья. Вороной легким шагом понес своего господина вдоль опушки леса, туда, где раскисшая дорога сворачивала к заросшему ельником горному отрогу и становилась каменистой. Спохватившись, Нуренаджи погнал своего пегого следом. Свита пришпорила коней, продолжая держаться на расстоянии.

— А ведь ты прав, — мрачно бросил король. — Есть тайна, которую открыл мне отец, да будет милостива Бездна к его душе. И я должен бы передать ее наследнику, да все как-то... А пора! Вот заломает меня завтра медведь на охоте — и никого не останется, кто знал бы...

Нуренаджи почувствовал, как пересохло горло; по позвоночнику словно скользнули ледяные пальцы. Нет, не любопытство — внезапный страх лишил его дара речи. Показалось, что сейчас из уст короля прозвучат какие-то особенные, жуткие слова, которые навсегда изменят его судьбу — и нельзя будет вернуться к прежней жизни.

— Я говорю о черной колонне, — веско сказал король. — О колонне в Храме Всех Богов. О заклинании, которое освобождает демона.

Страх сразу покинул Нуренаджи, ему стало стыдно и досадно. Ай да дядя! С каким серьезным видом сунул под нос дураку-племяннику сказочку для детишек и глупых чужестранцев!

Но показать обиду было нельзя. Нуренаджи бросил поводья, уперся руками в бока, откинулся в седле — точь-в-точь как это недавно делал король — и расхохотался. Не так звучно и басовито, как дядя, но все же похоже. Пусть король видит, что племянник оценил его прелестный розыгрыш!

Но смех разбился вдребезги, как глиняная кружка, под увесистым неодобрительным взглядом старшего Вепря.

— Если тебе так весело, возвращайся во дворец, там прохихикаешься. О важных делах можно и потом поговорить. Я подожду.

Придворная жизнь даже мраморную статую научит мгновенно менять выражение лица, подстраиваясь под настроение государя. Нуренаджи молниеносно сделал огорченно-виновато-покаянно-глубокомысленно-серьезно-внимательную физиономию.

Нуртор выждал немного, не сводя с племянника укоризненного взора, затем смягчился и вернулся к прерванной беседе:

— Отец передал мне тайну, когда лежал на смертном ложе. А ты услышишь заклинание прямо сейчас, потому что... — Голос короля дрогнул, стал напряженным. — Потому что я не знаю, что будет завтра!

Нуренаджи изумленно взглянул на короля. Тот хмыкнул, словно сам себе удивляясь:

— Не обращай внимания. На миг померещилось дурное. Как говорится, увидел искорку со своего костра... ладно, слушай!

Остановив коня и понизив голос, словно могли подслушать теснящиеся к дороге ели, Нуртор произнес несколько слов на неведомом языке — странном, глухо звучащем...

«Да он меня не разыгрывает! — в смятении подумал принц. — Он в самом деле верит в старую сказку! Положим, и я в нее верил... но это же было давно... в детстве...»

Комом к горлу подступило воспоминание: вот он, совсем еще мальчишка, остался без присмотра в храме. Отец возле священного бассейна беседовал со жрецами, а Нуренаджи подкрался к черной колонне. Какой загадочной казалась она издали... а вблизи — ничего особенного, только облицована не светло-серыми, а черными плитами. У одной уголок отбит виден застывший раствор...

Нуренаджи привстал на цыпочки, прижался ухом к колонне, затаился, надеясь услышать хотя бы дыхание пленного демона. Ничего... только ухо замерзло от ледяной плиты.

Послышались шаги. Нуренаджи стало стыдно, мальчик метнулся к большому жертвеннику, пригнулся... и увидел подходящего Тореола, взволнованного до бледности. Тореол огляделся, припал ухом к черной колонне...

Так Нуренаджи узнал, что поступки, которые мы готовы снисходительно простить сами себе, кажутся нестерпимо идиотскими, когда их совершают другие. Долго же потом он дразнил двоюродного брата!..

Может быть, легчайшая пыльца этого воспоминания задела сознание короля. Он нахмурился:

— Я все гадал да прикидывал, кому открыть эту тайну: тебе или Тореолу... да все без меня решилось. Интересно, где сейчас Тореол? Куда его зашвырнули чары?

«Надеюсь, в жерло вулкана, — с ненавистью подумал Нуренаджи. — Или в океан, подальше от берега...»

Внезапно он уловил в дяде едва заметную перемену: расправились плечи, руки поудобнее перехватили поводья, в глазах заплясала лукавинка. Постороннему человеку этого бы не углядеть, а Нуренаджи подобрался, за спиной короля махнул рукой свите. Всадники переглянулись, повеселели. Начиналась игра, которую шепотом называли «охота на Вепря».

Довольно часто на прогулке Нуртор пытался оторваться от сопровождающих его придворных. А те старались не дать ему скрыться, чтобы не выслушивать по возвращении злые насмешки государя. Никто не поддавался, была честная игра на равных, иного Вепрь не потерпел бы...

Нуренаджи ухмыльнулся, стараясь не пропустить мгновения, когда король гортанным окриком пошлет вперед великолепного вороного жеребца.

Где уж эти молокососам травить старого Вепря! И Нуренаджи еще сопляк, хоть едва не загнал своего пегого!

* * *

Нуртор Черная Скала, правитель Силурана, лежал на дне оврага, пачкая дорогой наряд грязью и палыми листьями. Сверху его прикрывали свисающие корни деревьев, с которых смыли почву осенние дожди.

Черный конь спокойно лежал на боку рядом с королем, рука хозяина успокаивающе похлопывала умное животное по шее. Нуртор знал, что вечерние тени, падая с обрыва, укрывают коня надежнее плаща-невидимки.

Сверху доносились встревоженные, раздосадованные голоса. Кричите, бегайте! Вам до утра бегать придется. А ваш король потихоньку вернется в Джангаш, ему здесь все тайные тропы известны с детства. Вы прискачете под утро, голодные, злые, мокрые от росы... а государь уже третий сон будет досматривать!

А можно и забавнее сделать. Вы прискачете под утро — и узнаете, что государь так и не возвратился с прогулки. Караул! Тревога! Весь дворец на уши становится!.. И тут заявляется король, весьма довольный жизнью, потому что ночь провел не среди коряг и колючих кустов, а под одеялом из невероятно длинных рыжих волос...

При этой сладкой мысли рука, гладящая конскую гриву, дрогнула. Конь, почуяв волнение хозяина, мотнул головой и попытался встать. Король рассеянно прижал морду жеребца к земле, продолжая думать о дивной рыжей реке, струящейся по постели.

За Гиблой пропастью, за Волчьим долом стоит на холме ветряная мельница. Мельник год назад разлетелся золой с костра, но молодая хозяйка не спешит снова замуж — а зачем ей? С жерновами да мешками управляются рабы, а постель и так холодной не останется. Бабенка — что намазанная медом булочка... а уж косы-то, косы!..

— Сейчас эти дурни уйдут, — шепнул король в подрагивающее черное ухо, — а мы с тобой, Злодей, — к красотке мельничихе. Ты ведь знаешь туда дорогу — а, зверюга с копытами?..

Закатные лучи скользили по каменной круче — и не достигали дна, откуда черной тенью уже выползала ночь. Но вороной спокойно и уверенно шагал по дороге меж отвесной скалой и краем пропасти. Он и впрямь знал дорогу на мельницу не хуже, чем низкорослые крестьянские лошадки, которым приходилось таскать туда телеги с зерном.

Неожиданно за поворотом всадник увидел высокую статную женщину, словно поджидавшую кого-то у скалы.

Рот Нуртора расплылся в широкой ухмылке, которую не могла скрыть борода.