Чтобы не слушать занудных воспоминаний облапошенного хозяина, Сокол решил немного побродить по деревне. Пилигрим заявил, что тоже хотел бы размять ноги.

Деревня была не столько большой, сколько растянувшейся по лесу. Домишки стояли далеко друг от друга, дворы заросли травой. За каждым домом виднелся огород.

— Небогато живут, — отметил Ралидж. — Грядочки эти жалкие...

— А зато вон там, на взгорке, — коптильня, — вступился силуранец за земляков. — Видимо, не только нашего хозяина охота кормит...

— И скотины почти нет, — продолжал придираться Сокол. — Полдеревни прошли, а часто видели конюшни или коровник?

— А в Грайане что, иначе? — обиделся Пилигрим. Ралидж вспомнил убогие приграничные деревеньки и признал, что все примерно так...

Внезапно Пилигрим остановился:

— Что-то здесь... я чего-то не понимаю... ага, вот! Мычание изнутри... это коровник. Моему господину ничего не кажется странным?

Ралидж всмотрелся в прочный бревенчатый сруб:

— В таком коровнике хорошо оборону держать. От вражеского войска.

— Вот-вот, и на дверях — замок... а цепь-то, цепь какая! Не пожалел хозяин железа, а ведь оно недешево стоит... А рядом — лачуга, обветшала вся, дверь пинком высадить можно. Это как понимать?

— Не знаю... А ну-ка, пройдемся еще...

Прошлись. Поглядели. Каждое прочное деревянное строение, обвешанное замками, оказывалось либо конюшней, либо коровником. Можно было подумать, что хозяева ожидали налета на деревню банды скотокрадов. К собственной безопасности местные жители относились куда более беспечно.

Слегка заинтригованные, путники пытались расспросить крестьян, но первый же, к кому они обратились, понес что-то невразумительное и, замяв разговор, ускользнул прочь. А потом, стоя у невысокого забора, смотрел вслед заезжим господам долгим, сосредоточенным взором.

Такие взгляды провожали Ралиджа и Пилигрима во время всей прогулки по деревни. Мужчины и женщины, молодые и старые — все бросали домашние хлопоты, не спеша подходили к заборчикам. Ни любопытства, ни испуга не было в их холодных серьезных глазах.

— Ну, уставились... — тихо буркнул Пилигрим. — Всего меня рассмотрели, до косточек...

— Словно покупать нас собираются! — раздраженно поддакнул Ралидж. — Оценивают... А пойдем-ка обратно!

На постоялом дворе их настроение улучшилось. Пылающий очаг разогнал противную сырость. Стол и скамьи были чисто выскоблены. Увесистые дикие гуси, чей перелет неудачно закончился в окрестностях деревни, источали такой аромат, что было ясно: свою птичью жизнь они прожили не зря.

Фаури и Ингила, наскоро перекусив, поднялись в свою комнату. Из женщин внизу осталась лишь Ферина. Она разливала гостям вино и, пользуясь отсутствием отца, вовсю заигрывала с постояльцами. Зубоскалила, вертела бедрами, норовила задеть плечом или грудью то одного, то другого. Но основная атака велась на Айфера, и наемник это прекрасно понимал: приосанился, поглядывал на всех сверху вниз, с лихим видом отпускал казарменные шуточки, находившие у девицы полное одобрение.

Когда гости порядком развеселились, Ферина взглянула себе под ноги и ненатурально взвизгнула:

— Ой, я ж циновки не поменяла! И всыплет же мне отец! Бегу, уже бегу! Только... только большие они очень, помог бы мне кто...

Челивис галантно дернулся вперед, но Айфер осадил его взглядом, способным остановить лавину в горах, а не то что захмелевшего собутыльника.

— Я тебе помогу, малышка! — заявил наемник и встал. — Где там твои циновки?

— На сеновале, над конюшней... — И Ферина выскользнула за порог.

— На се-но-ва-ле... — значительно, с расстановкой повторил Айфер и последовал за девицей.

— Да, — разочарованно вздохнул Челивис, — не скоро нам придется ходить по чистым циновкам...

— Жаль, зеркала нет, — сказала Фаури. Дочь Клана сидела на скамье, а Ингила, стоя у нее за спиной, бережно расчесывала мягкие русые волосы госпожи обломком деревянного гребня, которым снабдила их Ферина.

— Да госпожа небось на эту красоту и дома насмотрелась, — с завистью сказала Ингила. — Я бы тоже длинные волосы отпустила, да с ними не покувыркаешься... — Она шагнула в сторону и критически обозрела дело своих рук. — Ну, чистый шелк! И травинки мы все выбрали... Может, позвать эту, как ее... кривляку здешнюю... пусть воды согреет — помыться перед сном?

— Нет! — вздрогнула Фаури. — Не зови никого. И сядь поближе. Я... я почему-то боюсь.

Ингила недоуменно пожала плечами:

— А чего бояться-то? Не в темнице сидим, не по лесу бродим...

— Я бы сейчас лучше в лесу очутилась. Тебе не кажется, что здесь пахнет кровью?

— Гнилью здесь пахнет! — фыркнула циркачка. — Конура, а не комната. Но можно ставни открыть и проветрить.

— Ставни... — растерянно повторила Фаури. — Да, ставни! Смотри: на них есть пазы для засова — а самого засова нет. Окно не запирается!

— А зачем? Тут высоко, кто сюда залезет? А с открытыми ставнями воздух свежее.

— Смелая ты, Ингила!

— По свету брожу. Если на каждом шагу бояться — далеко не уйдешь.

— Ты и со мной смелостью делишься. Беру тебя за руку — и страх уходит. И в темнице то же самое было.

— Ой, в темнице! Я там так перетрусила... А госпожа держалась — любо-дорого взглянуть! Ну, просто королева! Фаури взяла себя в руки и ответила почти весело:

— Если верить преданиям, была когда-то я и королевой. Лет семьсот назад. Каких только несчастий не случается с одинокой слабой женщиной, верно?

Ингила хихикнула, но вдруг стала серьезной:

— Я и забыла... ведь госпожа — Вечная Ведьма! Может, и сейчас Рысь не зря тревожится из-за окошка? Правда-правда-правда! А поищем-ка мы, чем его закрыть!

Циркачка выскочила за дверь — и тут же вернулась, потрясая метлой:

— Вот! Хозяйская дочка на лестнице забыла. Ручка крепкая, толстая, мы сейчас ее в пазы...

Общими усилиями девушки приладили ручку метлы вместо засова.

— Вот и всё-всё-всё! — щебетала Ингила. — С лестницы беда не явится: внизу наши сидят. И Сокол, и оба наемника, и мой Тихоня, и Рифмоплет, и Пилигрим.

— Пилигрим... — задумчиво промолвила госпожа. — По-моему, он самый храбрый на свете! Помнишь, как он бросился за мной в реку? И в темнице держался так мужественно...

Ингила помрачнела. Пилигрим, конечно, славный паренек, но незачем Дочери Клана так глубоко вздыхать... и глубокое мерцание в синих глазах тоже совершенно ни к чему... Ох, быть беде, если Рысь забудет, кто она такая!

— Словом, все там, — сухо перебила циркачка госпожу. — Вся пестрая компания. Мимо них никто не проберется...

Она не договорила: госпожа вскочила на ноги так резко, что облачко волос взметнулось вокруг головы. Белая ручка взмахом указала на окно.

Ингила обернулась — оцепенела.

Оконные ставни подрагивали: кто-то пытался открыть их снаружи. Толчки были осторожными, но сильными: ручка метлы так и ходила в пазах.

Девушки разом закричали.

Прежде чем взобраться по приставной лесенке на сеновал, Ферина прихватила возле поленницы топор. Затем шустро полезла наверх, довольно взвизгивая, когда поднимающийся сзади Айфер лапал ее за икры.

Как только они очутились на груде свежего ароматного сена, наемник без единого слова сгреб девицу в охапку и весьма удивился, когда она ловко вывернулась из его могучих объятия.

— Потом! — строго сказала Ферина. — Сначала помоги, раз обещал. Приколотить надо кое-что... — Она протянула Айферу три длинных гвоздя. — Я б сама, да у меня все время гвозди гнутся, не напасешься. Вот, держи топор — обухом придется...

— Ладно, — пожал плечами грайанец. — Что прибить-то надо?

Девица отодвинула тонкий слой сена в углу. Айфер присвистнул, увидев, что одна из толстых досок с одного конца почти оторвана от балки. Прочное дерево было исполосовано чем-то острым. Казалось, кто-то очень сильный пытался сверху прорваться в конюшню и почти в этом преуспел — но не пробился и в гневе изодрал доску ножом.