— Тот, кто возьмет ожерелье из этой выемки, да? — хмуро бормотнул Айрунги. Он оглянулся через плечо — и увидел лежащего на камнях мальчика. Сорвал с пояса флягу, склонился над учеником, плеснул ему в лицо водой.
Ильен открыл глаза, дернулся всем телом.
— Молчи и делай, что скажу, — повелительно зашептал учитель. — Мой мальчик, я знаю... Если такую вещь возьмет в руки ребенок... невинная душа... артефакт потеряет вредоносные свойства. Достань ожерелье из выемки... просто возьми и дай мне...
Смятение дрожало в распахнутых глазах мальчика. Он поколебался, затем встал, бросил быстрый взгляд на воина, подошел к световому столбу, нагнулся, взял ожерелье... Учитель тут же выхватил талисман у него из рук.
— Эй, — гневно донеслось сверху, — ты что это, мошенничать вздумал?
— Не говори ерунды, — дерзко отозвался Айрунги. — У нас уговор — и я намерен его соблюдать. Я сам заинтересован в том, чтобы вернуться с победой и получить награду. Я вам эту Вечную Ведьму за косы приволоку. Но не выношу, когда меня запугивают, давят на меня! Запомни: пес, сидящий на цепи, дичи не принесет!
— Да? Что ж, попробуем тебе поверить...
На негнущихся ногах Фаури отошла от окна, пошатнулась, чуть не упала. Пилигрим бросился к ней, бережно поддержал, довел до скамьи.
— Предупреждать надо! — возмутился дракон. — А если бы я от удивления пасть захлопнул? А там рука...
Никто не обратил внимания на эти слова — все взгляды скрестились на Айрунги. А тот, не видя и не слыша ничего, всем телом подался в сторону Ильена и заговорил со страстной мольбой:
— Мальчик мой, поверь... Я сам не знаю, как это вышло! Въевшаяся в кровь и плоть привычка обманывать опасность... Судьба бьет меня — я уворачиваюсь, она промахивается... и так всю жизнь, из года в год! Но потом я сам ужаснулся... я еще никогда такой ценой... — Он впился глазами в лицо ученика — и вздрогнул, наткнувшись на твердый непрощающий взгляд. — Ильен, ты много значишь для меня! Ты похож на меня самого в детстве — но лучше, чище... Я мечтал передать тебе все, что знаю и умею...
— И вместо этого подставил ребенка под злые чары. Прикрылся им, как щитом, — негромко сказал Ралидж.
При звуках его голоса Айрунги очнулся и внутренне ощетинился. Он не лгал: защита была его естественным, привычным состоянием.
— Хранитель, — пробасил от окна дракон, — не отдашь ли его мне? Я заметил, что мерзавцы почему-то особенно хороши на вкус.
— Ты же говорил, что сыт... — робко покосилась на него Фаури.
— Ничего, для хорошего дела быстренько проголодаюсь. Так что когда он больше не будет нужен Соколу...
— А я нужен? — спросил Айрунги холодно и деловито — словно не он только что вымаливал у ребенка прощение.
— Да не очень... — пожал плечами Хранитель. — Возможно, пригодился бы в Кровавой крепости. Нужно ведь отдать призракам ожерелье и уговорить снять заклятье с мальчика. Конечно, могут возникнуть сложности из-за того, что с нами не будет Вечной Ведьмы... ох, прошу прощения у светлой госпожи. Но это ее право — отказаться...
— Нет! — вскинула голову Фаури. — Если мальчик... это меняет дело! Конечно, я согласна! — И с вызовом обернулась к Айрунги. — Ты же обещал меня за косы притащить? Подожди, сейчас заплету!
Пилигрим изменился в лице, хотел что-то сказать, но сдержался.
— Где эта крепость? Долго туда добираться? — деловито спросил Хранитель.
Айрунги не успел ответить — вмешалась Арлина. Коварным голосом она сказала:
— Где бы она ни была — по воздуху туда наверняка быстрее, чем по осеннему непролазному лесу... Эрвар, ты не знаешь, где это место?
— Знаю, — солидно отозвался дракон. — Там Врата неподалеку. Если по воздуху, так за день можно обернуться туда и обратно... — Тут до него дошел смысл вопроса. — Эй, вы что?! Нашли верховое животное!
— Ну, Эрвар, — взмолилась Арлина, — я же тебя знаю! Ты не допустишь, чтобы ребенок погиб от злых чар! Ну что тебе, такому сильному, такому могучему, снести несколько человек?..
Дракон замотал головой так яростно, что своротил оконную раму.
— Несколько человек? Да что я вам — дорожная карета с крыльями?
— Как можно сравнивать! — рванулся в бой Пилигрим. — Какая-то паршивая дорожная карета! Да ты ж ее в когтях унесешь вместе с упряжкой лошадей! Такой размах крыльев! Мышцы под кожей так и гуляют! Хватит скромничать, ты же сильней всех на свете!
Наглая лесть, как ни странно, подействовала: Эрвар не был избалован подобным отношением к себе.
— «Несколько человек» — это сколько? — хмуро поинтересовался он. — Всей шайкой ко мне на спину взгромоздиться решили?
Начались яростные споры — кому лететь?
Ильену, Хранителю и Фаури — это уж обязательно. Арлина заявила, что отправляется с ними, потому что боится остаться здесь без мужа. Это объяснение было встречено с законным недоверием, но за госпожу неожиданно вступился Эрвар. Дракон со смехом объявил, что объездила его именно госпожа. Раз она так рвется в эту Кровавую крепость — надо ее взять, а иначе и полета никакого не будет...
Четыре седока — уже солидный вес... Пилигрим, к его яростному негодованию, был отвергнут. Айфер и Аранша — тоже.
Айрунги, напротив, держался скромно и персону свою в попутчики отнюдь не навязывал. Мол, пергамент ему так и так не достанется, Вечную Ведьму без него привезут на встречу со старыми друзьями. Так зачем утруждать почтеннейшего дракона и занимать место у него на спине?
На это Эрвар выразительно ответил, что уж эту ношу он лишней не считает, но понесет пленного прохвоста не на спине, а в когтях. Во-первых, ему, Эрвару, так удобнее: меньше народу по хребту елозит. Во-вторых, если лететь будет все же тяжеловато, когти можно и разжать...
Айрунги пытался протестовать, Пилигрим пытался настаивать, но их уже никто не слушал. Все двинулись к дверям. Аранша на ходу уговаривала госпожу взять ее плащ, он теплее. (Наемница уже успела пройтись по всем углам постоялого двора, отыскала штаны, рубаху, плащ и с удовольствием рассталась с нелепым розовым одеянием.)
Внезапно Ингила начала во весь голос умолять, чтобы ее взяли с собой. Да, эта история ее никаким боком не касается, ну так что? Неужели добрые господа обидят маленькую циркачку, которой раз в жизни выпала такая удача — полетать на драконе и своими глазами увидеть призраков Кровавой крепости? Да она пить, есть и спать перестанет, если такое упустит! Зачахнет, захиреет и умрет!..
Пестрая компания подняла девчонку на смех. И только Фаури, тихая и несчастная, негромко сказала, что ей было бы не так страшно, если бы рядом оказалась Ингила.
Циркачка не отступала. Она бросалась то к одному, то к другому путнику, взывала к их благородным чувствам, но на каждую ее умоляющую тираду ответом был хохот. Тогда Ингила подбежала к дракону, обняла, сколько хватило рук, большую черную голову и поцеловала в холодный жесткий нос.
Результат оказался совершенно неожиданным. Какое, казалось бы, дело громадному крылатому хищнику до чмоканья мелкой девчушки? Но, видно, отозвалось в драконе что-то от бывшей человеческой натуры...
Эрвар разинул пасть и громогласно заявил, что эта кроха отправляется с ними, в ней и весу-то нет. А кто будет возражать, тот пускай летит до Кровавой крепости своим ходом. Может у него, Эрвара, быть собственное мнение? Или он окончательно превратился в бесправную рабочую скотину? Если на то пошло, за те годы, что он провел в драконьей шкуре, его не так уж часто целовали...
— Эх, — вздохнул Пилигрим, — почему мои поцелуи так высоко не ценятся?
— Потому что ты лопоухий! — показала ему язык циркачка.
Арлина, перестав смеяться, серьезно и оценивающе взглянула на торжествующую девчонку.
Пока все отыскивали по сундукам одежду потеплее и ломали дверь сарая, где был заперт меч Ралиджа, Волчица отозвала Ингилу в сторонку.
— Вот что, милая, — ровно и приветливо сказала госпожа, — тебе не кажется, что нам есть о чем поговорить?
Циркачка, несмотря на молодость, имела немалый жизненный опыт и вполне могла оценить надвигающуюся опасность. Она распахнула чистые детские глаза и истово заверила высокородную госпожу, что говорить им решительно не о чем. Не знает она, глупая цирковая девчонка, о чем ей говорить с Дочерью Клана.