– Оу‑оу‑оу‑оу‑оу! – подпевали ей, а если еще точнее, то подвывали. Грустно и даже жалостливо.

– А вот еще вспомнила! Где‑то на…

Стоило Рейтару вставить ключ в замочную скважину, как только начавшаяся новая песня прервалась на полуслове. Толкая скрипучую дверь, он отлично осознавал, что впереди его ждет самый сложный в его жизни разговор.

Хотел бы он сказать, что мейстериса по глупости или от недопонимания испортила совершенно все, но это было не так. Все испортилось гораздо раньше – в тот миг, когда младшая сестра Амелии имела наглость его поцеловать.

Правда, никто точно не мог сказать, как сложилось бы их общее будущее, не будь того поцелуя. От своих чувств и желаний Рейтар все равно не отступился бы.

* * *

– Но, мой повелитель!.. – ошарашенно, едва ли веря в происходящее, с негодованием воскликнула мейстериса Ортлинай.

– Вы смеете мне перечить? – очень мягко, совсем не повышая голоса, спросил Рейтар, глядя на женщину в упор.

Их борьба взглядами длилась всего миг, буквально несколько секунд, пока та, что отправила нас с Кирюшей в тюремную камеру, не осознала, что мужчина действительно не шутит.

До служанок, что побывали в этом кабинете всего с десяток минут назад, и то быстрее доходило. Они даже перечить не стали. Просто извинились, выслушали свое наказание за самоуправство – ограничительные браслеты, не позволяющие им оборачиваться драконами сроком на неделю, – и отправились восвояси.

Другая служанка – маленькая, худенькая, неказистая и пугливая, та самая, что сбежала сегодня из спальни, когда я проснулась, – принесла нам с дракошкой замороженный ягодный сок в креманках. Наверное, так нас пытались умаслить.

А мы что? А мы ничего. На этом материке даже вечером жарко было, и распахнутое настежь окно в кабинете не спасало, так что от десерта не отказались, расположившись в уютном кресле для посетителей. И пока мейстериса пыжилась, выдавливая такие незнакомые для себя слова, мы с удовольствием скребли ложкой по сорбету.

– Я прошу… простить меня… за поспешные выводы и решения, леди Гаргат. – прилагая просто титанические усилия, все‑таки вымолвила женщина, в то время как на ее лице выступили тусклые желтые чешуйки. – Этого больше не повторится.

Я чуть не исправила ее по привычке: все‑таки леди из рода Гаргат являлась именно Илона, как законнорожденная, но, натолкнувшись на предупреждающий взгляд Рейтара, быстренько сделала вид, что я очень даже леди. И спину выпрямила, и взгляд спрятала, как и полагается, и… коварно промолчала, не собираясь прощать такое к себе отношение.

И не только к себе.

– Я могу идти, мой лорд? – спросила мейстериса, глядя исключительно на своего повелителя да так задрав голову, что еще немного – и носом до потолка достала бы.

– Прошу прощения, а вы перед принцем извиниться не хотите?

Мой вопрос стал полной неожиданностью не только для женщины, но и для Рейтара. Теперь уже он делал вид, что все идет так, как задумано, я же продолжала изображать леди, ложкой подчищая моську дракошки, который рот открывал широко и нетерпеливо.

– Я… – Глянув на своего повелителя, поддержки в его глазах мейстериса так и не нашла.

Тут уж на помощь ей пришла я, потому что мне было что сказать:

– Не понимаете за что? А я вам объясню. Ребенок и без того был напуган, когда вы меня куда‑то поволокли, пытаясь насильно забрать у меня мальчика. Но вам этого показалось мало, и вы решили, что принц в тюремной камере будет смотреться органично.

– Но он же не хотел выходить! – возмутилась женщина, наверняка искренне считая, что я сейчас навожу на нее поклеп.

– А кто позволил вам его вообще туда привести? Ребенка. Принца.

И тут мейстериса Ортлинай как‑то странно посмотрела на Рейтара. Я тоже на него посмотрела, но лицо его превратилось в непроницаемую маску. Сказав, что этот разговор еще не закончен, мужчина быстро выпроводил эту драконицу и сам закрыл за ней дверь.

Тут‑то я и не выдержала!

– Вы и ранее позволяли себе запирать ребенка в тюремной камере?!

– Все не совсем так, как ты могла подумать, Амелия, – заявил этот бессовестный тип примирительным тоном, выставив вперед себя ладони, стоило мне пересадить Кирюшу со своих колен на кресло и подняться. – Он часто безобразничал и не слушался, вел себя неподобающе. Только по этой причине мне пришлось устроить ему прогулку по казематам, что находятся под дворцом. Я показывал, что происходит с преступниками – с теми, кто не слушался.

– Ну и как? Помогло?

Я прямо‑таки негодовала от безголовости некоторых, но вооружиться в качестве метлы чьими‑то перьями, что стояли в напольной вазе никак ради украшения, мне не дали. Рвануть‑то я к вазе рванула, но у самой цели меня невообразимым образом перехватили.

Да так перехватили, что губы заняли поцелуем. Тем самым поцелуем, от которого все внутренности перевернулись, а руки разом ослабели, так и не дотянувшись до цветастого веника.

Павлины у них тут водятся, что ли?

Замерев, утратив дар речи, неожиданно для самой себя оробев за этот короткий миг, я распахнула веки, глядя на бессовестную морду. С одной стороны, очень сильно хотелось влепить ему пощечину за такое самоуправство после всего, что случилось за этот долгий день, а с другой стороны…

Желание возмутиться, почему поцелуй продлился так мало, огнем горело на кончике языка. А впрочем, нет, пощечину дать хотелось гораздо больше, зачитав какую‑нибудь весомую нотацию на тему воспитания ребенка и того, как принято встречать гостей.

Но отчего‑то севшим голосом произнесла я совершенно другое:

– У тебя в глазах огонь горит.

– Какой огонь, Амелия? – мягко улыбнулся он, коснувшись ладонью моей щеки в намеке на нежность.

И вот зря он не поверил!

– Да самый настоящий!

Осознание того, что я не шучу, доходило до Рейтара слишком медленно. Нахмурившись, он широкими шагами пересек свой кабинет, остановившись у единственного предмета, который мог заменить ему зеркало, – у окна. Но, вглядевшись в створку, на меня он посмотрел недоуменно.

А все потому, что глаза его снова стали обычными – почти черными, когда на них не падал свет или лучи солнца.

– Да они правда были янтарно‑огненными, – подтвердила я свои слова.

Кивнув, мужчина вернулся к своему столу, но было видно, что мне он не поверил. А еще мне показалось, что мои слова его расстроили, потому и не стала больше убеждать.

Кирюша облизывал креманку, мы хранили молчание.

– Мне очень нужна твоя помощь.

– Нам с Илоной срочно необходимо попасть в храм.

Обе эти фразы мы произнесли одновременно. Одновременно же и замолчали, предоставляя право начать разговор первым друг другу. Для того чтобы вообще заговорить с Рейтаром, мне потребовалось отринуть абсолютно все, что происходило сегодня. Все свои обиды, все слова, что ранили сердце, – я не забыла их, но постаралась абстрагироваться, потому что существующие проблемы были куда важнее.

И как оказалось, не только для меня.

– Какая помощь тебе нужна?

– Почему ты так настаиваешь на посещении храма?

И снова мы заговорили одновременно, выждав мгновение, миг, минуты, что тянулись бесконечно. Вернувшись к креслу, я отобрала пустую креманку у дракошки, перенесла его на пол – на ковер – и без разрешения взяла со стола у Рейтара пустые листы бумаги и перо, чтобы занять мальчишку.

Сама же села рядом и взглядом предложила мужчине занять место подле нас.

Отказываться он не стал.

– Так какая помощь тебе нужна? – заговорила я первая, желая предоставить Рейтару шанс облегчить душу.

Было видно, что ему тяжело. А еще что он сомневается. Сегодня я впервые разглядела неуверенность в этом всегда сильном мужчине, и он показался мне гораздо человечнее, ближе.

– Сначала я хотел бы сказать, что не стану извиняться за то, что не представился раньше. Этому сопутствовали весомые причины.

Я молча слушала о том, как Кирюша оказался не просто за пределами дворца, а за пределами королевства. Рассказывая, Рейтар делал акцент на том, что многих деталей исчезновения племянника не знает до сих пор и это лишь его предположения, но мне и этого хватило, чтобы окончательно убедиться в том, в какую глубокую и темную ж… засаду мы попали.