— Рава Лейна, а что там в ране?

— Не знаю, Сарс. Может быть от стрелы что-то, или просто комок грязи…

— Если боитесь смотреть — зажмурьте глаза! Вам и не обязательно смотреть — главное — держать, что бы не дергался! Начали!

Мне самой чуть не стало плохо, когда лекарь вскрыл рану — звук был, как хлопок от шампанского. И гноем плеснуло от души… Я лила воду, не обращая внимания, что не вся попадет в подставленные тазы, одновременно старалась не наклонить подсвечник — не дай бог капнуть воском в рану! Надо было, дуре, с подсвечником другого человека поставить! В тот момент, когда рана была почти промыта, Сейд рванулся особенно крепко и затих… У меня сердце ушло в пятки — умер! Он побледнел на глазах, по губам разлилась синева…

— Ты! — я ткнула пальцем в одного из солдат — держи подсвечник и не шевелись! Пока он не двигается — я посмотрю, жив ли…

Потрогала пульс — бьется, посчитать не смогла — у самой сердце частило… Значит — просто потерял сознание. Ну, ему же лучше…

Взяла прокипяченную серебряную ложку, ввела в рану гладкую ручку…

— Лекарь, края держи!

И увидела… Крошечный темный комочек, облепленный гноем…

— Лекарь, видишь?

— Вижу, рава. Держи, сейчас я…

Я чуть не потеряла сознание, когда увидела, как он запускает пальцы в рану и копается там, старясь подцепить… Оттягивала край ложкой, про себя, молилась:

— Господи, помоги… Помоги, господи…

Как известно, в падающем самолете атеистов не бывает…

— Вот!

На ладони лекаря, в маленькой лужице крови и гноя лежал кусочек металла, поблескивая острым краем.

— Держи ложку, лекарь…

Рану я промывала всей имеющейся водой, плеская серебряной миской от души…

Из комнаты Сейда я вышла мокрая и пропотевшая насквозь, отчетливо понимая — не зря хирурги свой хлеб едят, ой, не зря… Ноги подрагивали в коленях, ломило мышцы, как-будто я смену в цехе за станком отработала!

Там еще суетились служанки и солдаты, перенося Сейда на чистую кровать, там подтирали пол и выносили грязное окровавленное тряпье…

— Все, лацита тиргус, я сделала, что могла. Дальше зависит не от меня. Но перевязку я сделаю утром сама… Вот, на память…

На ладони у меня лежал тот самый комочек металла. Похоже, стрела была старая, с трещиной и, когда вытаскивали — эта крошка осталась в ране. Если нет заражения крови — завтра утром придет в себя. Если есть…

Тиргус сидел, смотрел в огонь и, по морщинистому лицу бежали мутноватые старческие слезы…

— Матиуш…

— Слушаю, рава.

— Матиуш, тиргусу бы вина горячего и уложить его. Попробуй?

— Да, рава, Лейна. Сейчас прикажу…

Я вернулась в комнату, служанки уже заканчивали подтирать пол, Сейд лежал на чистой кровати, а на лбу у него — кроваво-красная тряпка…

Все же ярга дает очень красивый и яркий цвет. А кислота, любая, практически, снимает жар. Так что ничего страшного, даже если лоб окрасится. Лишь бы выжил…

— Дайма, ты ночью сидеть будешь?

— Я, рава Лейна.

— Ну, вели принести матрас и подушку, я тут на полу подремлю. Если что — сразу же буди. И пить давай, сколько запросит. Вот что в кувшине есть — то и давай.

Отвар ярги с медом я наболтала лично. Кислое питье собьет температуру, хотя, я посмотрела на Сейда — лежит он спокойно, не мечется. Возможно, боль утихла, пусть и не полностью…

Уснула я сразу, как только легла. И проснулась от сиплого голоса:

— Пить…

Дайма сладко похрапывала прямо на стуле. Надо бы ее уложить — вымоталась совсем. Вряд ли она спала, когда её любимчик заболел. Судя по её красным рукам, сложенным на животе, она меняла тряпку с отваром ярги на лбу тирга не один раз.

Сейд был бледен, с пересохшими губами, глаза ввалились и выглядел он отвратительно. Но был в сознании!

— Сейчас, тирг, сейчас… Рот открой!

И я поднесла к его губам большую серебряную ложку с питьем.

Так нас и застал лацита тиргус.

Я сидела на кровати Сейда и медленно, по ложечке, вливала в него кислое питьё. Выглядел лацита тиргус так, что сразу становилось понятно, он стар и не слишком здоров…

Проснулась Дайна, нас всех выставили из комнаты и тиргус остался говорить с сыном. Но сперва спросил у меня, не повредит ли ему разговор.

Я чувствовала себя очень неловко. У нас к больным, да еще в хирургию, пускают, конечно. Но нужно одеть халат и сменку, да и состояние больного врачи оценивают. А я откуда могла знать, можно ему говорить или нет? Он в сознании, но слабый. Температуры, вроде как, нет, но я даже рану не видела еще с утра… Да и увижу — что я там понимаю?! Поговорить я разрешила, но не долго. Дайну отправила отсыпаться, велев до вечера не приходить — ночью пусть с Сейдом сидит хоть кто-то. Пришедшую Листу, робко топтавшуюся за дверью, отправила заказать завтрак.

— Кашу, жидкую, без молока. Можно меда положить или сливок, но — без молока. И питья пусть еще кувшин сделают. И крепкий отвар ярги прокипятят — примочки делать.

Пришел Сарс, он тоже ночевал в замке, хоть и жил рядом.

— Так тирс Матиуш велел остаться. И комнату мне выделили и покормили уже с утра. Как он там?

— В сознание пришел, сейчас нужно будет бинты сменить. А потом можно вам и домой до вечера. Я тут побуду с тиргом.

Лацита тиргус вышел из комнаты сына спокойный. То, что Сейд в сознании,

подействовало на него благотворно.

— Скажи, рава Лейна, что еще нужно делать? Может какие травы нужны или напитки? Только скажи — все будет.

— Лацита тиргус, я не лекарь и не слишком в лечении разбираюсь. Хорошо бы травницу пригласить — может быть что-то подскажет.

— Травницу?! Может лучше лекарей?

— Лацита тиргус, я не знаю, вылечу ли я тирга, но точно знаю одно. Если я заболею — ваших лекарей я близко не подпущу! Идиоты самодовольные! Лекарь, лацита тиргус, должен всю жизнь учится и знать, как тело человека устроено. А не рассуждать о разлитии черной слизи. Так-то трепаться и я могу! Да кто хочешь может, лишь бы деньги платили. А из всех троих, что вчера были, только Сарс учится новому.

Вот представьте, что меня нет… Ну, вот не было шторма, мой корабль остался цел и я к вам не попала…

Ваши доктора пытались лечить нарыв микстурой! Любой полковой лекарь вам скажет, что при таких болячках микстура — как мертвому припарки. А эти старались свой образ великих целителей поддержать в ваших глазах.

Это Сарс предложил руку отнять — тогда у тирга Сейда был бы хоть шанс выжить. Но вы его и не стали слушать. Понимаю, страшно, конечно, сына инвалидом оставить, да… Но ведь лучше жить, пусть и без руки, чем умереть. И вот они бы на пару сына вам и добили. Знаете, лацита тиргус, в чем разница между Сарсом и теми лекарями? Сарс до сих пор учится! Взрослый мужик, войну прошел, а не побрезговал новое что-то узнать. А эти двое… Я им скотину не доверю лечить, не то, что человека… И травница, ежели толковая — она всю жизнь учится и узнает новое. Так что, если хотите сыну помочь — лучше соберите несколько травниц, кто поопытнее. Я поговорю с ними, может что-то и узнаю нужное.

Сейда кормили завтраком, а я разговаривала с Сарсом. Мне завтрак лацита тиргус велел накрыть в другой комнате. И сам с нами сидел, пил чай. Прислушивался к нашему разговору.

Сарс оказался очень интересный дядька. Любопытствовал, зачем руки мыть заставила, да еще и два раза.

Я выкатила ему целую лекцию о микробах и гигиене. Объяснила, что в микроскоп сама микробов видела, что у нас эти знания не являются тайными, наоборот, государство заботится, чтобы все знали про важность чистоты. Прямо в школах этому учат.

— Ты, Сарс, можешь мне и не поверить, но эту дрянь, простым глазом не видимую, в стекла специальные любой может посмотреть. И все у нас знают, зачем руки мыть нужно, почему бинты перед использованием кипятят и все то, что я делала — это не по тому, что я медицине училась. Я ей вообще не училась. Просто такие знания есть у каждого жителя страны.