Она говорит много. Долго. Объясняет. Рассказывает. Ее голос тихий. Нежный. Приятный звук. Успокаивать должен. Только…

Это не работает.

- Ты не собиралась говорить мне о ребенке? – обрываю. – Никогда. Я в твои планы не входил.

- Я боялась, ты заберешь Камиля, - сглатывает. – Если узнаешь, сразу отнимешь, а меня за такой поступок не простишь. Отправишь куда подальше. Не позволишь приблизиться к сыну.

- И ты решила поступить так сама, - кривлюсь. – На опережение.

- Я понимаю, как это выглядит.

- Нет, не понимаешь.

- Амир…

- Ты боялась. Надумала проблему на пустом месте. Раздула весь этот бред. И свалила. Доверилась левому мужику. Услышала сплетню от моего помощника. И умчала. А я голову сушил. Не разбирал. Гадал, какая тварь тебя похитила. Какая сволота рискнула влезть в мою семью. Ну потом стало ясно. Примерно. Фотку твою получил. Из отеля, в котором вы остановились. Ты и Татарин. Сладкая парочка. Друзяшки, бля… бляха.

Дьявол. Надо обороты сбавить. Не при сыне.

- Амир, - шепотом кишки наружу вытягивает.

- Я вообще про своего сына не знал. Видел его. Пообщался. Да. Обалдеть просто. Даже парой фразой перебросился. Ну теперь легче должно стать. Отпустить. Верно? И еще ты звезду сохранила. Перед врачом ноги не раскидывала. Перед дружбанами своими тоже ничем не сверкала. Радует. Аж гордость берет. Сама пуповину резала. На подвиг пошла. Восхищен. Практически забываю, как проеба… хм, пропустил рождение сына. Восемь месяцев. Восемь долбаных месяцев. И нужно «Кобру» благодарить. Иначе бы дольше тянулось. Татарин бы скорее раскололся, да?

- Я думала рассказать, - бормочет. – Понимала, что правда откроется после осмотра. Я не знала с чего начинать. Как объяснить.

Я подаюсь вперед. Склоняюсь. Прижимаюсь лбом к ее лбу. Челюсти скрежещут. Десны саднят. Нутро каленым железом жжет. Опаляет адским жаром.

- Мари, - бросаю хрипло. – Мари-анна.

- Я…

- Сука ты, - обрываю. – Сука редкая. Убил бы тебя. Тварь. Клянусь. Убил. Вот любую бабу за такое грохнул бы. Но ты – не «любая». Любимая. Моя любимая сука. Дрянь. Изворотливая. Ничего не могу с тобой сделать. И вырвать бы все эти чувства изнутри. Вырезать. Выжечь. А не удается. Тупо – не хочется. Пока ты по стране моталась, болт верность хранил. Не тянуло его на сторону. И меня – не тянуло. Ждал. Жаждал тебя.

- Амир, - выдает хрипло. – Ты правда все это время ни с кем не был? Почти два года. Неужели ты совсем не хотел?

- Хотел, - хмыкаю. – Тебя. Сказал же. А откуда сомнения? Кого ты хотела?

- Только тебя, - выпаливает. – Но ты же другой. Ну ты очень темпераментный. Тебе всегда было необходимо очень много… развлечений.

- Смешная ты.

Отстраняюсь. А она ладони мои пальцами гладит. Медленно. Осторожно. Едва дотрагивается. По щекам слезы бегут. Льются градом. Она вся дрожит.

- Амир, ты же понял, что я лгала тогда? – спрашивает. – Говорила много кошмарных вещей, повторяла те ужасные фразы снова и снова. Я просто пыталась тебя отвратить. Оттолкнуть старалась.

- Понял, - усмехаюсь. – Я же не идиот.

Бросаю это. Но сомневаюсь. Когда речь о ней заходит – туплю. Дико. Безумно. Со страшной силой. Косячу.

- А вот ты дура, - мрачнею. – Пуповину резала. Самостоятельная моя. Наверное, и на осмотре ни разу не была. Шифровалась. От меня пряталась. Угадал?

Кивает. Нервно. Лихорадочно.

- Ну в этот раз все будет, как я скажу, - ладони ее перехватываю, в своих пальцах стискиваю. – Регулярные осмотры. УЗИ. Когда рожать начнешь, я буду рядом.

Отпускаю. Тут же снова подхватываю. На колени усаживаю. Аромат ее вдыхаю. Пропитываюсь запахом. Дурею. Пьянею.

Злющий я. И радостный. Пиздец, что в башке творится. Дикое сочетание. Не знал, что так вообще бывает. И забить охота. И залюбить. Зацеловать. Заобнимать. Затискать.

Сына скрыла. Украла. Но подарила. Есть же пацан. Вот он. Рядом лежит. Даже когда мы тут выясняем, то и дело на него поглядываем. То я взгляд кину. То она. Разорваться тут толком нельзя. Базар приходится фильтровать. Вот кто у нас теперь в семье главный.

- А-мир! – звонко так.

Мы вздрагиваем. Оба. На пацана глядим.

- А-мир, - повторяет.

Жестяк. Четко прямо.

- Он что, - хмурюсь. – Он сказал?

- А-мир, - выдает и лыбится.

Довольный. Деловой.

- Это его первое слово, - шепчет девчонка. – Амир. Понимаешь? Камиль тебя по имени назвал. Твое имя стало его первым словом. А-мир. Боже. Он начал говорить.

- Ну ты часто сегодня мое имя повторяла, - плечами жму. – Вот и повторил. Теперь пусть дальше осваивает речь. Так, Камиль. Продолжим. Ты должен сказать – Ма-ри. Повторяй за мной. Ма-ри.

Мы укладываемся на постель рядом с нашим сыном. Наблюдаем за ним. Дурачимся. И кажется, нет на свете никакой другой реальности. Жизнь бьет ключом именно здесь.

Я продолжаю поиски Двенадцатого главаря «Кобры». Расследование затягивается. Результата ноль. Начинает казаться, этого типа попросту не существует. И я бы мог расслабиться и забить, но чую: есть эта гнида. Есть. Рядом он. Совсем близко.

Кто?

Я пробиваю материалы «Кобры». Изучаю детали и отмечаю любопытный факт. Нигде не сказано о том, что мне отправляли фотку моей жены в компании мужика. Все планы этой организации четко задокументированы, обозначены в электронной форме. Например, там даже есть информация о том, как у Марианны обнаружили противозачаточные таблетки. Служанка успела стащить пилюли, однако на следующий же день моя охрана ее выгнала. Шпионы вычислялись быстро. Только врачиха долго продержалась. Лекарство украли, чтобы отнять шанс на предохранение. «Кобра» считала, чем больше наследников, тем лучше. Потеряют одного? Поставят второго. Но конкретно про выходку с отправкой фото нигде не нахожу ни единого слова. Да, есть куча разного компромата. Записи с камер наблюдения. Хотя ничего реально серьезного не обнаруживаю. Для меня выбрали самый острый кадр. Татарин мою Мари не лапал, нигде не зажимал. Чисто все. Реально как друзья смотрятся. Хотя в дружбу бабы и мужика никогда не поверю.

Понимаю, то давнее фото-послание явно дело рук Двенадцатого. Но задачу по поиску этот факт никак не облегчает. Некто грохнул Гаджиевых. В наказание. А с другой стороны с того момента все и завертелось. Приход Асиат в наш дом. Слова Зураба про школу. Замут насчет архива. Об этом нет ничего в электронных материалах «Кобры». А впрочем, часть данных могли уничтожить. За сценой притаился кукловод, который так и молил, чтобы его приговорили.

Я прокручиваю в уме слова Зайки. Подробности про попытку вербовки. Врачиха сладко пела. Про помощь женщинам. Про то, как целая семья по щелчку отправляется в мир иной.

Я усиливаю контроль за бывшей женой. За каждым из уцелевших Гаджиевых. Но результата нет.

Тихо. Подозрительно тихо. По всем фронтам.

Я представляю своего сына. Назначаю наследника. Надо видеть, как вытягиваются рожи старейшин из Совета. Видно, не ждали такой поворот. Думали, блефую.

Церемония проходит гладко. Вопрос власти окончательно разрешен. Теперь ни одна собака не посмеет тявкнуть против моего назначения главным. Все формальности соблюдены. Дань традициям отдана по высшему разряду.

- Придет день – и править будешь ты, - говорю сыну.

Пацан молчит. Не улыбается. Хмуро глядит. Серьезно. Верно, так и должно быть, нечего будущему царю хихикать на потеху публике. Дома может расслабиться. А при других людях нельзя настоящие эмоции показывать.

Возвращаюсь домой. Встречаю Мари у порога. Бледная. Взвинченная. Напряг чувствую сразу.

- Что случилось? – спрашиваю.

- Ничего, - головой мотает. – Как у вас все прошло?

- Отлично. Пацан произвел фурор. Еще мелкий, а уже всех в страхе держит. Взгляд у него точно как Дудаевых. Звериный. Жесткий. По ходу через пару лет и мне страшно будет на бой против такого мужика выходить.

Она забирает Камиля. Присаживается в ближайшее кресло. И как начнет зацеловывать. Дрожит. Обнимает его крепко-крепко.