— Я не понимаю, что делать.

— И я не понимаю. Но требую, чтобы ты сделал то, что я сказала. Когда придёт время, ты должен принять решение. Я не знаю, какое, но оно будет очень важным.

— Она права, — раздался голос у меня за спиной.

Повернувшись, я увидел отца в сияющей чёрной раме, не её верхнем крае была укреплена серебряная роза.

— Корвин! — услышал я голос Фионы. — Где ты?

— В месте, где нет света, — сказал он.

— Отец, я думал, что ты где-то в Эмбере вместе с Дейдрой, — сказал я.

— Духи играют в духов, — ответил он. — У меня не много времени, ибо сила кончается. Я могу только сказать: не верь ни Лабиринту, ни Логрусу, никому из этих отродий, пока вопрос не утрясётся.

Он стал блекнуть.

— Как помочь тебе? — спросил я.

Два слова «…во Дворах» донеслись до меня раньше, чем он исчез.

Я опять повернулся.

— Фи, что он имел в виду? — спросил я её.

Она хмурилась.

— Такое впечатление, что ответ зарыт где-то во Дворах, — медленно отозвалась она.

— Где? Где мне следует покопаться?

Она покачала головой и начала отворачиваться:

— Кто знает лучше?

Затем исчезла и она.

Голоса звали меня сзади, спереди. Всхлипы и смех, моё имя. Я заторопился вперёд.

— Что бы ни случилось, сказал Билл Рот, — если тебе потребуется хороший законник, я возьмусь за дело… даже в Хаосе.

А потом был Дворкин, подмигнувший мне из крошечного зеркала с перекрученной рамой.

— Беспокоиться не о чём, — заметил он, — но какие-то невесомости вьются вокруг тебя.

— Что мне делать? — закричал я.

— Ты должен стать чем-то более великим, нежели сам.

— Не понимаю.

— Сбеги из клетки, что — жизнь твоя.

— Какой клетки?

Он исчез.

Я побежал, и их слова звенели вокруг меня.

Ближе к концу зала было зеркало, похожее на кусок жёлтого шелка, натянутого на раму. Из него мне ухмыльнулся Чеширский Кот.

Карта откроет недобрый путь для королей в каре. Мальчик, с него тебе не свернуть, — сказал он. — Шёл бы ты в кабаре. Мы тяпнем пивка, и не дрогнет рука художника из кабаре…

Нет! — заорал я. — Нет!

А потом осталась лишь ухмылка. На этот раз исчез и я. Милосердное, чистое забвение и свист ветра, где-то там, далеко.

Долго ли я спал — не знаю. Разбудил меня Сухэй, повторявший моё имя.

— Мерлин, Мерлин, — говорил он, — небо белое.

— И у меня занятой день, — добавил я. — Знаю. У меня и ночь оказалась занятой.

— Значит, оно до тебя добралось.

— Что?

— Небольшое заклинание, которое наслал я, чтобы открыть твой разум просветлению. Я надеялся подвести тебя к ответу в ключе твоих мыслей, а не нагружать ношей своих догадок и подозрений.

— Я был снова в Коридоре Зеркал.

— Я не знал, какую форму оно примет.

— Это было в действительности?

— Как подобные вещи следуют, так тому и быть.

— Ну, спасибо… я так и думал. Помню, Грайлл говорил что-то о твоём желании видеть меня раньше, чем увидит мать.

— Хотел взглянуть, что ты знаешь, прежде чем встретишься с ней нос к носу. Я хотел защитить твою свободу выбора.

— О чем ты говоришь?

— Я уверен, она хочет видеть тебя на троне.

Я сел и протёр глаза.

— Полагаю, что это возможно, — сказал я.

— Я не знаю, как далеко она зайдёт, чтобы добиться своего. Я хотел дать тебе шанс обдумать собственное мнение, прежде, чем раскусишь её планы. Может, чашечку чая?

— Да, спасибо.

Я принял кружку, которую он предложил мне, и поднёс к губам.

— Что ты ещё можешь добавить, кроме догадок о её желаниях? — спросил я.

Сухэй покачал головой.

— Я не знаю, насколько бурна её программа, — сказал он, — если ты об этом. И связана ли она с заклинаниями, которые висели на тебе, а теперь исчезли.

— Твоих рук дело?

Он кивнул.

Я сделал ещё глоток.

— Никак не предполагал, что так близко подберусь к очереди, — сказал я. — Юрт — четвёртый или пятый номер на транспортёре, не так ли?

Сухэй кивнул.

— Чувствую, что день будет очень занятой, — сказал я.

— Заканчивай с чаем, — сказал он, — и следуй за мной.

Он вышел через драконовый гобелен на дальней стене.

Когда я вновь поднял кружку, яркий браслет сполз с моего левого запястья и поплыл перед моим носом, топя переплетение в круге чистого света. Над дымящимся настоем он затрепетал, словно наслаждаясь коричным ароматом.

— Привет, Призрак, — сказал я. — Что ты так странно прилип к руке?

— Чтобы выглядеть как кусок верёвки, который ты обычно носишь, — пришёл ответ. — Я думал, тебе это понравится.

— Я имею в виду, что ты делал там все это время?

— Только слушал, Папа. Смотрел, чем могу помочь. Все эти люди — твои родственники?

— Те люди, с которыми я встречался, — да.

— Надо ли вернуться в Эмбер и рассказать об их кознях?

— Нет, они творят их и во Дворах, — я ещё хлебнул чаю. — Ты подразумеваешь какой-то особенный вред?

— Не доверяй своей матери и своему брату Мандору, даже если они приходятся мне бабкой и дядей. Я думаю, они что-то для тебя готовят.

— Мандор всегда был добр ко мне….

— И дядя твой Сухэй… он кажется возвышенно неколебимым, но весьма напоминает мне Дворкина. Мог бы он замешивать внутренние беспорядки, но быть готовым соскочить в любой момент?

— Надеюсь, что нет, — сказал я. — Так он не поступал никогда.

— Хо-хо, все это — песочные домики, а сейчас время потрясений.

— Где ты набрался этой попсовой психологии?

— Я изучал великих психологов Отражения Земля. Что было частью моей попытки понять человеческую среду. И я осознаю, что в эту эпоху я больше всего узнал о сути иррационального.

— Ну, хорошо, и чем же могут быть вызваны текущие события?

— На проекцию Лабиринта порядком повыше я наткнулся в Талисмане. Там были представлены аспекты, которых я просто не смог понять. Это привело к обдумыванию теории хаоса, затем к Меннингеру и всем прочим в поисках проявлений его — Хаоса — в сознании.

— И какие заключения?

— В результате я стал мудрее.

— Да нет, я об Лабиринте.

— А, да. Или он обладает элементом рациональности сам по себе, как живая тварь, или он является разумом такого порядка, что некоторые его проявления низшим существам только кажутся иррациональными. Или же объяснения идентичны с практической точки зрения?

— У меня не было случая применить некоторые из тех тестов, что я разработал, но можешь ли ты сказать в рамках своего самоосознания: не подпадаешь ли ты сам под категорию иррациональных систем?

— Я? Иррационален? Такая точка зрения мне в голову не приходила. Я не могу понять, как такое возможно.

Я закончил с чаем и перекинул ноги через край кровати.

— Плохо, — сказал я. — Я думаю, какая-то мера иррациональности и есть то, что делает нас истинно людьми… Как и распознание оного в себе, конечно.

— Правда?

Я поднялся и принялся одеваться.

— Да, и контроль иррациональности может иметь отношение к интеллекту, к творчеству.

— Я собираюсь заняться этим вплотную.

— Будь любезен, — сказал я, натягивая сапоги, — и дай мне знать о своих осознаниях.

Пока я заканчивал одеваться, он спросил:

— Когда небо станет синим, ты будешь завтракать со своим братом Мандором?

— Да, — сказал я.

— А попозже у тебя будет ленч с твоей матерью?

— Это верно.

— А ещё попозже ты будешь смотреть карнавал погребения последнего монарха?

— Уделю.

— Я нужен тебе для защиты?

— Со своими родственниками я буду в безопасности, Призрак. Даже если ты им не доверяешь.

— Последнее погребение, которому ты уделил внимание, было повергнуто бомбардировке.

— Это верно. Но это был Люк, а он дал зарок. Со мной все будет о'кей. Если хочешь осмотреть достопримечательности, иди вперёд.

— Хорошо, — сказал он. — Пойду.

Я поднялся и прошёл через комнату, чтобы встать перед драконом.