Я ждал, гадая о том, что он задумал. Но прежде, чем он заговорил, прошло немало времени. Какое-то мгновение он, кажется, не замечал моего присутствия, просто глядел во все глаза на мрачный ландшафт.

Наконец, он медленно проговорил:

– Я научил тебя путям Отражений, сочинению заклинаний и их сотворению.

Я ничего не ответил. Его заявление, казалось, не требовало этого.

– Поэтому ты кое-что знаешь о путях мощи, – продолжал он. – Ты черпаешь ее из Знака Хаоса, Логруса, и вкладываешь ее различными способами.

Он, наконец, взглянул на меня, и я кивнул.

– Как я понимаю, те, кто несет себе Лабиринт, Знак Порядка, могут делать схожие вещи подобным образом, – продолжал он. – Наверняка я не знаю, ибо не приобщен к Лабиринту. Сомневаюсь, что дух способен выдержать напряжение знания пути обоих. Но тебе следует понять, что есть еще один путь мощи, прямо противоположный нашему.

– Я понимаю, – ответил я, так как он, кажется, ожидал ответа.

– Но для тебя доступно одно средство, – сказал он. – Недоступное для жителей Эмбера. Смотри!

Его последние слова вовсе не означали, что мне следует просто глазеть вокруг, так как он прислонил свой посох к валуну и поднял руки перед собой. Это означало, что мне поручается вызвать Логрус, чтобы видеть, что он делает на этом уровне. Поэтому я вызвал свое видение и смотрел на Сухэя через него.

Теперь картина, красующаяся перед нами, казалась продолжением моей, но вытянутая и вывернутая. Я видел и чувствовал, как он соединил с ним свои руки и протянул пару неровных манипуляторов на большое расстояние и коснулся чего-то, лежащего внизу по склону.

– Теперь вступи в Логрус сам, – велел он, – оставаясь пассивным. Будь со мной, что бы я ни собирался делать. Но ни в коем случае не пытайся вмешиваться.

– Я понимаю, – сказал я.

Я запустил руки в видение, двигая ими, пока не нащупал гармонию, пока они не стали частью Логруса.

– Хорошо, – одобрил он, когда я наладил манипуляторы. – Теперь тебе понадобится только наблюдать на всех уровнях.

Что-то вибрировало и приближалось по управляемым им манипуляторам, прямо к валуну. К тому, что произошло после, я подготовлен не был.

Образ Логруса передо мной почернел, стал извиваться кляксой чернильного смятения. Меня охватило ужасное ощущение разрушительной мощи, огромной деструктивной силы, угрожавшей сокрушить меня, унести меня к блаженному ничто окончательного расстройства. Какая-то часть меня, кажется, желала этого, в то время, как другая часть кричала без слов, умоляя прекратить. Однако Сухэй сохранил контроль над этим явлением, и я увидел, как он это делает, точно так же, как увидел теперь, как он вообще добился его возникновения.

Валун слился со смятением в одно целое, соединился с ним и пропал. Не было никакого взрыва, только ощущение холодного ветра и звуков какофонии. Затем дядя медленно развел руки в стороны, и линии извивающейся черноты последовали за ним, растекаясь в обоих направлениях из того участка Хаоса, что был валуном, прокладывая длинную темную траншею, в коей я узрел парадокс.

Затем он постоял, не двигаясь, останавливая картину на этой точке. Спустя несколько мгновений он заговорил:

– Я мог бы просто высвободить ее, – заявил он, – предоставив ей уйти, куда угодно. Или задать ей направление, а затем высвободить.

Так как он не продолжал, я спросил:

– И что тогда случится? Будет продолжаться, пока не опустошит это Отражение?

– Нет, – ответил он. – Существуют факторы ограничения. По мере того, как она станет распространяться, сопротивление Порядка Хаосу будет расти. И достигнет точки сдерживания.

– А если ты останешься там, где стоишь, и будешь продолжать вызывать все больше и больше?

– Возникнут большие разрушения.

– А если мы объединим усилия?

– Еще более обширные разрушения. Но я замыслил не такой урок. Теперь я буду оставаться пассивным, пока ты управляешь ею…

И я взял на себя Знак Логруса и провел линию разрушения по громадному кругу, пока не замкнул на саму себя, окружив нас словно темным рвом.

– А теперь отошли его, – велел он, и я отослал.

И тем не менее, ветры и звуки продолжали бушевать, и я ничего не мог разглядеть за темной стеной, кажется, медленно наступавшей на нас со всех сторон.

– Фактор ограничения еще явно не достигнут, – заметил я.

– Ты прав, – хохотнул он. – Хотя ты и остановился, но все равно перешел определенный критический предел, и поэтому теперь процесс бесконтролен.

– О, – проговорил я, – сколько же это может продолжаться, пока не сработает та упомянутая тобой система естественного ограничения?

– Это произойдет уже после того, как она полностью аннигилирует участок, где стоим мы, – ответил он.

– Она расходится во всех направлениях так же, как и направляется в эту сторону?

– Да.

– Интересно. Но КАКОВА же критическая масса?

– Мне придется показать тебе. Но сначала нам лучше подыскать новое место. Это исчезает. Возьми меня за руку.

Я сжал его ладонь, и он провел меня в другое Отражение. На этот раз я вызвал Логруса и произвел операцию, в то время, как он ограничивался наблюдением. На этот раз я не дал бы процессу стать бесконтрольным.

Когда все было закончено и я стоял, дрожа, глядя на созданный мною небольшой кратер, он положил мне руку на плечо и сказал:

– Как тебе известно в теории, это и есть конечная мощь, стоящая за всеми твоими заклинаниями. Сам Хаос. Но работать с ним напрямую опасно. Однако, как видишь, возможно. Теперь, узнав это, ты обучен полностью.

Такая концовка была очень впечатляющая. К тому же она ужасала. И для подавляющего числа ситуаций, которые я мог представить, это скорее можно было сравнить с применением ядерного оружия для стрельбы по воробьям. Так вот сразу я не мог вообразить никаких обстоятельств, при которых мне захотелось бы прибегнуть к такой технике, до тех пор, пока Виктор Мелман действительно не разозлил меня.

Мощь продолжает интересовать меня во всех своих проявлениях, масштабах и стилях. Она была частью моей жизни столь долгий срок, что я считаю, что хорошо знаком с нею, но сомневаюсь, что когда-нибудь полностью ее пойму.

– Самое время, – сказал я тому, кто таился во тьме.

Последовавший за этим звук издал не человек. Это было тихое рычание. Я гадал, на что похож этот зверь, но был уверен, что нападение не заставит себя ждать. Однако, нападения не было. Вместо этого рык стих, и то, что таилось в темноте, заговорило вновь:

– Почувствуй страх, – донесся шепот.

– Почувствуй сам, посоветовал я ему, – пока еще можешь.

Судя по звукам, дыхание его было тяжелым. За моей спиной плясали языки пламени. Дым ретировался как можно дальше из поля зрения на противоположную сторону лагеря, насколько ему позволяла длина веревки.

– Я мог бы убить тебя, пока ты спал, – медленно произнес он.

– Ну и дурак, что не сделал этого, – отозвался я. – Это тебе дорого встанет.

– Я хочу посмотреть на тебя, Мерлин, – заявил он. – Я хочу увидеть тебя озадаченным. Я хочу увидеть твой страх. Я хочу увидеть твои муки прежде, чем увижу твою кровь.

– Тогда, как я понимаю, это дело личное, чем профессиональное?

Донесся странный звук, и лишь через несколько минут я понял, что это нечеловеческое горло пытается издать смешок.

– Давай условимся, что это так, маг, – ответил затем он. – Вызови свой Знак, и твоя сосредоточенность поколеблется. Я узнаю его и растерзаю тебя прежде, чем ты сможешь применить его.

– Очень любезно с твоей стороны, что ты предупредил меня.

– Я просто хотел исключить этот вариант из твоих поисков. Штука, обвивающая твою левую руку, на этот раз тебе тоже не поможет.

– У тебя хорошее зрение.

– В таких делах – да.

– Теперь ты, наверное, желаешь обсудить со мной философию мести?

– Я жду, когда ты сорвешься и сделаешь какую-нибудь глупость, доставив несказанную радость моему тщеславию. Я ограничил твои действия до чисто физических возможностей, и поэтому ты обречен.