Тогда что же?

Два решения приходили на ум сразу же. Одно – что она действительно привязалась к Люку и просто находила средства нейтрализовать его, не уничтожая. Но потом я подумал о ней в роли Мартинеса, и эта гипотеза развалилась. Той ночью, в Санта-Фе она действительно стреляла. Ладно. Тогда была другая вероятность; Люк не являлся настоящей угрозой, и она достаточно привязалась к нему, чтобы позволить жить, коль скоро он перестал отмечать 30-е апреля. В Нью-Мексико случилось нечто, заставившее ее переменить решение. Что именно, я не имел понятия. Затем она последовала за мной в Нью-Йорк и была в определенной последовательности Джорджем Хансеном и Мег Девлин. Люк к тому времени выбыл из игры после своего фокуса с исчезновением на горе. Он больше не представлял угрозы, и все же она чуть ли не из кожи вон лезла, стремясь связаться со мной. Не появился ли еще один фактор? Настоящая угроза?

Я ломал и ломал голову, но не смог вычислить, что же это могло быть. Не повела ли меня эта линия рассуждения по ложному следу?

Она, конечно, не была всеведущей. В Лесной Дом она умыкнула меня, стремясь выжать нужные сведения, также, как и убрать меня подальше от места нападения. И кое-что из того, что она хотела знать, было таким же интересным, как и то, что она знала.

Моя мысль повернула назад. Какой она задала мне первый вопрос?

Мысленно вернувшись в дом Билла Рота, я услышал вопрос несколько раз. В качестве Джорджа Хансена она задала его как бы между прочим, и я соврал; и в качестве Мег Девлин в постели, она, наконец, добилась, чтобы я честно ответил, как зовут мою мать.

Когда я, наконец, сообщил ей, что мою мать зовут Дарой, она заговорила менее сдержанно. И предупредила насчет Люка. И тогда же оказалось, что она может согласиться рассказать еще многое, если бы наш разговор не прервало прибытие мужа настоящей Мег.

К чему же тут ключ? Я доказал, что происхожу от Дворов Хаоса, на которые она ни разу не ссылалась. И все же это каким-то образом было важно.

У меня возникло ощущение, что ответ – вот он, совсем рядом, но я не могу узнать его, пока не сформулирую нужный вопрос.

Хватит. Тут я забуксовал. Знание, что ей известно о моей причастности к Дворам, все равно ничего не говорило. Она также явно знала о моей связи с Эмбером, и тут тоже было все неясно.

Значит, пока оставим этот вопрос и вернемся к нему позже. Мне требовалось еще обмозговать уйму вещей. По крайней мере, у меня теперь набралось множество вопросов к ней для следующей встречи, а я был уверен. что мы еще встретимся.

Тут мне пришло в голову еще кое-что. Если она вообще хоть как-то защищала меня, то это происходило часто и негласно. Она предоставила мне множество сведений, которые я считал правдивыми, но которые я никак не мог проверить. От звонков и таинственности в Нью-Йорке до убийства моего единственного возможного источника информации в Закоулке Смерти. Она на самом деле больше мешала, чем помогала. Можно предположить, что она появится опять и обременит меня своей подмогой в самый неподходящий момент.

Поэтому вместо работы над вступительным словом для Рэндома, я, на протяжении последующего часа или даже двух, обдумывал природу существа, способного вселяться в личность и брать на себя управление ею. Это, как оказалось, можно было проделать лишь ограниченным числом способов, и я быстро сузил диапазон, учтя все, известное мне о ее природе, посредством усвоенных от дяди приемов. Когда мне показалось, что я все высчитал, я несколько отступил и поразмыслил над тем, какие же силы должны тут действовать.

От сил я перешел к тоническим вибрациям их проявлений. Применение голой мощи хотя и зрелищно, но расточительно и очень утомительно для оператора, не говоря уже о том, что с эстетической точки зрения это варварство. Лучше подготовиться заранее.

Я выстроил устную формулировку и отредактировал ее в заклинание. Сухэй, вероятно, еще больше сократил бы его, но в этих делах есть точка уменьшения отдачи, а свои я рассчитал до такой степени, где они будут участвовать, если верны мои главные догадки. Потом я сличил его и собрал. Заклинание вышло довольно длинным.

Чересчур длинным, чтобы целиком отбарабанить его, если я хотя бы наполовину буду спешить так, как мне представляется. Изучив заклинание, я увидел, что три чеки, вероятно, удержатся, хотя лучше, чтобы было четыре.

Я вызвал Логрус и протянул язык его меняющегося узора. А затем медленно и четко произнес заклинание, опустив четыре избранных мною ключевых слова. Когда заклинание было произнесено полностью, лес вокруг стал абсолютно недвижим. Заклинание висело передо мной, словно искалеченная бабочка, сотканная из звука и цвета, пойманная в синтетическую паутину моего личного видения Логруса.

Я изгнал видение и почувствовал, как расслабился мой язык. Теперь не только она способна устроить неприятный сюрприз.

Я остановился, чтобы выпить воды. Небо стало темнее, и вернулись мелкие звуки лесной жизни. Я подумал, связывались ли с нашими Фиона и Блейз, и как там дела в городе у Билла Рота. Затем я прислушался к хрусту веток. Внезапно у меня возникло ощущение, что за мной следят – не холодное прикосновение, какое бывает, когда наблюдают через Козырь, а просто ощущение вперившейся в меня пары глаз. Я вздрогнул. Это все из-за постоянного ожидания нападения врагов…

На всякий случай я вытащил меч и поехал дальше. Ночь была ранняя, и впереди оставалось все еще больше миль, чем позади.

Весь вечер я оставался настороже, но не увидел и не услышал ничего неблагоприятного. Неужели я ошибся насчет Ясры, Шару Гаррула и даже Люка? И за моей спиной готовится к нападению отряд убийц? Я время от времени останавливал коня и прислушивался. Но не слышал ничего особенного, ничего такого, что можно было бы принять за шум погони. Затем я вспомнил о голубой пуговице в кармане. Не была ли она маяком для этого неизвестного чародея? Мне очень не хотелось избавляться от этой штуки, так как я предвидел для нее множество возможных применений. Кроме того, если она уже настроена на меня, что, вероятно, правда, то я не видел никакой выгоды в том, чтобы лишиться ее сейчас. Прежде, чем я стану избавляться от последствий влияния голубого камня, я спрячу пуговицу в каком-то надежном месте. А до того времени не было никакого проку делать с ней еще что-то.

Небо продолжало темнеть, и на нем неуверенно появилось несколько звезд. Мы с Дымом еще больше замедлили движение, но дорога оставалась хорошей, а ее бледная поверхность была достаточно хорошо видна, чтобы не представлять никакой опасности. Я услышал справа уханье совы, а спустя несколько мгновений увидел, как темный силуэт птицы пронесся на небольшой высоте среди деревьев. Это была бы несомненно благоприятная для ночной верховой прогулки ночь, если только не придумывать себе страхи и не воображать, что ты преследуешься ими. Я люблю запахи осени и леса, и поэтому твердо решил сжечь позже несколько листьев в костре во время остановки ради того, чтобы вдохнуть этот острый аромат, так непохожий на все, что я знаю.

Воздух был прозрачен и чист. Стук копыт, наше дыхание и ветер казались единственными звуками по всей округе, пока мы не спугнули чуть позже оленя, после чего долго еще не стихал треск ломающихся ветвей, Несколько позже мы проехали через небольшой, но крепкий деревянный мост, и ничего не омрачало дорогу. Отсюда начинался подъем, и мы медленно, из-за постоянного петляния, забирались все выше и выше. Теперь сквозь переплетения ветвей стали видны многочисленные звезды, и небо было удивительно чистое. По мере того, как я поднимался, лиственные деревья все больше отступали, а хвойные стали встречаться чаще. Сильнее теперь чувствовался ночной ветерок.

Остановки я решил делать чаще, чтобы дать отдохнуть Дыму, а также самому вслушаться в окружающую тишину и перекусить взятыми в дорогу припасами. Ехать решил по меньшей мере до восхода луны, который высчитал еще прошлой ночью, после моего отбытия из Эмбера. Если я сумею дотянуть до этого момента, не устраивая привала, остальная дорога до Эмбера завтра утром будет сущим пустяком.