Народ начинает выходить. Провезли мимо дедушку на инвалидной коляске, я ниже голову опустил — пожилые люди бывают наблюдательными. Под присмотром дюжего сторожа пошла гулять молодая девушка с нервным видом. Наверное, лечится от наркотической зависимости. Парк оживал.

Наконец в стороне послышались детские голоса. Сердце замерло. Вот теперь — страшно. Теперь все не только от меня зависит, но и от маленького мальчика. И за него страшно. И страшно, как отреагирует, ведь усыпить его, как того садовника я не могу — это и неправильно, да ещё и астма у ребёнка. Не могу так рисковать.

Слава много про сына рассказывала, но её устами говорила материнская любовь. Мальчик может быть не таким умненьким, как ей кажется. Впадет в панику, начнёт кричать…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Перегнал трактор ближе. Теперь я видел детей — всего около десятка, от пяти до двенадцати лет примерно. Вряд ли все пленники, возможно кого-то из них и правда лечат. Трое самых мелких носятся с воплями и внимание воспитательницы почти полностью приковано к ним, это хорошо.

Нашёл глазами Сергея. Потрясённо замер понимая, что этот светленький худой мальчик, возможно, мой сын. Осознал то, что это наша первая встреча. Потратил на это осознание несколько бесценных секунд. А время терять нельзя, сейчас мальчик очень удобно сидит — на лавочке, чуть в стороне от всех. Спину ссутулил, толстовка тёплая ему велика, носком ботинка что-то чертит на песке.

Перехватил грабли, пошёл ближе. Воспитательница мазнула по мне взглядом и понеслась догонять шкодливую девчонку.

— Привет, — тихо сказал я, сгребая сухую траву.

— Здравствуйте, — ответил мальчик и снова чертить ботинком.

— Сергей, — спокойно продолжил я. — Я от твоей мамы.

Повернулся рывком. Бледный совсем, на носу несколько веснушек, как у Славки. Волосы светлые вьются, пряди выскользнули из под шапки. Шея тонкая, на ней голубая вена пульсирует. Жду. Сейчас все от него зависит, если шум поднимет, меня положат прямо в этом парке.

— А как докажете?

Усмехнулся — вот это по нашему. В карман полез. Там цепочка с кулоном, те самые, что семь лет назад Славке дарил. Я на труп на мосту надел их, а потом сдернул с шеи в последний момент. Протянул на ладони.

— Мама сказала, что это папа мой подарил ей. А потом умер.

Я чуть не подавился воздухом, вдыхая. Вот это было неожиданно.

— Пойдёшь со мной?

— Да. Отдайте, это мамино.

Головой покачал, но цепочку протянул, тот её в кармане спрятал. А потом руку мне дал. Она — маленькая такая. Пальцы ледяные совсем, наверное, замёрз, весеннее утро, а у них ребёнок в одной толстовке гуляет…

— Пригнись.

Бежим вдоль кустов. Они только обрастают свежей листвой и как укрытие совсем не надёжны. Я не знаю, сколько у нас времени, несколько минут, самое большее. Благо мой трактор близко.

Сажаю ребёнка в прицеп.

— Надо, чтобы охрана тебя не увидела. Будь тих, как мышка, которую караулит кот. Шапку сними и прижми к лицу, тебе нельзя дышать пылью. Лады?

— Лады, — кивает мальчик.

Шапку прижимает к лицу и послушно ныряет в сухие листья и траву, что я усердно собирал по парку. Я от души закидываю сверху. Сажусь за руль. Хочется надавить на газ и выжать из маленького трактора все, что может, но привлекать внимание нельзя. Вот теперь мне страшно в полной мере, вспотели ладони. Мне страшно за мальчика, который мне доверился. Впереди показались ворота.

— Только, блядь, откройте без проблем, — шёпотом прошу я.

Тот же самый охранник лениво переводит на меня взгляд. Потом выходит из своей кабинки. Обходит трактор. Направляется к прицепу.



Мирослава.

Чужой дом был полон детского смеха, запаха выпечки и уюта.

На мгновение мне стало не по себе, когда я с размаха окунулась в их счастье. Чужое. Такое желанное, но запретное для меня.

Та, кого Шерхан назвал Белоснежкой, оказалась его женой. Светлые длинные волосы, огромные, распахнутые глаза, по-детски округлый рот — кто бы мог подумать, что в жены огромному бандиту достанется такая юная прелестница.

Когда он про свою семью говорил, не так я их представляла, Белоснежка ломала все шаблоны. Но мне она понравилась с первого взгляда.

— Здравствуйте, — поздоровалась она. Голос у нее был высокий, певучий даже, — меня зовут Лиза. А вас Мирослава, да? Имран мне про вас рассказал.

— Очень приятно, Лиза, — кивнула я, слегка смущаясь. Мне было не по себе оттого, что именно мог рассказать своей жене Шерхан.

Я давно нарастила броню, толстую шкуру, сквозь которую не могло пробиться чужое мнение. Так было проще жить. Но в эти дни броня, казавшаяся такой прочной и несокрушимой на вид, покрылась невидимыми трещинами.

— Ой, вы на пороге не стойте, давайте руки мыть и к столу, мы пирожков целую гору нажарили к вашему приходу.

Лиза деловито отправила меня в ванную на первом этаже, я мыла руки, оглядывая чужой дом, светлый, уютный, с современным ремонтом. Здесь везде чувствовалась любовь и хозяйская рука, начиная от аккуратно сложенных полотенец на стойке в цвет стенам до мягких пушистых тапок, которые мне предложили. Я поблагодарила, но надевать не стала.

Стол накрыли в большой гостинной. Повсюду были разбросаны игрушки, я успела заметить толстощекого мальчишку, маленькую копию Имрана, такого же деловитого и серьезного. Он еще не разговаривал, только лопотал на одном ему понятном языке. Пацан подошел к отцу, дернул его за штанину и поднял руки вверх. Имран подхватил мальчишку, подкинул дважды, тот засмеялся заливисто.

— Папа, я тоже хочу! — на самокате в гостиную вкатилась белокурая девчонка, совершенно непохожая на своего брата и отца, на секунду я засомневалась даже — а Шерхана ли она дочь?

А потом подумала — не тебе, Мирослава, таким вещам дивиться.

Сын Давида — кудрявый блондин, похожий на маленького Есенина. И если бы я не видела своего ребенка сразу после родов, светлокожего, с тонкими пушком белесых волос, покрывавших его голову, я бы решила, что мне принесли чужого младенца.

Но он совершенно точно был моим сыном. И сыном Давида.

Так же, как и эта белобрысая девчушка была дочкой Имрана.

Сейчас она хохотала звонко, когда отец подкидывал ее под самый потолок и ловко ловил своими татуированными руками. Я перевела взгляд на Лизу. Она расставляла тарелки, но то и дело поглядывала на своего мужа. Глаза ее светились любовью, и мне снова стало неуютно в их обществе, мое собственное одиночество обострялось тут в разы.

Я не позволяла даже думать о том, что мы с Давидом и Сережей могли вот так — собираться в большой комнате, и я бы тайком любовалась, как мои мужчины проводят время вместе. Но моим мечтам не суждено сбыться, даже если Давид и решит, что Сережа должен знать, кто его отец.

— Мирослава, выбирай любое место, садись, — Лиза улыбнулась мне, — что тебе положить?

— Спасибо, не стоит беспокоиться. Я сама, — мне не хотелось к себе лишнего внимания. И есть не хотелось тоже.

— А где Давид? Он позже приедет?

Мы переглянулись с Шерханом. Я не знала, что можно рассказывать его Белоснежке, а что — лучше держать в секрете, и потому молчала, передав его право отмазываться самому.

— Он уехал за сыном.

Лиза остановилась, посмотрела на Имрана недоверчиво, потом перевела на меня взгляд:

— Сам? С охраной?

Эти же вопросы тревожили и меня. Я ничего не знала о том, как он собирается вызволять Сережу из лап Виктора, кто ему будет помогать в этом деле. Пройдет все это втихаря или Давид вломится туда с людьми Шерхана, наведя переполох?

Как они будут возвращаться назад?

Я не позволяла себе раскисать эти последние часы, собрав остаток воли в кулак, но сейчас поняла, что этого было мало. Я не хотела сидеть за столом в чужой семье, есть пирожки и смотреть, как Шерхан возится со своими детьми.