— Имран тебе ничего не рассказал? — Лиза опустила глаза, покачав головой, — я тоже сбежала от него беременной, скиталась без денег. Меня хотел убить мой родной дядя, а родители умерли много лет назад. Я понимаю тебя, как никто другой. И не обижаюсь на твои слова, потому что знаю, что чувствует материнское сердце.

Я в досаде прикусила губу. Стало неловко за собственные мысли и слова.

— Лиза… Извини меня, пожалуйста.

— Все нормально, — ответила она, — все нормально, я не сержусь на тебя.

Больше этой темы мы не касались. Время до вечера тянулось долго, я то и дело смотрела на стрелки часов, гадая, когда объявится Давид. Прошло уже больше суток, ему давно стоило объявиться, хотя бы по телефону. Мне бы хватило одного звонка…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Но его не было. Не звонил и Шерхан.

Мы оставались в информационном вакууме, и это было жутко. Я искусала все пальцы, хотя казалось, давно избавилась от этой жуткой привычки.

В восемь хлопнула входная дверь. Мы вскинулись с Лизой, я бросилась туда, надеясь услышать голос сына, крикнула даже:

— Сережа!

Но это был Имран. Уставший, он посмотрел на меня и сказал тихо:

— Собирайся, поехали. Жду в машине, — и вышел, не сказав более ни слова.

Ещё через час устал и ребёнок, хотя, преимущественно, путешествовал у меня на руках. Не капризничал, но начал клевать носом. Ушли мы далеко, но расслабляться не стоило — вертолёты шумели. Их было два, над шапка и полуголых, пока, деревьев, шумел то один, то второй. Но пока немного в стороне, что не могло не радовать. Но радовало мало — так просто меня не выпустят. Возможно, уже провели анализ камер и поняли, что к ним в образе садовник сам Чабашев пожаловал, и искать меня будут усердно.

— Устал? — спросил я.

— Нет, — тут же солгал мальчик. — А ты?

— А я устал, — честно ответил я.

Бежать с ребёнком это совсем не то же самое, что двух часовая прогулочка по парку. К слову, я уже и не бежал, шёл. Шёл не выбирая удобного пути. Продирался через подлесок, пару раз перебрался через глубокие овраги, выбирая каменистые места, чтобы не наследить — на дне сыро. Шёл я по самым сложным участкам чтобы усложнить работу преследлвателям — у них могли быть квадроциклы.

Мальчик, которого я нес на руках уже больше двух часов начал клевать носом. Засыпая стал ещё тяжелее, чем был, просто невозможная какая-то метаморфоза. Останавливаться я не планировал, но ребёнок вздрагивал у меня на руках то и дело, просыпаясь пугался спросонья.

— Пятнадцать минут, — решился я. — Я дам ему подремать только пятнадцать минут.

Выбрал не глубокий, поэтому сухой овраг, поросший густым кустарником. Спустился. Осторожно придерживая ребёнка то одной, то второй рукой снял с себя куртку, расстелил на земле и ребёнка на ней пристроил. Тот тяжко вздохнул во сне, снова глаза вытаращил, но не выдержал усталости и уснул дальше.

Пятнадцать минут это не много, мы хорошо оторвались, лес большой, у них не хватит людей прочесать его полностью. Сел, оперся спиной о прогретый солнцем камень. Хорошо. Ноги гудят, руки тоже этот день просто испытание меня на прочность. И я — справлюсь.

Я не планировал спать сам. Сказалось напряжение последних дней. Беготня с ребёнком на руках по лесу тоже. А ещё солнце весеннее грело, чтоб его… Уснул я незаметно для самого себя. Проснулся рывком, понимая, что происходит нечто неправильное. Звуки. Птички пели так, словно последний лень живут. А теперь по ушам резануло нечто громкое, инородное. Рыкнуло снова, понял — квадроцикл. Остановился где-то совсем рядом. На мальчишку смотрю, тоже глаза открыты, в них — страх.

— Чтобы не происходило, молчи, — тихим шёпотом велю я. — И будь на одном месте.

Кивает. Замираю, весь превращаясь в слух. Шаги. Трещат сухие ветки под чьими-то ногами. Их двое.

— Херня какая-то, — жалуется один. — Казаки, блядь разбойники. Когда это закончится?

— Не ной, — отрезает второй. — Говорю тебе, я видел след.

Этот, второй, представляет куда большую угрозу. Не знаю, насколько хорошо нас видно сверху. Призываю на помощь всю свою армейскую выучку. Ползу по пластунски, почти вжимаясь в землю. Куртку отдал мальчику и теперь мелкие камни врезаются в кожу, буду, как Славка после пробежки по мосту. Если вообще буду, конечно.

Один из них спустился в овраг. Идёт прямо на меня. Если встану сейчас в полный рост, он увидит меня буквально перед собой. Это в мои планы не входит, если бы я всегда играл по честному, я бы таких высот не достиг. Между нами всего несколько метров поросших колючими кустами. Нашариваю рядом небольшой камень. Бросаю его в сторону. Парень купился — развернулся, находу поднимая оружие. Я бросился на него со спины. Можно было бы выстрелить, но пистолет, даже с глушителем издаёт щелчок, а я не знаю, где находится второй.

Мужское тело падает под моим весом. Хватаю за волосы — не зря в армии стригут под ноль, с размаха бью лицом о каменистую землю. От шока и неожиданности его дезориентирует, он почти не сопротивляется, а потом уже поздно. Я разбиваю его лицо в кашу. Зрелище не для слабонервных, и тем более не для детей. Признаков жизни парень не подаёт, если и жив в себя придёт не скоро. Поднимаюсь из оврага.

— Леха! — кричит один из преследователей. — Ты где?

Леха, по понятным причинам ему не отвечает. Теперь я вижу парня. Одному в лесу ему страшно. Он не понимает, что произошло с напарником. Пятится назад затем срывается в бег в сторону квадроцикла. Я не могу позволить ему уйти. Двигатель заводится, квадроцикл рвётся с места, а я стреляю в мужскую спину. Потом ещё и ещё, пистолет отвечает мне сухими щелчками. Квадроцикл врезается в дерево, кренится, колеса крутятся беспомощно, движок заглох. Подхожу к парню — наглухо. Но рацию все же забираю, у того, что на дне оврага лежит, её не было. Проверяю телефон — антенна на нуле, не ловит. Бросаю на землю.

Оборачиваюсь и вижу мальчика. Он вскарабкался наверх, стоит, маленький, худой, испуганный и на меня смотрит. Глаза нараспашку. Вычисляю траекторию его пути — первое тело он не видел, вздыхаю с облегчением.

— Я велел тебе оставаться на месте.

— Я испугался, что тебя убьют.

— И как бы ты меня спас? — Молчит. — Никогда так больше не делай, хорошо?

— Хорошо, — покладисто соглашается он.

И он и я знаем, это ложь — не бывает на сто процентов послушных детей и это нормально. Близко мальчик не подходит, но этот труп не видно — завалился за квадракоптер. Обшариваю походный рюкзак, в основном одна херня, но нахожу в нем батончик шоколада и пачку солёного печенья. Забираю. И снова командую:

— Пошли.

— А мы не можем на этом поехать?

— Нет, это шумит на всю округу. И разбито ещё.

Доверчиво даёт мне руку и идёт не оборачиваясь. Вновь пересекаем овраг и углубляемся в лес. Где-то у горизрнта кружит вертолёт, но он беспокоит меня мало. Следующий короткий привал у ручья, вокруг которого поросшие мхом зелёные камни. Набираю воду в бутылку, пью, снова набираю и даю ребёнку. Вода кажется безумно вкусной.

— Там микробы, — отмечает мальчик.

— С ними вкуснее.

Принимает бутылку и пьёт осторожно словно она отравлена, маленькими глотками, потом с удовольствием ест протянутую ему шоколадку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Может, ты сталкер? — спрашивает он.

— Я даже не знаю, что это такое, — усмехаюсь я.

Мирослава

— Куда мы едем?

Мы сидели с Имраном в машине вдвоем, он сам за рулем был, ехали кортежем, впереди и сзади — охрана.

Подумалось, что с такой помпой навстречу Давиду и Сережке ехать дело странное, мы же скрываемся будто, а тут наоборот — я чувствовала себя как на ладони. И даже тонированные наглухо стекла автомобиля по ощущениям не скрывали меня от внешнего мира.