— С какими птицами, э? — брови и тон пожилого чеченца взлетели вверх. Он явно не любил терять нить беседы.

— С певчими, уважаемый. Вечером, после работы или битвы хорошо сесть возле дома на закате. И слушать птиц. На душе легче становится, — я продолжал говорить медленно, но весомо, очевидные вещи. Мне нужно было его внимание и интерес.

— Причем тут певчие птицы? — ага, а вот и интерес. Теперь надо не спеша, обстоятельно, размеренно.

— Птицы радуют слух, дарят веселье. Покой приходит, когда слушаешь птиц, треск костра и голос ручья, — продолжал я. Видимо, полеты с изнанки одной из Вселенных, куда меня в запале законопатил старый Откурай, не прошли зря — все горцы слушали молча и очень внимательно.

— Для того Всевышний и создал птиц. Чтобы уши, глаза и душа отдыхали, — некоторые вокруг даже кивнули в ответ, — А что птица, кроме ласкающей слух песни, может уронить капельку на папаху — в этом урона чести нет. Никто не будет гоняться за птичкой с ножами и ружьями. — Удивление отразилось на лице каждого, кто стоял и сидел рядом. На своих я не смотрел, но, думаю, они тоже явно не ожидали всех этих несвоевременных сказок и притч. Главный начал улыбаться, пока криво, одним углом рта. А я продолжал, не меняя ритма:

— Пророк учит, что в любом деле должны быть честь и мера. Выстрел в маленькую птицу даст красные брызги, щепотку перьев — и тишину. Песен больше не будет. — Тишина была и в зале вокруг. Абсолютная. — В этом выстреле не будет ни чести, ни меры. Каждый должен делать свое дело, которое начертал Всевышний. Птичка — петь. Волк — охотиться. — в этот раз кивнуло больше народу, — иначе не будет порядка, не будет гармонии. Если все волки разом начнут выть — лес и горы прослабит так, что мама не горюй. Какая тут гармония?

Главный захохотал в голос, и многие его поддержали. Улыбались же почти все. Внутренний скептик позволил себе выглянуть наружу в крохотную щелочку между пальцев. Глаза ладонями он закрыл в самом начале разговора, а теперь отказывался верить в происходящее. Пожилой встал из-за стола, обошел его и протянул мне правую руку:

— Меня зовут Ваха. Ты меня удивил, Дмитрий. И Коран читал, и в природе разбираешься. Откуда про волков так много знаешь? — он продолжал улыбаться, а когда я пожал ему руку, заметил мой перстень и удовлетворенно кивнул, как будто подтверждая какие-то свои догадки. На его перстне был круг, а не сердце в ладонях. Но точно так же поделенный на черную и белую половины.

— Волков моя фамилия, Ваха. Род древний, кровь старая, кому, как не мне, в родне разбираться? — я отвечал с улыбкой и очень старался, чтобы глаза не выбивались из искреннего доверительного портрета.

— Забирай своих друзей, Дмитрий Волков. Благодарю тебя за беседу. Но скажи белобрысому, что ему лучше сюда не приходить, ему вряд ли будут здесь рады. Пусть эта птичка поет на других ветках. И капает тоже там — и вся черно-рыжая толпа захохотала вместе с ним.

— Спасибо, Ваха, обязательно передам. Мир твоему дому. — мы кивнули друг другу, и я развернулся на выход. Махнул двумя ладонями Лене снизу вверх, мол, поднимай, выходим. Из-за спины шагнул второй парень, вместе с тем, кто оставался за столом с певцами, они подняли нашу «птичку» и бережно понесли к выходу. Леха шел замыкающим. Открыв входную дверь, Леня вдруг резко отшатнулся назад так, как будто там полыхал пожар.

— Дима! — вскрикнул он, а я, ускорившись, почти подбежал к выходу и посмотрел наружу.

Поговорка «из огня, да в полымя», наверное, выглядела именно так.

На площадке перед крыльцом стояли, разделенные от силы метрами пятнадцатью свободного пространства, две толпы. Одна, побольше, состояла из черно-рыжих граждан, точно таких же боевитых, что мешали мне пройти к столу Вахи. Вторая, поменьше, продолжала высаживаться из крузаков и ха-пятых бумеров, подъезжавших из проулка справа. Там были сплошь русские, и, кажется, группа татар, с крыльца точно разглядеть было нельзя. Судя по накалу, творившемуся в первых рядах групп, дело пахло уже не керосином, а чистейшим напалмом.

Я шагнул на крыльцо. Музыканты остались в здании, и это было крайне правильным их решением. Мне на плечо легла чья-то рука. Глянул вниз вправо — судя по перстню, сам Ваха.

— Не стоит, Дмитрий, — веско сообщил он.

— Придержи своих, пожалуйста, сколько сможешь, — не оборачиваясь ответил я и шагнул дальше. Рука с плеча соскользнула и раздалось несколько отрывистых гортанных команд. Движения в левой, большей по численности толпе, стало значительно меньше.

Я шел между людей, готовых и умеющих убивать. Начальник коммерческого отдела районной газеты и отец двоих детей. Гуманитарий и идеалист. Да, я умел находить для себя крайне неожиданные места. Одна полянка меж двух ручьев под можжевельничком чего стоила? Почему-то воспоминания о ней меня сейчас почти полностью успокоили. Совсем — не смогли. Мешала сотня с лишним людей, готовая превратиться в фарш прямо сейчас, но перед этим — превратить в тот же фарш как можно больше народу с противоположной стороны.

Дойдя до середины, почти по центру между двумя толпами, я понял, что сегодня Боги зачем-то решили снова дать мне шанс. Видимо, после заварухи с медведем, лимит на чудеса успел пополниться. Чуть правее за злыми лицами бойцов я разглядел приметные обводы премиального немецкого автомобиля марки «Мерседес-Бенц». В сто сороковом кузове. И длинной версии «Пульман». Не снижая скорости, как будто так и было задумано, я прошагал мимо качающихся и шумящих народных масс в сторону ретро-«Шестисотого». И уже на подходе заметил, что задняя дверь открывается и оттуда вылезет нога, толщиной с меня, в памятных штанах-карго. От сердца чуть отлегло.

Петя Глыба вышел из салона машины, глядя на меня без злобы и негатива — уже хорошо. Но и радости в его лице, выбитом молотком из гранитной плиты, тоже не было. Ну что ж, вполне логично. Большинство из вариантов развития событий щедро предлагали всем присутствующим на выбор — либо смерть, либо увечье, либо длительный труд на благо общества где-нибудь в бескрайних Мордовских или Чувашских лесах. Но руку он мне протянул первым:

— Привет, Волков. Как тут оказался?, — опять головинский стиль: ничего личного.

— Привет, Глыба. Приехал с певцом его друга забрать, который загулял малость. А тут — заповедник духов, как выяснилось. Мы договорились миром разойтись. Как думаешь, шансы еще есть?, — говорил негромко, прикуривая в процессе, а на последнем вопросе чуть качнул головой назад, указывая на страждущие толпы позади.

— Шансы есть всегда, Дима, — задумчиво начал Петя, обводя глазами всю панораму над моей головой, благо, рост ему вполне позволял.

— Сможешь отозвать своих, у кого личный счет к этим? Плохо может получиться, — уточнил я.

— Я могу хоть всех сразу забрать. Черти не порежут вас, если мы уедем?

— Сейчас и узнаем. Командуй, — сказал я и развернулся к чуть притихшим войскам.

— Братва!, — громко сказал Глыба, да так, что меня чуть не сдуло. Голосина у него, оказывается, был вполне под стать фигуре.

— Не стреляйте друг в друга!, — влез я неожиданно даже сам для себя с фразой известной песни моей ранней юности. Скептик и реалист обнялись с протяжным вздохом, прощаясь навсегда.

— Поздно приехали, Волк тут сам порешал, оказывается!, — с улыбкой продолжил Петя под всё нарастающие смешки с «нашей» стороны. Черно-рыжее воинство стояло недвижно. Ну хоть кричать по-своему перестали, и то вперед.

Народ стал неспешно грузиться по машинам. Отдельные группы, то ли из специально обученных, то ли тех самых, имеющих личные счеты, как наш Серега, двигались значительно медленнее.

— Ваха, — крикнул я. Против Глыбиного мой голос, конечно, не вывозил, но слышно было далеко, — уводи своих. Сегодня танцев не будет — только песни!

Из дверей раздалось несколько фраз, подхваченных группами чеченцев. Часть потянулась к геликам, часть — к крыльцу кафе.