— Так. Петь, тащи вон ту колоду, сажай меня на неё. Антон, помоги бабушке с вёдрами, только не ошпарься. Надя, стой на одном месте, от тебя голова кружится, — выдал я задания всем сразу.

— Папа, тебе очень больно? — со слезами в голосе спросила дочь.

— Нет, Ань, не очень. Только когда смеюсь, — пришла на ум дурацкая старая шутка. — А где твой Лобо?

— Вот он! — она вытащила из кармана курточки волчонка, благополучно рассыпав все пакеты, что были в руках. Судя по маркировке — это и был перевязочный и шовный материалы.

— Петя, сажай Диму на пень, — сказала мама брату, который и так сажал меня на колоду. — Снимай одежду, я сейчас.

Пока мы отвязывали палки, стягивали разрезанную вдоль спины куртку и отпарывали штанину под самой зоной бикини, она вернулась, протянув мне стакан.

— Пей.

— Не хочу, мам, — удивлённо сказал я, унюхав крепкий спиртной дух. И действительно, как-то совсем не хотелось.

— Пей, — громче и требовательнее повторила она. — Шить начну — зайдёшься, а так хоть чуть-чуть полегче будет. Только шока мне тут твоего не хватало!

«А мама права!» — хором сказали все трое внутренних голосов, и их неожиданное единодушие поражало. И вправду, накладывать швы наживую — дело не самое приятное. Можно ради такого случая и оскоромиться. Я взял стакан и медленно выпил. Судя по всему, это была какая-то местная самогонка, настоянная на травах. По крайней мере, чёрную смородину и мяту я точно узнал.

Петька по маминой команде притащил с Антоном из сарая какой-то верстак, на котором разложили на стерильной салфетке инструмент. Глядя на все эти приготовления, у Ани и Нади снова появились на глазах слёзы. Их отправили в дом, вместе с Антошкой, поручив заняться ужином — питаться регулярно надо было всем, и целым, и штопанным. Мама набрала новокаин в два больших шприца, один дала мне в руки, а со вторым зашла за спину.

— Будет немного больно, — предупредила она. Только уже после того, как воткнула в спину иглу и ввела препарат.

— Я догадался, — просипел я, чудом не выдавив весь анестетик из своего шприца. Но уже через пару минут стало полегче.

— Прости, мама, — проговорил я в паузах между уколами в спину

— За что? — ответил удивленный голос за спиной.

— Не уберёгся, — виновато буркнул я.

— Дурачок ты, Митя. — Сколько же раз я слышал эту фразу прежде. — Двух человек спас, еды добыл, живым вернулся — и ещё виноватит себя сидит! — Да, с этой стороны я на ситуацию не посмотрел — как-то некогда было.

— А у вас-то тут что, расскажи? — глядишь, за разговором и не так больно будет. Наверное.

— Нормально у нас тут всё. Антоша из лесу прибежал, белый как смерть, и сразу же свою комнату, чемодан схватил и собираться начал. Трясся, как осиновый лист, говорил, что тут в лесу водятся звери, которых он даже в кино не видел. Что хочет в Москву, к друзьям, где нет монстров и можно попить нормальный кофе.

Мама, видимо, закончила с новокаином, и взяла с пелёнки кривую иголку с уже вдетой нитью. Я сглотнул и начал обкалывать бедро. По чуть-чуть, на расстоянии сантиметра от краев раны, как в книжках читал. Отмытая и обработанная, она выглядела, конечно, всё равно погано, но гораздо лучше, чем в лесу. И оказалось, что длиной была «всего-то» сантиметров двенадцать. Штанину кабаний клык распорол почти всю, ноге досталось меньше. Опять повезло. Неровные края стали напоминать кожуру грейпфрута — анестетик надувал кожу, чуть поднимая. Только на срезе цитрусовой корки по-прежнему краснело мясо. Моё. Выглядело всё это очень неприятно.

— Аня посмотрела на него с чемоданом, и говорит со слезами: «Ты что, их там бросил?», — продолжала мерно говорить мама. — Антошу аж на визг сорвало. Тут-то ему Надя и поднесла. Потом, конечно обнялись, уселись на кровать и ситуация стала чуть проясняться. Я ружьё взяла, зарядила, как папа учил, пошла на крыльцо. А тут в ворота Петька влетает с двумя корзинами. Швырнул их в разные стороны — и в сарай. И по пути на бегу какую-то ахинею орёт: «Зелёнка, кокаин, ещё чего-то, два! И вам всем — марлю варить срочно!».

Я хмыкнул было, но тут же заткнулся, едва не взвыв — мама затягивала узел шва. Увидел, скосив глаза, пакет со стерильным бинтом, подхватил и зажал зубами. Полегчало. Но только зубам. И потянулся за ниткой с иголкой. Лекарство в шприце кончилось, и все бедро вокруг раны уже напоминало мечту косметолога — чистейший целлюлит. С красными точечками в местах уколов, правда.

— Я ковш воды на него вылила и давай за шиворот трясти. Он только тогда и рассказал про кабана, и про то, что ты его за тележкой прислал. Но наговорил, конечно, с три короба он. «Кабан башкой как саданёт — и Димку об ёлку хрясь! Я подхожу, а он сидит, как живой, и на ногу себе смотрит. А там внутри булькает чего-то, он сказал — артерия. А сам — как бабочка в кабинете биологии, на ветку наколотый! И всё про пузыри какие-то и пену спрашивает!», — мама очень похоже изобразила брата, явно давно и успешно перешедшего границу между паникой и здравым смыслом.

Стоявший рядом Петька, державший двумя руками ножницы, отрезая концы нитей над узелками на моём бедре, алел красным знаменем.

— Я решила, что, раз говоришь — то живой. А раз догадался ему корзины с собой всучить — то ещё и в своём уме даже. Нашли тачку и тележку эту — и направили их обратно, а сами давай аптечку ворошить да воду греть, — она говорила так спокойно и плавно, словно не сына зашивала, а яблоки в гуся на рождество.

Продолжая жевать бинт, подвывая сквозь него, я успел наложить ещё четыре кривых, но крепких шва. За это время мама закончила со спиной, налепив, судя по треску, пластырь поверх раны. Обошла меня справа, отобрала иголку и продолжила шов. У неё выходило значительно лучше.

Выплюнув изжёванный в нитки бинт, я обозрел операционное поле. Внизу, ближе к коленке, между стежками аккуратного шва, который по краям смазали йодом, торчал флажком лоскут резиновой перчатки — дренаж. Я бы и не вспомнил об этом. Повезло со специалистом, вот уж воистину в золотые руки попал.

— Петь, придумай к этой палке ручку и поперечину какую-нибудь, только под руку ему высоту примерь. На ногу опираться нельзя! — последняя фраза, сказанная строгим, «профессиональным» голосом, была адресована уже мне. А я, как будто, плясать собирался? Брат сорвался в сарай, видимо, за гвоздями.

— Каков будет Ваш вердикт, доктор? — я неубедительно изобразил в глазах тревогу.

— Я не доктор, я санитарка, полы здесь мою, — ответила мама своей любимой фразой, с которой встречала и провожала бесчисленные проверки из всяких гор-, обл- и минздравов. И мы наконец-то рассмеялись. Она — потому что теперь точно знала, что помирать я не планировал. А я — потому, что меня наконец-то перестали штопать по живому.

— Надя, вынеси портки своему герою! Хватит ему исподним отсвечивать! — крикнула мама. В доме что-то упало и послышались звуки беготни.

— Герой — штаны с дырой, всё как положено, — кивнул я. От моих осталась одна штанина, по которой даже цвет невозможно было определить за кровавыми разводами.

Встал на здоровую ногу, подождал, пока с неё стянут в четыре руки красные тряпки. Брат в это время подсунул подмышку палку с поперечиной сверху, ухватил рукой место, куда надо было приделать ручку, и отошёл в сторону тюкать топориком. Который тоже был весь в кровище. Рядом стояла велосипедная тележка, набитая красным мхом, с бурыми пятнами от пальцев и ладоней по бортам. Чуть правее — густо заляпанная кровью тачка, доверху набитая свежей убоиной. Да, неплохо в лес сходили.

* Rocketjoker — Не ссы https://music.yandex.ru/album/33038607/track/130507039

** Metallica — Fade to Black https://music.yandex.ru/album/3935393/track/32307660

Сидя на ступеньках крыльца, ощущая ладонью тёплое, нагревшееся за день на солнце, тёмное от времени и погоды дерево, не было никакой охоты шевелиться. Казалось — ворвись в ворота банда дагестанцев и банкиров верхом на волках, кабанах и медведях — не пошевелюсь. Скажу лениво: «Зайдите на недельке, сегодня неприёмный день». И пальцами эдак сделаю от себя, дескать: «Ступайте».