Но к восторгу от новой-не новой машины вся эта лирика не имела никакого отношения. Габариты, динамика, звук двигателя, простор и обстоятельность Раджи покорили мгновенно. Я покрутился минут пятнадцать на пятачке возле коровника, привыкая к габаритам и странной кочерге рычага коробки передач справа на руле. Понял, что ко всему сразу точно не привыкну, и вырулил на грунтовку, что привела нас сюда. Ехать, сидя чуть ли не на метр выше от земли, было непривычно, но очень здорово.
С Ланевским мы договорились встретиться в начале дня, и лучше вне офиса. Почему-то я предложил именно так, а он как-то сразу поддержал. На душе было неспокойно по-прежнему. Ведь если подумать трезво — почти все мои деньги лежали, как я и опасался изначально, в одной штанине, и штанина была не моя, а его. Ошибаться в людях мне случалось и раньше, но никогда цена этих ошибок не измерялась в миллиардах. Выручала только вера. Я почему-то был твердо уверен, что Серёга не подведет. Наши общие легендарные предки, конечно, нередко выдавали на молодых ветвях генеалогического древа такие фрукты, что хоть плачь, но я почему-то был твердо убежден, что Ланевский — не из таких. «Тем больнее будет измена!» — прошипел внутренний скептик тоном киношного злодея. Я мысленно плюнул и сделал погромче музыку. В Радже она была ничуть не хуже, чем у Вольфа, а там звук был не просто хороший, а очень хороший, как по мне. Док, который в этом разбирался значительно лучше и на слух отличал какие-то золотые полупроводники от ламп какого-то ампеража, что бы это ни значило, хвалил, а мне этого было вполне достаточно.
Генератор случайных песен Яндекса выдал мне почему-то «Песню неуловимых мстителей», про «И над степью зловещей / Ворон пусть не кружит, / Мы ведь целую вечность / Собираемся жить.» Мы с реалистом решили, что это хороший знак. Фаталист же, сжав двумя пальцами подбородок, напряженно вспоминал, что было в утреннем меню в пабе у Гарика?
Повезло, и на узкой старинной улице нашлось сразу два парковочных места рядом. Тахо влетел, как салом смазанный, а я корячился минут пять, собрав злорадные взгляды всех прохожих. Но мне было решительно все равно — я посмотрел бы на того, кто освоил бы этот паровоз быстрее меня. Выходя из него, вообще чуть не упал — забыл, что теперь земля значительно дальше от водителя, чем на пузотерке. О, кажется, уже стали отрастать нейронные цепочки внедорожного снобизма!
Гарик открыл дверь, едва завидев меня на другой стороне улицы, и замахал рукой, приглашая к себе. Пара утренних блинов давно были забыты, есть хотелось, поэтому отказываться я и не подумал. Зашел в полутемный зал, звякнув колокольчиком на двери, и чуть поежился, вспоминая давешний забег в ширину. Но сейчас внутри было сумрачно и пусто, кроме Игоря за стойкой и рыжей официантки в коротком зеленом платье, работавшей под ирландку, никого не было. Я влез на высокое кресло с удобной спинкой и сразу запросил много чаю и пожрать. Нарезая бутерброды с сыром и ветчиной, бармен хвастался, что с нашего вечера песни и пляски у него каждый день аншлаги. Половина Москвы возжелала спеть в караоке и сыграть на гитаре, которыми не преминул воспользоваться заслуженный артист. Откуда прошли слухи и даже просочилось в сеть видео, где мы с ним азартно вопили что-то из раннего Розенбаума — неизвестно, но Гарик по секрету сказал, что ему уже звонили из Питера насчет закрытого концерта самого мэтра казачье-еврейского фольклора. И совсем уже шепотом, на ухо, подозрительно оглянувшись на бутылки за спиной, сообщил, что из соседнего квартала заходили непростые люди, для которых, якобы, концерт и затевался. За то, что он собрал за пару дней кассу, как за две недели, я порадовался. Как и за то, что меня на видео опознать можно было только по рубашке, потому что лица видно не было, я стоял дальше. А, значит, сделать это могла только Надя, а ей мы и так все рассказали в красках.
Покончив с четвертым бутербродом, я обернулся на звякнувший колокольчик и увидел заходящего Лорда. Голубой костюм, светло-коричневые туфли, ремень и ремешок на часах в тон им, Серёга был неотразим. Ему бы еще пузо и цилиндр — точно был бы похож на банкира, как я представлял их себе с детства. Мы обнялись, он пожал руку Игорю и потянул меня за столик.
— Есть у меня опасения, Дима. Хочу поделиться, — выдохнул он негромко, когда рыжая отошла от нас, снабдив чашками на блюдцах, френч-прессом с заваркой и непременным молочником для Ланевского.
— Валяй, оракул, — внешне беззаботно махнул я рукой, хотя у самого аж под пломбами зачесалось от навалившегося напряжения.
— Имел я не так давно беседы с Президентом, — неторопливо начал Лорд.
— Иди ты! С Самим⁈, — в притворном ужасе ткнул я пальцем в потолок.
— Да нет, конечно. С Президентом Правления нашего банка. Седьмой год работаю, он один-единственный раз со мной словом перекинулся на каком-то общем корпоративном слете, где я какую-то грамоту получал. А тут звонил, сам, да два раза. Очень на него непохоже, — судя по движениям Ланевского, он был по-настоящему взволнован. Годами отточенные этапы классической английской чайной церемонии с «налить — разбавить» выглядели отрывисто и неестественно.
— Не тяни, Бога ради, а? Говори как есть уже, — взяв чашку двумя руками, велел я.
— Он поставил мне на вид, что я стал забывать, где работаю. Банк, мол, всегда и на всем делает деньги. А я начал, с его слов, личные интересы ставить впереди корпоративных, что крайне опрометчиво и опасно, так и сказал. Прознал откуда-то про наши дела, про твои счета в других банках.
— Про все?, — я насторожился но-настоящему.
— Нет, конечно, но сам факт. Мне очень не понравилось упоминание в разговоре Росфинмониторинга и ЦБ-шных комиссий по ПОД/ФТ.
— Под кем — под кем?, — не понял я.
— Комиссии по противодействию отмывания доходов и финансированию терроризма, — пояснил банкир с поправкой на нечаянных богачей, — это как ОМОН в финансах, если так понятнее.
— Да, так гораздо понятнее. Чуть что — и ты лежишь на пузе с паспортом в вытянутой руке, если успел. А если не успел, то стоя едешь в неудобном салоне стоять дальше в неудобном обезьяннике, — задумчиво проговорил я, вспомнив молодость и популярные фильмы тех лет.
— Типа того, только в нашем случае еще и без денег. Вообще, — уныло закончил Лорд, глядя мне прямо в глаза.
— Начина-а-ается… Не жили хорошо — нечего и привыкать, что ли? Ну уж дудки! Я уже привык, — надавил я на слово «уже», — и цепочки нервные отрастил — все зря что ли? А если все в другие банки раскидать?
— Не выйдет. Поставят счета на контроль, заморозят — и начнут неторопливо выяснять, кто, да откуда взял, да куда собрался отправлять. Юристов у банка много, денег — тоже, времени — тем более. Ума не приложу, с чего он так заинтересовался именно тобой?, — если я еще не ослеп, то Серёга искренне и отчаянно сожалел, о том, что в перспективе мог меня подвести. Значит, не ошибся я в нем. Зато стали появляться версии по поводу вчерашнего тревожного сообщения на его счет. И одна паскуднее другой.
— Держи-ка, Серега, наушник. Только молчи, понял?, — и я протянул ему один из беспроводных наушников. Да, у меня наверняка много фобий, комплексов и прочей придури. В их числе — стойкое нежелание слушать голосовые сообщения или пользоваться громкой связью на людях. Сразу начинаю себя чувствовать очень средним азиатом, вопящим в нижнюю кромку телефона что-то на своем родном наречии. Для этого и ношу в кармане футлярчик с наушниками, благо, он почти ничего не весит.
— Ты чего задумал?, — насторожился Ланевский, но пластиковую заглушку в ухо заложил. В ответ я прижал палец к губам и состроил строгое лицо — вызов уже шел.
— Дмитрий, добрый день! Кажется, мы условились созвониться во второй половине дня, — прозвучал в левом ухе голос загадочного Анатолия. Уже на первых словах вся таинственность отвалилась, как старая штукатурка — говорившего я узнал.
— Приветствую, Анатолий. Вы просили набрать во второй, но, боюсь, что могу пропасть из зоны действия сети, поэтому решил не откладывать. Да и заинтриговали, признаться, — я начал провоцировать его нарочно. И «просили», вроде как одолжение делаю, что перезвонил. И «пропаду», мол, не тяни, подсекай скорее. У Лорда брови взвились вверх и намертво прилипли к прическе с первых слов. Он тоже узнал говорившего. Это был тот самый Толик, предправления банка, в котором трудился Ланевский, и с которым мы, кажется, не нашли взаимопонимания в памятном круизе на «Нерее».
