Улучив подходящий момент, Белый Медведь метал копье, и одно из животных оставалось лежать на месте с копьем в теле, а стадо галопом пускалось прочь. Охотнее всего Белый Медведь убивал больших быков; на них охотиться было интереснее, и порою они даже волновали в нем кровь — когда сами переходили в наступление.

Теперь низменность изобиловала стадами животных; в солнечные дни с вершины холма открывались тянувшиеся на многие мили болота и луга, испещренные тенями бегущих облаков вперемежку с кучками животных. Тут бродили не одни дикие быки да коровы, но и олени, и туры, а сквозь заросли пробирались стада кабанов; на холмах в черничнике обитали медведи; у ручья лисицы ловили лапой форелей; в молодом березняке ходили стада лосей, а у карликовой сосны вдруг неожиданно появлялись крылья, и она выпускала в воздух огромного глухаря; вереск казался живым от множества птиц.

Вблизи все пространство кишело зверьем, а вдали стада сливались уже туманными полосами, уходившими за горизонт. Таким образом, в мясной пище недостатка не было и добывать ее было легко; это-то изобилие и позволяло Белому Медведю спокойно заниматься постройкой судов, способных переплыть через море.

Но Весна в первый же год попросила Белого Медведя поймать ей несколько коров, которых она хотела приручить; олени здесь не прижились, захирели, тоскуя по своей родине на Леднике, и перестали давать молоко. Просьба ее была исполнена, и в первый же день коровы послушно улеглись на привязи, жуя свою жвачку и поглядывая вокруг сытыми глазами. Они давали гораздо больше молока, чем олени, были кротки, и скоро стали лучшими друзьями детей. Весна любила их, — они были ее сокровищем, ее подругами. Она возилась с ними и вела с ними дружеские беседы; теплота их насыщенных кровью рогов передавалась ее рукам и доходила ей до сердца. От них приятно пахло травой, которую они ели, и той пищей, которой они делились с другими.

Щедрые материнские руки Весны необычайно искусно справлялись с коровьим молоком. Она приготовляла из него творожный сыр. Это сделалось само собой, — молоко держали в сычугах, и у Весны всегда был запас круглых сырных лепешек. Когда мужчины возвращались домой со своих мокрых трудов — с кораблестроения, с рыбной ловли или с плаванья по озерам, — они не знали, как и благодарить мать за ломтик сыра.

Мальчики в отплату изготовляли для нее костяные ножи и шила. А Белый Медведь заинтересовался пряжей, которую терпеливо сучили пальцы Весны и ее дочерей, — особенно после того, как он сам начал плести неводы для рыбной ловли. Для этой цели ему требовалось много пряжи, и он, как всегда, постарался найти кратчайший путь; повозившись с опытами денек-другой и посверкав глазами, он подарил Весне веретено, с помощью которого можно было спрясть в десять раз больше льна, чем в такое же время одними пальцами. Веретено состояло из палочки с насаженной на нее круглой бляхой, которая, — стоило ее пустить в ход, — вертелась сама собой, вытягивая пряжу; ссученные нитки наматывали на палку и продолжали прясть, не боясь, что пряжа спутается. Веретено имело большой успех у женщин и не переставало жужжать в доме.

С тех пор, как снова был добыт огонь, и Весна обожгла себе большой запас горшков и корчаг, она научилась делать масло. По правде сказать, изобретение это обязано было своим происхождением личной потребности Весны: она любила натираться ароматными мазями. Сначала она и дочери натирались густыми сливками, плававшими на поверхности молока, так как их легко было снимать. Но мазь была особенно хороша, если ей давали постоять некоторое время, а еще лучше, если ее усердно взбалтывали в горшке. Это стоило порядочных трудов, и женщинам приходилось заниматься этим поочередно, но они охотно трудились, пока сливки не сбивались в масло, которым они могли натереться. Белому Медведю тоже очень понравилась эта мазь, но, по грубости натуры, он предпочитал ее для внутреннего употребления, и Весна готовила для него большие порции этой мази. Мало-помалу масло стало своего рода лакомством, вносившим разнообразие в ежедневный рацион.

В печении хлеба Весна тоже сильно продвинулась вперед; но все, что касалось зерна и земледелия, введенного ею, было связано с особым таинственным союзом ее с землею, специальным женским культом, начало которому было положено в тот счастливый день, когда огонь был обретен вновь.

Белому Медведю все доставалось словно в подарок. Когда ему пришлось покинуть свое племя проклятым отщепенцем, судьба научила его, как добраться до более благодатных мест, до рая животных (где, однако, сам он никогда не чувствовал себя дома); да мало того, — уж воистину благодать! — сам климат изменился, стал теплее. Белый Медведь стремился на юг, а тот сам шел ему навстречу.

Солнечное око обещало северу великую оттепель. Ледник внезапно и быстро пошел на убыль. Вначале Белому Медведю с того места, где находилось его жилье, еще виден был зеленоватый отблеск льда на северо-западном краю неба; но потом отблеск этот стал отдаляться и, наконец, совсем исчез, — Ледник скрылся с горизонта. И не диво — такая погода способна была растопить горы. Теплые ливни и грозы почти не прерывались. Всю весну над землей носились тучи, грозившие потопом; порою солнце прорывалось сквозь них и дарило землю такой яркой многообещающей улыбкой, что даже животные подымали головы от мокрой земли и удивленно оглядывали окружающий мир.

Черные градовые тучи, пронзаемые молниями, носились по небу даже при ярком солнце и убеляли землю градом. Когда же туча проходила, и раскаты грома затихали вдали, над зелеными лугами перекидывалась радуга, а на травинках трепетали сверкающие капли дождя, словно слезинки на ресницах ребенка. Одна, две и даже три чудесные радужные дуги вставали одна над другою, — окрашенные райскими цветами мосты, не то опирающиеся на землю, не то висящие между облаками и победоносным солнцем. Каждая радуга знаменовала выигранное сражение, порождавшее надежду.

Дни и ночи падал с неба отвесною стеною дождь, вздыхая и увлажняя землю; озера вздувались, реки переполнялись и выступали из берегов и, пенясь и крутясь, неслись по долине к морю. Но дождь был теплый и нес в своем неистощимом лоне зародыш нового времени.

У детей Белого Медведя глаза разгорались при виде дождя, от которого на поверхность земли выскакивали пузыри, словно кучки человечков, которые на минутку подпрыгивали к небу и опять падали и уходили в землю, а дождь рождал все новых и новых. Радуга осеняла детство потомков Белого Медведя, суля им все блага мира.

Зима все еще возвращалась ежегодно, но холод уже не держался так долго, и оттепель с каждым разом все усиливалась. Каждую весну низменность наводнялась, и Белому Медведю не раз пригодились использовать свои суда для спасенья семьи и добра. Временами вся местность покрывалась водой, из которой торчали только более высокие места в виде островков и холмов, которые кишели спасавшимся зверьем, так что страшно было подойти к ним, да такая же масса утонувших животных плавала вокруг. Белый Медведь, строивший свои суда наполовину ради забавы, теперь начал понимать, что строил их недаром: эти игрушки могли сослужить службу и в настоящей беде. И Белый Медведь улыбался так, что лицо его сияло.

Разве солнце не друг ему? И разве он не может довериться земле? Ведь она сама дала ему огонь, когда он был одинок и лишен тепла. Солнце и земля соединенными силами растопили Ледник и дали ему огонь. Никогда не забыть Белому Медведю того дня, когда почва неподалеку от его жилья вдруг разверзла дымящуюся пасть и изрыгнула из недр своих пламя; это был ужасный миг, повергший всех в несказанный страх, но затем этот страх сменился восторгом.

Вся земля дрожала, словно предвещая близкий конец; раскаты грома неслись из самой глубины ее; ужасные подземные толчки сбили с ног самого Белого Медведя, а с болот слышался многоголосый вой; животные совсем обезумели от страха и метались, не разбирая ни друзей, ни врагов.