Потом покрытое шерстью лицо вдруг исчезло; раздался свист, и кремневая стрела влетела в яму.

Полярный волк, раненый в горло, подпрыгнул и издал сдавленное рычание. Стрела вонзилась до половины. Зверь начал кружиться; он зашатался, как пьяный, и потом свалился, вытянувшись в агонии.

Минута шла за минутой. Волчье тело коченело; глаза помутнели; одна из задних ног торчала вверх. Кровь, вытекая из раны, образовала небольшую лужу.

Иногда я глядел на часы. Оживленное, неутомимое их тикание действовало на меня ободряюще.

Часы показывали ровно три четверти восьмого, когда я услышал тихий шелест. Какие-то глухие голоса неясно долетали до моего слуха. Очевидно, приближалось много людей. Вскоре появилось семь фигур. Я увидел небольшие луки и копья, которые эти люди держали в руках.

С минуту они глядели на меня со спокойным вниманием, причем обменялись между собою короткими словами на незнакомом языке.

Речь их была странная, грубая, полная гортанных звуков, произносимых своеобразно, как бы с напряжением, и похожих на крик диких лесных животных.

Потом дикари притащили ствол кедра, с которого ветки были обломаны так, что он образовал подобие лестницы, и спустили его в ловушку.

Это было немое приглашение лезть наверх. Я колебался.

Решившись, я сделал попытку встать. Но едва я поднялся и сделал шаг, боль в колене возобновилась с такой силой, что я упал бы на месте, если бы вовремя не схватился за один из торчащих кольев.

Скрипя зубами от боли, я попробовал повторить опыт. Я собрал всю энергию, на какую только был способен, и достиг того, что поднялся до третьей ступеньки, перенося адские муки. Но потом я потерял сознание и бессильно свалился на землю.

Когда я очнулся, я увидел что охотники вытащили меня из ямы и положили на мокрый мох.

Тяжелая мгла опустилась на землю и покрыла ее густым покровом. С хвои падали холодные капли. Во мгле около меня двигались фигуры диких людей.

Все они были среднего или, скорее, даже малого роста, но во всяком случае выше, чем эскимосы, костлявые, почти худые, но с сильной мускулатурой. Их черные волосы, падали им на лица. Губ не было видно в редкой, но жесткой поросли усов. Все были одеты в шкуры, небрежно переброшенные через одно плечо и стянутые у пояса при помощи сухих звериных жил, и на ногах не имели никакой обуви.

Кожа этих людей имела темно-бронзовый оттенок, и все они были покрыты волосами каштанового цвета, образовавшими на груди густую гриву.

А их лица! Пока жив, я никогда не забуду лиц обитателей этой заколдованной страны.

Рот с толстыми губами, по-звериному выступающий вперед, выдающиеся лицевые кости и громадные надглазницы придавали трудно описуемое выражение их профилю. Так должен был выглядеть первобытный неандертальский человек!

Глаза дикарей были похожи на раскаленные уголья, и порой казалось, что они затягиваются голубой пленкой, а потом они снова загораются диким блеском глаз хищных животных, зеленоватым беспокойным блеском, который моментально тускнеет и гаснет.

Придя в себя, я увидел, что четверо занимались приготовлением носилок из ветвей растущих по склону деревьев. Трое остальных стояли около меня на страже; из них один держал копье с ольховым древком у самой моей головы. Другой издали равнодушно следил за работой своих товарищей, временами почесывая свою гриву.

Он был немного стройнее, чем другие, одет в волчью шкуру, за пояс у него был заткнут каменный молот с длинным упругим топорищем.

Убитая самка оленя и вытащенный волк лежали около носилок. Я понял, что будет дальше. Меня положат на носилки и понесут. Куда?

Мужчина в волчьей шкуре взглянул на меня рассеянным взглядом. Видя, что я очнулся, он обратился к другим и что-то им сказал.

Носилки были готовы. Двое из этих странных дикарей взяли меня своими крепкими руками и скорее бросили, чем положили, на ветки, не обращая ни малейшего внимания на мои болезненные стоны. Они подняли носилки и двинулись вперед. Два охотника взяли изогнутый сук и привязали к нему оленя и волка. Третий мучился с моими вещами и оружием, которых не хотел касаться руками из суеверного страха. Веткой сгреб он их на разостланную кожу и эту тяжелую ношу тащил на плечах.

Мы двинулись в поход в направлении, которое я не мог определить из-за тумана.

Лежа навзничь на носилках, я рассматривал лицо заднего носильщика, смотревшего на меня с таким равнодушием, что у меня начинала закипать кровь.

Я старался определить уровень культуры странного народа, в руки которого я попал, и имена Мортиллье, Флоуэра, Гепбёрна и других известных антропологов начали так неотступно всплывать в голове, что прогнали мысли о неопределенном будущем.

И так несли меня, безоружного и хромого, неспособного к отпору и вынужденного без движения ожидать развязки всей этой странной истории.

Стоял густой туман. То там, то здесь раздавалось хриплое воронье карканье.

Мы миновали ольховый кустарник, влажный от окружающей сырости, и карликовые вербы, не превышавшие рост человека.

Во многих местах почва прорывалась, и под ногами несущих выскакивали пузыри грязной воды. Упругий слой почвы, казалось, плавал на поверхности скрытых вод. Вдоль нашего пути тянулись обширные топи.

Вскоре я убедился в существовании новой, неожиданной опасности, которыми так богата эта страна.

Вдруг рядом послышался треск кустов, топот тяжелых ног, чье-то фырканье и сопение. Одновременно с этим было видно, что охотники страшно взволнованы. Они начали кричать, и в их крике несколько раз повторялось странное слово:

«Пгруу! Пгруу!»

Они жалобно завыли и разбежались во все стороны.

Мои носилки закачались, словно на волнах прибоя, и полетели под охрану вербных кустов. Обернувшись на бок, я увидел громаднейшее существо, которое молнией вылетело из клубящихся паров. Это был носорог невиданных размеров, с почти полутораметровым рогом, — носорог, покрытый косматой рыжеватой шерстью, влажной и заиндевевшей, что придавало ему фантастический вид.

Затерянная земля (Сборник) - i_088.png

Я угадал в нем эласмотерия[7] — носорога, жившего в первобытной сибирской тундре. Эласмотерии нападают, нагнув голову и выставив свой страшный рог.

Животное было разъярено и мчалось в слепом бешенстве. Учуяв нашу процессию, оно напало на нее внезапно и без всякой причины. У меня мелькнуло сожаление, что в руках нет ружья, чтобы показать дикарям, как можно уничтожить такую скотину разом, одним движением пальца.

Из кожи охотника, который тащил мои вещи, с шумом вылетел мой примус и покатился по земле. Разъяренный носорог, в слепой ярости не видя другого предмета, на который мог бы излить свою злость, бросился на несчастный примус, который дикари вытащили со мной из ямы.

Кремневые копья и стрелы не могли бы ничего поделать против твари с такой толстой кожей. Поэтому охотники довольствовались тем, что спрятались в ближайших кустарниках.

Туман закрыл от нас носорога, и в то время, как мы быстро уходили, еще долго было слышно сопение громадного животного и жалобное тренькание несчастного примуса, который звенел под ударами его страшного рога.

XXII

По моим предположениям, поход наш продолжался около двух часов. Потом охотники остановились и развели огонь.

Они сделали это не так, как разводят огонь примитивные народы нашего времени, а также и эскимосы, трением двух кусков дерева различной твердости; они высекли искры из двух кусков кремня на особый сорт гриба, растущего в этой стране на деревьях, мицеллий которого доставляет им отличный трут. Огниво и трут каждый охотник носит в кожаном мешке на шее.

Сухая трава занялась; ветви затрещали. Тут впервые я заметил, что эти дикари каждое разведение огня сопровождают каким-то обрядом.

Когда вспыхнуло первое пламя, каждый охотник молча ударил ладонью левой руки о землю.

вернуться

7

Эласмотерий — очень крупный носорог, вымерший в четвертичную эпоху.