Старый убор вождя имел довольно потрепанный вид, и когда Ару сгоряча предложил вождю в обмен за дочь добыть новых перьев, тот охотно согласился. Моэ тоже обрадовалась, но вида не подала.
Ару, размышляя над своей горькой долей, заканчивал работы над стрелами для птиц. Он не получил отказа из-за своей хромоты. Им, отец Моэ, терпеливо ждал нового украшения, но Ару казалось, что над ним смеются.
Сумерки быстро надвигались. Вдали, на фоне вечернего неба Ару видел погубившую его скалу; над ней кружились две цапли. Огни у хижин и у входа за частокол, окружавший деревню, ярко вспыхивали, когда в них подбрасывали новые охапки топлива. В прибрежных скалах послышалось пение возвращавшихся охотников. Женщины спешили им навстречу. Моэ отделилась от них и направилась в сторону Ару.
— Бонни хочет жениться на мне, — шепотом сказала она Ару, опустив голову. — Отец велел ему принести перьев, каких обещал ты, — продолжала девушка. — Бонни предлагал много-много шкур.
Ару облегченно вздохнул — еще не все потеряно. Время вывода птенцов у цапель уже проходило, заветные перья на их головах все более пачкались и терялись.
— Я достану перья раньше Бонни, — проворчал он.
«У Бонни уже есть две жены. Хотя он и великий охотник, — думала Моэ, — но все же лучше быть единственной хозяйкой в хижине Ару и питаться одной рыбой, чем делить жареное мясо с двумя женами Бонни».
Моэ верила в ловкость Ару больше его самого.
Ару не мог себе представить, как он добудет перья. Проклятый Им!
Проходили дни, недели, а дело Ару не сдвинулось ни на шаг. Однажды, желая пополнить запасы своей кладовой, Ару забрался в свой ветхий челн и поплыл вниз по реке, разлившейся от весенних дождей.
Осторожно гребя против течения между берегами, почти скрытыми под водой, Ару направил свой челнок к западням, поставленным им накануне. Они были устроены на манер корзин для ловли омаров, в которые легко попасть, но невозможно выбраться.
Найдя в них трех жирных крякающих уток, Ару удовлетворенно заворчал. Он вытащил уток, свернул им шеи, потом поймал пару лягушек и за лапки подвесил их на мочалках в опустевших ловушках — для приманки новой добычи.
Покончив с лягушками, Ару принялся ловить рыбу себе на завтрак. Много ловить ее не имело смысла: «вороны» не очень уважали такую пищу. Еще недавно рыбу считали ядовитой, и только в одну суровую зиму, когда охота была скудной, голод заставил «воронов» попробовать рыбы.
Страдая от унижения, Ару, расположившись на сухой отмели, жарил себе завтрак; унижение, однако, нисколько не повлияло на его аппетит. Он жадно набросился на пищу и съел все до последней рыбешки.
В вышине показались две темные точки. Через некоторое время Ару мог рассмотреть их, — то была пара дерущихся цапель. Вскоре меньшая, очевидно, признав себя побежденной, отказалась от дальнейшей борьбы и, медленно махая крыльями, полетела в сторону устья реки.
Куда полетела эта птица?
Кое-какие их привычки Ару знал. Рыбу они ловят в одиночку, но по вечерам любят собираться в каком-нибудь укромном местечке.
Не там ли, в низовьях реки, такое место? Если так, то, пожалуй, можно бы…
Но спускаться вниз по реке было делом весьма рискованным. Недалеко от ее устья жило сильное, враждебное «воронам», племя. Ни один из попавших к ним «воронов» не вернулся домой.
Чуть дальше вражеской территории река впадала в море, знакомое нынешним «воронам» только по страшным легендам.
Кто отправится туда на лодке, того постигнут ужасные муки. Из глубин моря поднимутся страшные чудовища и пожрут смельчака, а волны выбросят на берег его обглоданные кости. По ночам из моря выходят на поиски добычи жуткие существа — людоеды с длинными руками, покрытыми тиной.
Так рассказывали старые охотники в долгие зимние вечера под завыванье ветра и треск поленьев в очаге, и эти рассказы отбивали всякую охоту пуститься в неведомое плавание, даже если бы речной путь был совершенно безопасен от соседнего враждебного племени.
Только мечтами о Моэ можно объяснить охвативший Ару прилив храбрости. Он торжественно объявил о своем намерении отправиться к устью реки на поиски редких птиц.
Им, несмотря на сильное желание щеголять в новом головном уборе, пытался отговорить Ару.
— У цапель уже нет перьев на голове, — говорил он, — там тебя сожрут водяные чудовища, если раньше не убьют враги. Зачем быть безумным?
— Я только посмотрю, есть ли там цапли. Если есть, — на будущую весну у тебя будут новые перья.
— Да будет тебе удача! Если сможешь, убей пару из тех свиней. Они уже задолжали нам несколько жизней.
— Хорошо, — коротко сказал Ару и отправился готовиться к отъезду. Нужно запастись жареным мясом: на территории врага опасно будет зажигать огонь.
Дня два у него ушло на приготовление пищи из утиного мяса, слегка поджаренного, растертого в тесто и высушенного в глиняных мисках.
«Вороны» издавна были хорошими горшечниками. Пришли они в эти края с северо-запада, лет сто тому назад, когда теснимые кочевниками, вынуждены были искать новые места для поселения. Им повезло — неподалеку от деревни они обнаружили красную глину.
В то время, когда их соседи не подозревали, что эта красная глина годится на что-нибудь другое, кроме раскрашивания лица, «вороны» превращали ее в великолепные, не боящиеся огня, горшки и миски, украшенные причудливыми узорами.
Большинство мужчин было в лесу на охоте, но все женщины собрались у берега проводить Ару. Они уже считали его мертвым. Моэ жалобно завыла. Ару не обнаруживал никакого волнения.
Будучи человеком практичным, он рассчитал время так, чтобы достигнуть вражеской территории как раз на закате солнца, когда все враги уже вернутся в деревню.
Он долго плыл — сначала по реке, потом болотом, потом быстрой речкой, протекавшей в небольшом ущелье. Через два-три поворота речка стала расширяться, и скоро снова открылась большая река. Вдали виднелось море.
Теперь Ару находился в сердце вражеских владений. Он тихо греб, стараясь не плескать веслом и держась в тени западного берега, и настораживался при малейшем звуке. Конечно, вряд ли кто-нибудь из врагов оставался далеко от дома в столь позднее время: темный лес, населенный хищниками, — неподходящее место для ночных прогулок.
Тем не менее, до темноты Ару не решался плыть по середине реки. А когда взошла луна, пришлось укрыться в прибрежном тростнике. Тут он и решил провести весь следующий день.
На расстоянии одной мили вниз по реке виднелся дым костров вражеской деревни.
Вдруг лодка с двумя людьми прошла вблизи его укрытия.
Но Ару не удостоил ее вниманием; он не сводил глаз с цапли, спокойно сидевшей у самого берега.
Она даже не шевельнулась, когда волны от проплывшего мимо челнока заплескались у самых ее ног.
Цапля из злополучного гнезда, находящегося вблизи деревни «воронов», давно бы отлетела на безопасное расстояние. Ару сделал приятный вывод: этих птиц не убивают в здешних местностях, и, если бы знать, где они собираются по вечерам, — сколько перьев можно было добыть!
Между тем цапля поднялась в воздух и, тяжело махая крыльями, полетела по направлению к вражеской деревне, возле которой, описав круг, спустилась в кучу низких деревьев, растущих на высоком берегу.
Ару разочарованно вздохнул: цапли собирались у самой деревни.
Но он вспомнил Моэ, и отвага вместе с надеждой вернулись к нему. Поблизости могут быть и другие гнезда цапель. Кроме того, дальше, на берегу моря он надеялся найти еще более редкостные вещи.
Наступала ночь.
Ближе к деревне река расширялась, и Ару удалось незаметно проскользнуть мимо опасного места.
Челнок быстро плыл по течению, которому помогал наступивший отлив.
Эта необычная скорость движения весьма встревожила Ару. В верхнем течении реки и приливы, и отливы незаметны; ему показалось, что его челнок тянет от берега какое-то неведомое враждебное существо. Он начал яростно грести к берегу.
Оставив свой челнок в прибрежных тростниковых зарослях, он взлез на скалу и начал осматривать окрестности, залитые лунным светом.