Я должен был сначала спуститься вниз, к мамонту, отрезать себе мяса в дорогу, а потом отправиться к нашему депо, чтобы там основательно снарядиться, имея единственную в данное время цель — узнать судьбу своих друзей.

Я снова осмотрел всю верхушку холма, каждую пядь земли, напрасно отыскивая их следы.

С револьвером наготове я спустился в овраг. Осторожно пробираясь лесом, прислушивался.

Сильное каркание заглушало шум реки Надежды. Осторожно выглянув из чащи, я увидел кружащуюся, мечущуюся во все стороны сплошную массу черных птиц. Они покрывали и труп мамонта. С кусками кровавого мяса взлетали они на ветви соседних деревьев и снова бросались вниз. Тут было несколько сотен больших воронов. По их беззаботному поведению я понял, что окрестности безлюдны.

Тогда я вышел, вооружившись длинной сухой веткой.

Я заметил двух больших животных, которые быстро скрылись в чаще. Они были белого цвета и походили на овчарок.

Птицы с неудовольствием оставили богатую трапезу. В первую минуту они совершили на меня настоящее нападение, и я должен был энергично отгонять их веткой. И только когда я перебил крылья у нескольких птиц, остальные отступили и уселись на ближайшие деревья, злобно каркая и глядя на меня злыми глазами.

При первом же взгляде я увидел, что труп мамонта привлек и других гостей. Куски мяса, оторванные мощной лапой от огромных костей, и разорванные внутренности животного свидетельствовали о том, что какой-то крупный зверь принимал участие в дележе добычи.

В тине на берегу я нашел след, который показался мне следом медведя.

Потом я убедился и в том, что тут побывали также и люди. Одна из задних ног мамонта была отделена с помощью какого-то орудия, и ее недоставало.

Воспользовались для этого, вероятнее всего, кремневым топором, так как я нашел в ране кремневый осколок. Это побудило меня к новым поискам знакомых следов, но кончилось это, как и прежде, без результата.

Тут я выбрал себе подходящую порцию мяса и решительно принялся за работу. Лишь через полчаса напряженных усилий мне удалось своим ножом отодрать намеченную часть; я сел и тотчас съел несколько сырых кусков, причем за каждым куском черные птицы следили алчными взглядами. Остатки мяса я завернул в кожу. Напившись из реки, я отправился в путь.

Едва я вошел под покров деревьев, смерч каркающих птиц обрушился на оставленный труп, чтобы продолжать прерванный пир.

Чаща охватила меня. Руководствуясь компасом, я направился прямо на юго-восток. С косматых ветвей падали капли чистой дождевой воды. Небо совершенно прояснилось, и летнее полярное солнце начало светить со всей своей яркостью. Местами через просветы в кронах деревьев проникал свет и падал на печальные молчаливые стволы. Белая паутина тогда начинала блестеть, а косматые пауки принимались энергично бегать, ища защиты от ослепительных лучей. Белый лишайник, покрывавший некоторые деревья длинной бахромой, казался белой бородой.

Я шел, временами отдыхая, в продолжение трех часов. Это была та самая тропинка, по которой мы направлялись к реке Надежды.

Миновал я несколько протоптанных мамонтами троп. Я прошел через пояс брусники и черники. Были тут и морошка, и голубика, и клюква, и эти милые славянские слова, которыми называла ягоды Надежда, словно пробудили в моем сердце острую боль.

На одной прогалине, выкорчеванной вихрем, я увидел двух великолепных оленей. Они спокойно паслись.

Услышав меня, смелый самец поднял рогатую голову и стал разглядывать мою фигуру. Самка же спокойно продолжала пастись. Несколько секунд я глядел на животных. В первый момент инстинктивное чувство побуждало меня застрелить оленя, но, подумав о куске мамонтового мяса, я отбросил эту мысль — это была бы излишняя кровожадность. Олень нагляделся досыта, издал рев и легкой рысью побежал с прогалины в сопровождении своей подруги.

Я заблудился. Погруженный в свои мысли, я забыл про компас и вдруг, выйдя из леса, увидел свое отражение в чистой воде небольшого круглого озерца, лежащего на дне долины. Ручей, вытекающий из-под снеговых полей — высоко в горах, — тонкой струйкой поил его. На зеленоватой воде плавало несколько диких гусей.

Я стал растерянно осматривать окружающую местность. Здесь и там на склонах, покрытых толстым ковром лишайников, озаренным спокойным солнечным светом, паслись олени. От гор к лесу в бесконечной выси, медленно махая крыльями, летели несколько воронов. Где же я?

Осматриваясь, я прикрыл глаза рукою. И тотчас почувствовал укус. Тонкий звенящий голос раздался около уха. Комары!

Они напали на меня, как разбойники. Я начал отгонять их, махать руками, отчаянно сражаясь с этими маленькими яростными насекомыми.

В конце концов, побежденный ими, я стремглав бросился бежать. Целая туча ненасытных кровопийц долго преследовала меня, и только тогда, когда я оставил сырые окрестности и очутился на холме, мне удалось избавиться от этой пытки.

Стоя на холме, можно было ориентироваться. И какая приятная неожиданность! На правой стороне я узнал знакомый край: холмы и склоны, морены и долины, которыми мы спускались к лесу. Сзади, в туманной дымке, тянулся голубоватый ледник реки Надежды. С тайги поднимался пар.

Солнце нагрело после дождя ее темную поверхность, и беловатые пары поднимались, как дым, и уносились свежим ветром к горам. Наше депо должно было быть тут, совсем недалеко.

И действительно, после короткого осмотра, я увидел пирамиду из камней. На лыжном шесте весело развевался лоскут материи. Все было в том же порядке, какой мы оставили два дня тому назад.

Никто не подходил к нашему запасному складу, кроме нескольких лисиц, которые оставили следы возле пирамиды. Но в эту пору года они, конечно, без труда добыли где-нибудь достаточное количество пищи и поэтому не особенно старались извлечь из жестяных коробок сухари и пеммикан. В пору же зимней нужды они, наверное, постарались бы добраться до них.

Я облегченно вздохнул. Находился я тут в приятном, защищенном от ветра месте. Подходя к складу, я спугнул целое семейство снежных куропаток; цыплята, пища от страха, скрылись в поросли карликовых верб. Значит, действительно, я был здесь единственным человеком.

В один из находившихся здесь мешков я уложил необходимые мне пищевые продукты, прежде всего пеммикан. Наш пеммикан состоял из равных долей говяжьего и конского сушеного и размолотого мяса, в кусках по полкилограмма. Вкус его был превосходен, а еще большее значение имело то, что его можно было есть как сырым, так и вареным. Эта пища идеально подходила для дальнего пути. Теперь у меня было и оружие и запасы.

Наступила ночь. Нежно-розовые лучи залили долину. Как небольшие зеркальца, блестела тихая гладь озер между холмами. Горы отбрасывали длинные тени. Склоны холмов, высушенные солнцем и покрытые оленьим мохом, уже приобрели свой характерный белый цвет.

Эти холмы — остатки морен. Большие валуны, настоящие каменные ядра, лежали на обнаженной поверхности скал или же на дне каменных котлов, образованных водопадами, низвергавшимися здесь когда-то. Это так называемые ледниковые мельницы или чертовы горшки.

И здесь, в этой местности, сидел одинокий путник, выброшенный сюда, в среду первобытной эпохи, из культуры двадцатого века.

Сидел он здесь, Робинзон страны оленей и мамонтов, на мху, у небольшого костра, дым которого тонкой струйкой поднимался к чистому небу, нежно освещенному зарею летней арктической ночи.

Неодолимая усталость охватила меня. Я наскоро испек себе кусок мяса, надев его на ольховую ветку, и нарвал на закуску брусники. Свернувшись с подушкой из мха под головой у подножия каменной пирамиды, я заснул беспокойным сном.

Замечу здесь, что прежде чем улечься спать, несмотря на кажущееся крайнее равнодушие к своей судьбе, я предусмотрительно снял шест с флагом, чтобы этот видимый знак не привлек врага.

Я засыпал и снова просыпался. Вздыхал и вертелся с боку на бок. Внезапно меня разбудило предчувствие близкой опасности. Осматриваясь, я поднялся на локтях. И вдруг тяжелый камень просвистел около моей головы.