Сэм почти бегом пересек стоянку и вошел в автобус.

Одного взгляда было больше чем достаточно.

С дикими глазами, держа в руках чашку, остановившуюся на полпути ко рту, викарий из 1865 года смотрел на телевизионный экран. На телевизор, который даже в самой примитивной форме не мог появиться в Великобритании до 1924 года, а уж в той, в какой его видел сейчас преподобный викарий, ему предстояло возникнуть только более чем через сто лет.

– Нет, вы только подумайте, – оживленно болтал Райан, явно не представляя, какие трудности он вызвал к жизни своим поведением.

А Томас глядел на экран с почти религиозным благоговением.

– Эти змеи! – задыхаясь, шептал он в полном недоумении. – Ведь нормальному человеку свойственно бояться змей, а этот человек оказался в гробнице один с тысячами, буквально с тысячами этих созданий! Какая ирония судьбы! – В глазах викария горел невероятный энтузиазм. – Несчастный мальчик несет на своих слабых плечах все невзгоды Иова! Подумать только... О Боже! Вы только поглядите, как он пытается укрыться от этих змей! Вы только взгляните на выражение его лица, посмотрите, в каком он ужасе!

Знакомство преподобного Томаса Хатера с технологией двадцатого века началось с помощью «видика», показывавшего старую версию фильма Индианы Джонса.

Позже Сэм признался себе, что был невероятно поражен тем, как быстро и почти спокойно Томас принял и видео, и телевизор. Сэм был склонен предположить, что обитатель девятнадцатого века, увидевший ящик, наполненный людьми и голосами, в страхе заорет что-то о кознях дьявола и убежит без оглядки, спасая жизнь и душу. Но Томас отнесся к этому совершенно иначе. Он, разумеется, не поверил, что в ящике прячутся люди, у него были некоторые, хоть и слабые, представления об электричестве и весьма рудиментарные о мультипликации, и он даже знал, что такое «волшебный фонарь», при помощи которого сам показывал картинки в городском общественном зале.

После того как викарий еще несколько минут наслаждался экраном, одновременно большими глотками опустошая чашку чая, ибо он больше всего боялся пропустить хоть что-то из волшебного зрелища, Томас обратил внимание на автобус как таковой.

– Знаете, я всегда полагал, что такое изобретение в принципе возможно, – говорил Томас с восторгом ребенка, попавшего на фабрику игрушек. – Только месяц назад я навестил своего брата в Дареме. Я отправился туда на новом экспресс-локомотиве, который может развивать скорость 75 миль в час, что было установлено на его испытаниях. Само по себе это, конечно, удивительно, но почему локомотив должен ходить только по рельсам? – спросил я себя. А потом представил себе сеть обычных дорог и сравнил ее с железнодорожной. Я подумал, что можно ведь построить более мелкие локомотивы, которые прекраснейшим образом смогут двигаться не по рельсам, а по дорогам. Конечно, они будут ездить медленнее, будут меньше по размерам, придется сделать что-то, чтобы уменьшить шум и количество дыма, иначе эти «сморкающиеся хулиганы» пораспугают всех наших лошадей. Но зато можно представить себе, как они будут бегать по улицам наших городов, по дорогам сельской местности. Такие дорожные локомотивы будут стоить дешевле, не придется укладывать мили стальных рельсов от Джон О'Гротса до Лендс-энда.[20]И то еще что, прежде чем войти в этот омнибус, я заметил маленькую дверку с табличкой «вода». А потом увидел всякие тяжи, руль и все такое и тут же понял, что эта повозка ездит без лошадей, а с помощью пара. Я прав?

Дверца в корпусе автобуса, как было известно Сэму, была местом, через которое происходило пополнение запасов воды в баках туалета и камбуза. Но он тут же понял, что объяснять это англичанину из девятнадцатого века – дело дохлое.

– Это иной технологический процесс, – ответил он.

– Внутреннее сгорание, – объяснил Райан, которому уже давно хотелось принять участие в разговоре.

– Внутреннее сгорание... оно... как это... о'кей? – Достопочтенный Томас расплылся от удовольствия, что может воспользоваться этой идиомой из двадцатого века.

Сэм улыбнулся и кивнул.

– Работает очень даже о'кей. – Он пошел еще дальше и, так сказать, на пальцах объяснил принцип действия дизельного двигателя, хотя Карлу Фредерику Бенцу[21]потребуется еще двадцать-лет, чтобы построить первый в мире мотор внутреннего сгорания. Поглядев в окно, Сэм увидел, как Джад ведет около двух десятков мужчин и женщин в лес на поиски Николь. Он знал, что должен быть среди них. Но прибытие Томаса создало проблему, состоящую из целой вереницы гордиевых узлов. Не было никакой возможности отделаться от него, просто заявив: «У меня есть кое-какие дела, а потому разрешите попрощаться с вами», после чего полюбоваться тем, как викарий крутит педали своего велосипеда. Быстрый взгляд этого человека все время замечал что-то новое, безразлично, была ли это новая технология (он сразу заметил кинокамеру, оставленную на сиденье), или новая мода (через спинку кресла водителя был переброшен тренировочный костюм из блестящего нейлона). Он даже заметил мерный стаканчик от упаковки сухого молока, валявшийся на полу, поднял его и стал рассматривать с глубоким вниманием.

Сэм уже давно понял, что ничто, кроме временного заключения их гостя в Гостевом центре (морг, а теперь еще и тюрьма!), не освободит его от необходимости давать ответы на вопросы. Причем правдивые. Правда, вся правда, и ничего, кроме правды!

Сэм еще раз посмотрел на поисковую партию, которая уже почти скрылась в тени деревьев. Последним шел Ли Бартон. Он заметил Сэма и помахал ему рукой.

В лес вошли 23 человека. Не всем было дано выйти из него обратно.

Люди Уильяма собрались в самой густой чаще леса, там, где с лицевой стороны утеса стремительно падал водопад. Они притащили сюда все, что им удалось спасти из своего разграбленного лагеря.

Николь чувствовала себя изгнанной из своего прежнего мира. Она двигалась как во сне, когда вдруг вышла к двум десяткам человек, которые разглядывали рваные одеяла, остатки еды, ножи, битые чашки, дырявую кухонную утварь. И вот она стоит перед ними – двадцатипятилетняя блондинка, одетая в черные обтягивающие шорты и тенниску, обладательница пушистой мышиной головы, растущей у нее на плече.

Это место ужасно чесалось, будто нервные окончания мыши уже соединились с нервными окончаниями самой Николь.

«Вот таким теперь будет мое будущее», – сказала она себе, впрочем, не испытывая особого удивления. Дверь в ее собственный мир захлопнулась за ней с треском. Ее карьера барристера уже никогда не состоится... Ни парика, ни мантии. Ни офиса с отделанной орехом мебелью. Ни томов Свода Законов Англии в издании Халсбери, длинными рядами выстроившихся на полках. Ни профессиональных интриг, ни слухов, ни сплетен, которыми обмениваются над ксероксами, когда ты узнаешь, кто из твоих братьев и сестер по барристерству спит со своими секретаршами или секретарями.

Она присмотрелась к людям, которые раскладывали на земле одеяла, сортировали черепки и битью кружки. Все это были монстры. Как Уильям, как Тони, как Гримвуд. Монстры, как она сама.

А будущее, ради которого она работала и о котором мечтала, кончилось.

Оно кончилось, оно исчезло, как выключенный свет, в тот самый момент, когда первый сдвиг во времени грубо выкинул их в прошлое из 23 июня 1999 года. Только до этой минуты она не давала себе воли думать об этом с такой свободой. Теперь же, когда на нее посмотрел мужчина, у которого с подбородка свисала розовая бахрома из дождевых червей, она поняла, что ее случайные спутники по путешествию во времени – всего лишь потерпевшие кораблекрушение, которые с отчаянием цепляются за обломки прошлого. Все они обречены. Только не все понимают это.

Женщина, на лице которой горело любопытством множество кошачьих глаз, с кошачьей грацией взяла ее за руку и повела к костру.