Старая жизнь Николь кончилась.

Новая жизнь началась.

Вот здесь.

– Кто здесь? – Шофер автобуса из «Экскурсионных туров» наклонился, чтобы заглянуть под полог кустарников. Толстая пачка банкнот, которую он заработал, продавая туристам напитки и сладости из запасов автобуса, лежавшая у него в кармане брюк, давила ему на низ живота. Он покряхтел, переложил ее поудобнее и снова нагнулся. – Николь? Николь, это ты? – Ответа не было, но он видел пару ног, которая перемещалась среди теней. Ног, под которыми шелестели сухие листья.

– Слушай, Николь. Не знаю, кто и чем тебя обидел, но перестань дуться и прятаться, ладно?

Он снова увидел ноги, вернее, их почти неразличимые очертания среди ветвей кустарника. Огляделся.

Никого из участников поисковой группы не было видно. Они где-то левее – он слышал, как они громко окликают Николь по имени.

– Джад велел нам всем держаться подальше от леса. Он сказал, что теперь вам, девушкам, в лесу небезопасно. – Шофер почувствовал, что по его собственной спине пробежал холодок страха. – А может, и нам тоже небезопасно, – подумав, добавил он.

Кусты расступились.

Шофер позволил своим глазам подняться от ног, похожих на стволы деревьев, обмотанных какой-то шерстяной тканью, к широкой груди и лицу.

– О Боже! – выдохнул водитель.

Лицо было обрамлено косматой гривой волос. Впрочем, это были вовсе не волосы.

И не синяя татуировка на верхней губе и на подбородке.

Это были змеи, торчавшие из лица и из боковой поверхности головы, змеи, которые злобно шипели. Будто песок сыпался на сухую бумагу.

– Боже мой!

С ужасом смотрел шофер автобуса на змею, которая вылезала из глазницы монстра. Тело змеи свилось в штопор, она готова была кинуться вперед.

Загипнотизированный шофер автобуса не мог оторвать взгляда от черных злющих бусинок глаз змеи, даже когда огромный мужик выступил из кустов и поднял свой топор. Потом нанес удар в горизонтальном направлении, как ударяет играющий в крикет по шару.

Лезвие топора легко прошло сквозь толщу шеи шофера – сквозь результат множества миллионов лет эволюции. Кожа, нервы, трахеи, спинной мозг, вены, артерии были разрублены мгновенно. Голова, весившая десять фунтов, покатилась в одну сторону, двести фунтов тела – в другую. Кровь полилась на опавшие листья, точно разлитое из бочки вино.

Как объяснить человеку из 1865 года, что тот, с кем он беседует, происходит из 1999-го?

Сэм долго обдумывал этот вопрос.

Вы, должно быть, будете очень смеяться, но нас только что протащили на сто тридцать четыре года назад и мы каким-то чудом оказались вот тут.

Или:

Эй, Том, ты только представь себе! Ты помер задолго до тоги, как я родился. Так жаль, что ты пропустил Вторую мировую войну, картины Диснея, воздушные сообщения, высадку на Луне, «Бургер Кинг»[22]и «молнии» на штанах!

Лейтмотив: у Времени съехала крыша.

«Нет, Сэм, так дело у нас не пойдет, – сказал он себе. – Этот священник – светлая голова. Смотри, как он торчит сейчас на коленках, засунув голову в холодильник, и пытаясь понять, как этот холодильник тикает».

– Нет, вы только подумайте, – говорит Томас, проводя пальцем по белоснежному налету фирна в морозильнике. – У нас тут жаркий майский день, а вы можете получить лед в любую минуту, когда он вам понадобится.

– Но ведь лед есть и у вас?

– О да, конечно. В Кастертоне есть фабрика льда, и они развозят его по домам – по пенни за блок. Но ведь это куда удобнее: ящик, который производит лед, когда тот нужен.

Райан предложил:

– Попробуйте пиво. Оно очень холодное.

– Холодное пиво? – Томас выглядел шокированным. – В этом есть что-то извращенное, а? Эль должен подаваться комнатной температуры... Впрочем, в наши дни моды и обычаи меняются быстро. Помнится, мой отец повел все наше семейство в лондонский ресторан... Это было в пятидесятых...

"О Боже, это же пятидесятые годы девятнадцатоговека, – подумал Сэм. – Они не имеют ничего общего с рок-н-роллом, корейской войной и началом движения хиппи..."

– Мой родитель решил порадовать нас обедом у Кавура, – вспоминал Томас. – Там, знаете, была бутылка фиалкового вина, входившая в стоимость обеда. Я никогда потом не пил ничего более замечательного! А эти окошки в омнибусах? Как производились эти безукоризненные стеклышки именно такого размера? Невероятно, просто невероятно... – Светлые глаза викария смотрели на Сэма испытующе. – Но, знаете, ваше оборудование мне тоже кажется невероятным. Оно слишком замечательно, чтобы его дали всего лишь нескольким людям, которые работают на незначительных раскопках в нашем захолустье. Разве я не прав?

«Вот оно и началось, – подумал Сэм. – Пожалуй, пришло время выложить ему все как есть. Разумеется, вся наша техника прямо кричит в уши этому умному человеку, что она несовместима с 1865 годом Англии, да и с любой страной этого времени. Это анахронизм. Да еще с очень большой буквы А».

Сэм уже открыл было рот, но тут с другого конца автобуса разнесся сильный стук.

Он обернулся и увидел еще одного незнакомца. Это был человек в сером костюме с белым воротничком. В этот момент он снимал свою белую соломенную шляпу.

– Священник? О, вы тут, священник. Извините меня, мне не хочется вас огорчать, но доктор Гольдман просит вас прийти немедленно. Он думает, что часы Гарри сочтены.

Яркий свет в глазах викария тут же погас. Одновременно умерла и улыбка. В самом углу рта билась маленькая жилка, слегка подергивая верхнюю губу.

– Ox! – сказал он, и в голосе прозвучало неожиданное раздражение. – Так скоро?

– Похоже, что надежды больше нет, – ответил мужчина в соломенной шляпе. – Доктор Гольдман говорит, что легкие малыша забиты.

Томас еле слышно пробормотал:

– Когда врачи сделают все, что в их силах, тогда наступает время несчастных распроклятых священников, чтобы держать за руки уходящего в другой мир и утешать его тем, что там ему будет гораздо лучше, чем здесь.

Сэм чувствовал, как напряжены нервы Томаса, какая бессильная ярость сжигает его.

– Ладно, Бен, – произнес священник неожиданно звонким голосом. – Спасибо, что известили. Вы на велосипеде?

– Да, священник.

– Тогда поскорее поезжайте к Мидлетонам. Скажите, я еду.

– Мне очень жаль, – сказал Томас, обращаясь к Сэму и Райану и одновременно быстро пробираясь по проходу между креслами. – К сожалению, я должен уехать немедленно.

Сэм шел за викарием.

– Что случилось?

– В городе есть мальчик. Малыш, ему всего пять. Он умирает, умирает без всякой надежды, бедняга. Это разбивает сердце его родителям. – Он поднял прислоненный к дереву велосипед и повернул его в сторону города, собираясь вскочить в седло. – Будь оно все проклято! – В голосе священника звучала еле сдерживаемая ярость. Лицо то краснело, то бледнело. – Будь оно проклято! Это невыносимо! Почему мы бессильны им помочь?

Родители ждут от меня чуда, ждут спасения жизни мальчика, а все, что я могу сделать, – это успокаивать их, болтая о том, как ему будет хорошо на Небесах. От этого чувствуешь себя жалким, таким жалким, что и сказать не могу.

– А чем болен ребенок?

Томас чуть ли не оскалился на Сэма, явно считая, что тот просто отнимает у него драгоценное время своими праздными вопросами. Затем Сэм увидел, что глаза викария скользнули по автобусу, а затем опять перешли на Сэма. На этот раз в бледно-голубых глазах молодого человека снова появился намек на блеск.

– У него дифтерия. А почему вы спрашиваете?

– Послушайте, Томас... Подождите одну минуту. – Два двухсуставных пальца начали отчаянно зудеть – так он был захвачен своей новой дикой идеей. – Я моментально вернусь.

– Но меня ждут Мидлетоны!

– Ну, пожалуйста... всего несколько минут... мне надо кое-что проверить.