— Сергеич, твою мать! — заорал я, бросаясь на выручку.

Мощнейший удар металлической битой, которым можно было бы проломить стену, обрушился на затылок бездушной девушки, оседлавшей Макса. Ее поза даже не изменилась, лишь голова чуть опустилась под ударом да хлынула кровь из раны. Вот черт!

Взревев, я нанес еще удар, но не рассчитал — бита прошла по касательной и врезалась в руку второго зомби-теннисиста. Тот, как говорит Макс, переагрился на меня. Встал — будто стойку на дичь сделал. Перепрыгнул через сцепившихся Макса и бездушную и зашагал ко мне с такой уверенностью, будто мог уложить меня одним ударом. Столько в его движениях было скрытой силы, что я на миг растерялся. Выпростав руки, зомби набросился. Уходя с линии атаки, я ударил битой, целя в горло, но бездушный защитился, выставив предплечье.

Раздавшийся хруст костей утонул в истошном вопле Макса. Правая рука зомби повисла плетью. На тебе еще! По башке! По левой ключице! Хрясь! Есть — минус вторая рука. Тычком в глаз н-на!

Зомби крутился на месте, а я танцевал вокруг, чтобы он не успевал среагировать, наносил удары, которые лишали его атакующих способностей. Когда руки не поднимаются, один глаз вытек, а второй кровью залит, не особо повоюешь.

Макс орал так, словно его жрут живьем. Бросив на него взгляд, я рванул на помощь, потому что бездушная отобрала у Макса копье и наносила удары тупым его концом куда придется, Макс защищался руками. Ситуация становилась критической, а Сергеич, падла, так и стоял истуканом.

— Панганибан! — заорал я, ринувшись на зомби, сидящую на Максе, вкладывая в удар всю инерцию движения.

Бездушная не повернулась на мой крик. Удар в висок опрокинул ее наземь, а меня отбросил назад, отдавшись болью в суставах. Макс забился, пытаясь вырваться из захвата ее мускулистых бедер, все-таки вскочил и запрыгал прочь, подволакивая ногу.

С разворота я ударил подбегающего сзади белобрысого битой по лицу. Получай! Метнулся к стоящей на четвереньках девушке и пару раз долбанул, как палач, отрубающий голову, — бездушная упала мордой в землю.

Белобрысый снова атаковал с тыла — просто с разбегу врезался в меня, пытаясь сбить с ног, но я устоял. Девка завозилась, суча руками и ногами.

Так, значит. Ну ладно. Я отбежал от места боя, отмечая, что Макс пытается вырвать у Сергеича вилы, но тот не дает. Белобрысый развернулся, устремился ко мне, а я — к нему, все ускоряясь и замахиваясь битой. Ложный замах — удар по лицу. Хрустнули кости. Брызнула в сторону кровища. Взмахнув перебитыми руками, которые восстановились и уже поднимались выше, зомби упал на спину.

Я вернулся к девчонке с деформированным черепом — она уже поднялась. Из вмятины на левом виске сочилась кровь, глаз выдавило из глазницы.

Бита обрушилась на темя, и ее череп лопнул по шву. Второй удар сплюснул лобную кость. Третий — вбил ее в мозг. Четвертый — превратил лицо в отбивную.

Я работал как машина, не чувствуя усталости. На! И вот еще. Получи!

Да что ж такое, сдохни, наконец, котлета ты несчастная! Зомби валялась на траве, я крошил ее череп, а она продолжала функционировать!

Мельком взглянув назад, я отметил, что Макс бьет белобрысого зомби копьем, а Сергеич вяло тычет вилами ему в живот.

Очередной удар — и по телу моей зомби прокатилась волна судорог. Сдохла! Неужели?! Пот лился градом, сердце колотилось, выдавая под двести ударов в минуту. Хотелось упасть и судорожно хватать ртом воздух, но нет, оставалось еще незаконченное дело.

С трудом подавив желание ударить битой Сергеича, я помог им упокоить белобрысого, упал на колени на газон, вдохнул, выдохнул, глянул на Макса.

— Да вот, — он приложил руку к синей гематоме на скуле. — И вот…

Из разорванного выше колена скотча лилась кровь, висели клочья кожи, ошметки мяса. Белела то ли кость, то ли хрящ… В глазах потемнело, я сглотнул. Одно дело — бездушных мочить, другое — когда живой человек страдает.

— Как же так? — хрипнул я.

— А ты гля, какие у нее когти, — пожаловался Макс. — И силы в пальцах — о-го-го.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

На рану он не смотрел — и правильно делал, от такого и в обморок отправиться недолго.

— В каком мешке аптечка? — вызверился я на Сергеича, обложил его матом так убедительно, что он бросился ее искать к дальнему мешку.

Мы столько раз их ставили-поднимали, что уже и не скажешь, где чей. С каждой секундой во мне все больше разрасталась злость на Сергеича. Что тебе, падла, мешало помочь? Не покалечился бы парень — у него-то регенерация обычная.

Аптечка оказалась в том мешке, что ближе всего ко мне, — черный маленький чемоданчик с красным крестом, еще запаянный. Вскрыв его, я понюхал пузырьки, почитал надписи, нашел дезинфицирующий раствор. Затем осмотрел рану Макса: так и есть, квадрицепс располосован, видна кость. Хвала богам, связки целые, иначе Макс не смог бы ходить. Со словами: «Держись, Макс, будет больно», — залил в рану раствор.

Парень взвыл, чуть меня коленкой по носу не ударил, закрутился волчком на здоровой ноге. Кровотечение было несильным, реанимационных мероприятий не требовалось, я встал, развернулся к Сергеичу, наблюдавшему из-за моего плеча.

Тяжело дыша, двинулся к Горбачеву. Разум отступал под натиском ярости, в голове билась одна мысль: «Не убивать. Только не убивать». Электрик воинственно выпятил впалую грудь, перехватил кирку, вилы отбросил как менее убойное оружие.

— Э, вы чо? — хрипло крикнул в спину Макс. — Вы только сами не передеритесь! Мы ж это… команда. Ден, забей ты на него!

Я поджал губы, переложил биту из руки в руку и прошипел:

— Ах ты ж крыса!

— Чё это? — усмехнулся Сергеич. — Я тебе служить не нанимался, а мне мочить для тебя гадов, башку подставлять резона нет. Или не так? Я, может, как Максимка хочу. Это, как его, ливельнуться! С хера ли ты чистильщик, а мы — нет?

Я сжал челюсти, уже с трудом сдерживая желание убить его. Размозжить башку, рождающую такие гнилые мысли. Макс поднялся, пошатнулся и поковылял-попрыгал к нам, стараясь не ступать на раненую ногу. Поскреб лоб и сказал:

— Сергеич, вот щас ты реально неправ.

Посмотрев на его рану — она выглядела ужасно, — электрик поморщился:

— Ты мне недавно расписывал, какой крутой стал. Я, можно сказать, дал тебе шанс доказать это, ответить за базар.

— Гнилой ты мужик, Миша, — сказал я.

— От гнилого слышу! — взъярился Сергеич. — На хер вы, щеглы, мне не вперлись, сам справлюсь!

— А ведь это идея, — прищурился я. — Без твоей подсказки я и не подумал бы оставить живого человека на верную смерть. Спасибо. Теперь понимаю, что мне не нужна проблема.

— Правильно, пусть валит, — неожиданно отреагировал Макс. — Пусть другим проблемы создает, падла.

Горбачев открыл было рот, чтобы возразить, но встретился со мной взглядом и поперхнулся словами. Да и искренняя злоба обычно бесконфликтного парня его, похоже, поразила до глубины души.

— Сдается мне, расходятся наши дорожки, — холодно проговорил я, тогда как внутри клокотала, рвалась наружу ненависть.

— Кароч, это… — выдавил Сергеич. — Гадом буду…

— Что?

— Виноват, бес попутал, мужики. Звиняйте. Моча в бошку ударила, зависть к вам обоим. Я в этих ваших играх не шарю, но кое-что уразумел. У вас обоих, парней, вы уж не обижайтесь, совсем небоевых, с этим вашим тырфейсом не просто дух боевой появился. Сильнее вы стали. Максимка вон вообще весь выздоровел… ну, до этих двоих. — Он кивнул на трупы теннисистов. — Простите? Гадом буду, если подведу. — Он протянул мне руку. — Простите? Вместе?

Ненависть внутри меня будто бы сдохла, разложилась, превратившись в брезгливость. Проигнорировав его ладонь, я посмотрел на Макса, прочел в его взгляде растерянность и единственное желание: «Реши за меня». Похоже, он совершенно не умеет таить злость. Другой на его месте десять раз отыгрался бы, отомстил за ранение, этот же только глазами хлопает.