Почему-то Лодовику казалось, будто он куда-то вторгается и кого-то предает, но кого? Он с трудом пытался подобрать соответствующее человеческое слово. Быть может, он намеревался предать призрака, больного и изломанного, нарядившегося роботом…

Корабль медленно развернулся, спутник пропал из вида. Теперь в иллюминаторе была видна только широкая, плотная полоса ближайшего витка спирали, к которой звездолет подлетал почти вдоль ее плоскости. Здесь, близко к краю Галактики, полоса спирали выглядела бледной, размытой. Выше и ниже располагалась непроницаемая чернота. Лишь кое-где сквозь нее проступали одинокие пятнышки света редких звезд, располагавшихся ближе к плоскости эклиптики Галактики и других, далеких, находившихся намного выше. А вот другие пятнышки света, еще более далекие и тусклые, — это были уже не звезды, а другие галактики.

Но вот перед иллюминатором снова возникла поверхность Эоса. Теперь она была ближе и просматривалась в более мелких подробностях. Несколько вулканов выбрасывали фонтаны ледяной пыли на океаны и равнины. Однако большей частью плотная гидросфера Эоса сложностью рельефа не отличалась. На ней были видны только редкие признаки внутренней активности: выпуклости, впадины, хребты, образовавшиеся в результате сморщивания поверхности. Эта звездная система не изобиловала опасными поясами астероидов и кометами, которые могли бы вызвать серьезные изменения поверхности планет и их спутников. Эос был немыслимо отдален и изолирован. На него вряд ли бы кто обратил внимание, поскольку он был неимоверно холоден и враждебен для любого живого существа. А вот для роботов, напротив, Эос был в высшей степени безопасен. — Посадка завершена, — сообщил автопилот. Случись кому-нибудь оказаться здесь, он бы сразу заметил станцию на замерзшей поверхности Эоса — ту самую станцию, которую в свое время основали и построили Р. Дэниел Оливо и Р. Ян Кансарв. Она была видна с расстояния в тысячи километров. Излучаемое ею тепло превращало станцию в самый яркий объект на спутнике — для тех, кто искал бы источники инфракрасного излучения. Но никто, естественно, таких источников не искал — ни сейчас, ни когда-либо.

Лодовик и Дэниел сошли с корабля в просторном и почти пустом ангаре, где было достаточно места для множества звездолетов. Их шаги гулко звучали, эхо отлетало от стен. Лодовик успел побывать здесь около восьмидесяти раз, но прежде ему не приходило в голову полюбопытствовать: зачем Дэниелу и Кансарву понадобилось строить такой огромный ангар, если он больше чем наполовину пустовал? Быть может, когда-то тут было полным-полно кораблей? И полным-полно роботов? Когда это было?

Ян Кансарв лично встретил Лодовика и Дэниела в ста метрах от звездолета. Он стоял, скрестив на груди «руки» и сцепив «пальцы». Блестящая темная стальная голова и тело робота бликовали, отражая сверкающие серебристые конечности. У Кансарва было четыре «руки» — две большие, на том уровне, где у человека располагались бы плечи, и две поменьше на уровне «груди» — и три «ноги», которые он переставлял с легкостью и изяществом, неведомым гуманоидным роботам. Голова у Кансарва была маленькая, ее венчали семь вертикальных полосок-датчиков, две из которых постоянно горели, излучая синеватое свечение.

— Приятно вновь видеть тебя, Лодовик Трема, — произнес Ян глубоким, чуть дребезжащим контральто. — И тебя, Дэниел. Вы давно не являлись для осмотра и текущего ремонта.

— Нужно работать как можно быстрее, — ответил Дэниел, воздержавшись от каких-либо человеческих знаков приветствия. Ян незамедлительно переключился на микроволновую речь роботов.

Последующие подробные объяснения заняли не более половины секунды. Затем Ян обратился к Лодовику.

— Прошу простить мне мой каприз, — сказал он, — но я радуюсь любой возможности поупражняться в моих человеческих функциях. Такого случая мне не выпадало уже целых тридцать лет. Исключая, конечно, общение с Дорс Венабили. Боюсь, правда, что она больше не испытывает ко мне никакого интереса.

За время молниеносной беседы с Кансарвом Дэниел уже успел осведомиться о состоянии Дорс и получил ответ. Однако Кансарв решил повторить то, что сказал Дэниелу, для Лодовика, но при помощи человеческой речи:

— Она чувствует себя намного лучше, хотя до сих пор существует ряд проблем. Когда Р. Дэниел доставил ее сюда, она была близка к полному кризису. Она расширила интерпретацию Нулевого Закона до немыслимых пределов, уничтожив человека, который угрожал жизни Гэри Селдона. Напряжение, которое ей довелось при этом испытать, усугубилось воздействием прибора, изобретенного тем человеком, которого в итоге убила Дорс. Если не ошибаюсь, прибор этот назывался… электрофокусировщиком.

Лодовик понимал, что этот древний робот, построенный несколько тысяч лет назад на Авроре для ремонта других роботов и последний из функционирующих роботов этого типа, попросту искренне реагировал на их с Дэниелом внешний вид, весьма убедительный. С одной стороны, он знал, что перед ним — его собратья, роботы, но соответствующий подсознанию уровень его запрограммированного мышления диктовал ему необоримое желание относиться к ним, как к людям.

Ян Кансарв тосковал по своим древним создателям.

— Она ожидает вас, — сказал Кансарв, а для Дэниела добавил:

— Она хочет узнать новости о Гэри.

— Эта миссия для нее закончена, — отозвался Дэниел.

— Ее собрал я, собрал на основании древних разработок, я сделал ее настолько близкой к человеку, насколько до нее не был никто из роботов, — напомнил ему Кансарв. — Даже ты, Р. Дэниел. В этом она очень похожа на Р. Лодовика. Изменить это значит уничтожить ее.

— Сделать предстоит очень многое, — сказал Дэниел, вложив в эти слова едва заметный оттенок настойчивости.

Кансарв не поддался.

— Я смогу выполнить все необходимые операции за двадцать один час, затем вы сможете улететь. Надеюсь, у нас будет возможность еще поговорить. Время от времени я нуждаюсь во внешних стимулах. Без них я становлюсь склонен к мелким неполадкам, что очень огорчает меня.

— Мы не можем потерять тебя, — сказал Дэниел.

— Не можете, — согласился Кансарв. Похоже, он как бы жалел себя. — Ведь единственный робот, которого я не способен отремонтировать и изготовить заново, — это такой, как я.

Дорс Венабили стояла в скромной четырехкомнатной квартире, построенной для нее, как только она прибыла на Эос. Мебель и прочее оформление квартиры напоминали те, что можно было встретить на Тренторе, в жилище чиновника среднего достатка или выдающегося университетского профессора. Температура в комнатах была чуть выше точки замерзания воды, влажность составляла менее двух процентов, освещенность такая, что человек назвал бы ее полумраком. Все эти условия были оптимальными для робота, даже гуманоидного, и вдобавок давали преимущества — затраты энергии сводились к минимуму.

Думать Дорс было почти не о чем, делать почти нечего, дня и ночи здесь не существовало, и к ним не было нужды приспосабливаться, поэтому Дорс пребывала в полудремотном состоянии. Энергетика ее была понижена до одной десятой обычного уровня, скорость мышления замедлена до почти человеческого. Раздумья Дорс вертелись вокруг старых воспоминаний, она пыталась установить связь между различными событиями прошлого. Почти все эти воспоминания и события касались Гэри Селдона. Дорс была создана для защиты именно этого конкретного человека и во имя заботы о нем. Поскольку теперь ей, судя по всему, больше никогда не суждено увидеть Селдона, можно было с полной откровенностью сказать, что она влюблена в него.

Кансарв, Дэниел и Лодовик вошли в квартиру через дверь для гостей и подождали в небольшой гостиной. Через несколько секунд появилась Дорс. На ней было простое полотняное платье без рукавов, до колен. Ноги ее были босы. Цвет кожи был здоровым, аккуратно причесанные волосы собраны на затылке в пучок.

— Рада снова видеть тебя, Р. Дэниел, — сказала она и кивнула Лодовику. Она слышала о нем, но лично они раньше никогда не встречались. С Кансарвом она даже не поздоровалась. — Как продвигается наша работа на Тренторе?