Гэри очень не нравилось иметь хоть малейшее отношение к нарушениям закона, но сейчас он понял, что сам себя обманывает. На самом-то деле вся его жизнь прошла рядом с Дорс, тайной преступницей.
— Я собираюсь отказаться от этой возни с должностью премьер-министра, — решительно сказал Гэри.
Дорс посмотрела ему в глаза.
— Из-за меня?
Быстро же она соображает!
— Да.
— Но мы ведь договорились, что повышенный риск стоит той власти, которую ты обретешь…
— Ради защиты психоистории. Но я совсем не подумал о том, что ты из-за этого подвергнешься такому риску. А теперь…
— Я стала тебе помехой.
— Когда я спущусь вниз, на меня со всех сторон накинутся люди с телекамерами. А на самом деле они подкарауливают тебя.
— Значит, я останусь здесь.
— И как долго ты сможешь здесь высидеть?
— Гвардейцы могут провести меня через новый запасной выход. Они могут его перекрыть и настроить антигравитационный подъемник.
— Дорогая, ты не сможешь скрываться от репортеров вечно. Дорс встала и нежно обняла мужа.
— Если даже они меня отыщут, я всегда сумею от них сбежать.
— Если повезет. И если ты даже сумеешь скрыться, знай: я не смогу жить без тебя. И я не хочу…
— Меня можно видоизменить…
— Изменить тело?
— Да, тело можно сделать другим. Поменять кожу, глазные яблоки, некоторые нервные центры.
— Стереть свой серийный номер и взять другой? Она крепко сжала его руки.
— Да.
— Чего же не могут сделать… такие, как ты?
— Мы не можем создать психоисторию.
Гэри резко отвернулся от нее и с силой ударил ладонью о стену, давая выход накопившейся тревоге.
— Проклятье! Для меня ничего нет на свете важнее, чем наши отношения.
— Для меня тоже. Но мне кажется, что сейчас для тебя еще важнее, чем раньше, остаться кандидатом в премьер-министры.
— Почему? — Гэри зашагал по комнате из стороны в сторону.
— Ты — игрок, на которого сделаны очень крупные ставки. И те, кто готовил покушение на твою жизнь…
— Клеон думает, что это был Ламерк.
— …могут подумать, что этого недостаточно — если ты просто снимешь свою кандидатуру. При желании Император в любой момент может вернуть тебя в игру.
— Мне ужасно не нравится, когда из меня делают какую-то пешку!
— А может быть, ферзя? Мне кажется, что такое определение подходит больше. Не забывай, что подозреваемых несколько — очень многие фракции были бы не прочь убрать тебя с дороги.
— Например?
— Например, академик Потентейт.
— Но она же — ученый, как и я!
— Была, мой дорогой. А теперь она сделалась игроком за шахматной доской.
— Надеюсь, в роли ферзя ты ее не видишь? Дорс легонько поцеловала его в щеку.
— Наверное, я должна была тебе сказать, что мои аналитические программы создали вероятностный стереотип поведения Ламерка, основанный на всей его прошлой жизни. Если тебе интересно — он устранил не меньше полудюжины соперников, пока пробивался наверх. И в этом вопросе у Ламерка уже выработался, так сказать, свой почерк.
— Ну вот и прекрасно.
Дорс глянула на него как-то странно и сказала:
— Все его соперники были убиты ножом. Классический сценарий исторической интриги.
— Я и не подозревал, что Ламерк так интересуется нашим имперским наследием.
— Он предпочитает классику. С его точки зрения, ты пешка, которую лучше бы поскорее убрать с доски.
— И желательно пролить при этом поменьше крови?
— Я обучена — и создана — так, чтобы оценивать положение и действовать хладнокровно.
— Интересно, как у тебя совмещается эта способность с реальной перспективой убить человека, когда ты будешь меня защищать. Собственно, может, и не стоит тебе на это указывать, но у тебя и наклонности соответствующие — тебе это, похоже, нравится.
— Все объясняет Нулевой Закон.
— М-м-м… «Судьба человечества в целом более значима, чем судьба отдельного человека», так?
— Но мне все равно больно из-за противоречий Первому Закону…
— Значит, исправленный Первый Закон сейчас выглядит примерно так: «Робот не может причинить человеку вреда или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред, если только это не противоречит Нулевому Закону роботехники»?
— Да, именно так.
— А ты, оказывается, тоже играешь в игру, только не в ту, что я. И правила у твоей игры очень строгие.
— Это очень крупная игра.
— И психоистория, наверное, — вероятный новый план в перспективах этой игры?
— В каком-то смысле — да. — Голос Дорс наполнился нежностью, она обняла Гэри. — Но ты не должен так перенапрягаться. Мы же счастливы вдвоем, счастливы, как в раю.
— Но эти чертовы игры — от них никуда не деться.
— Так и должно быть.
Гэри страстно поцеловал ее, но что-то внутри него кипело и крутилось во все стороны, как оружие, которое стреляет наобум в окружающую кромешную тьму.
Глава 8
На следующее утро к нему в кабинет явился Юго — с раскрасневшимся лицом, круглыми глазами — и немедленно потребовал:
— Что ты можешь сделать?
— Э-э-э… По поводу чего?
— Ты что, не слышал новостей?! Гвардейцы штурмом взяли Бастион!
— Э-э-э… Вот как? — Гэри с трудом припомнил, что фракция далити устроила небольшое восстание и засела в каких-то укреплениях. Из-за этого восстания практически замерла торговля точно, Юго сам ему об этом рассказывал, и не один раз. — Я так понимаю, это локальный тренторианский конфликт, разве нет?
— Это для нас с тобой — «локальный конфликт»! — Юго размахивал руками, подкрепляя слова оживленной жестикуляцией. — А потом пришли гвардейцы. Безо всякого предупреждения! Убито около четырехсот человек. Их просто взорвали, без предупреждения, бластеры были включены на полную мощность!
— Удивительно, — сказал Гэри, надеясь, что в его голосе звучит хоть немного сочувствия.
На самом деле его нисколько не волновала ни одна из сторон — в этом конфликте или в каком другом. Он даже не интересовался, из-за чего, собственно, разгорались эти конфликты. Гэри не обращал внимания на бесконечную, неизменную изо дня в день мирскую суету, которая только утомляла рассудок, не принося никакого полезного опыта. Вся суть психоистории Селдона, соответствовавшей особенностям его личности, сводилась к тому, чтобы изучать климат, не обращая внимания на ежедневные изменения погоды.
— Можешь ты хоть что-нибудь сделать?! — кипятился Юго. — Что, например?
— Высказать протест Императору!
— Он не станет меня слушать. Это вопрос внутренней политики Трентора, и…
— Но ведь это оскорбление — и для тебя тоже.
— Возможно. — Чтобы не показывать, насколько на самом деле ему все это безразлично, Гэри добавил:
— По-моему, мне лучше всего было бы держаться подальше от…
— Но это сделал Ламерк!
Гэри удивленно уставился на него.
— Что?! У Ламерка нет никакой власти на Тренторе. Он — член Имперского Правительства.
— Ну, слушай, Гэри, сейчас никто уже не обращает внимания на это стародавнее разделение сфер власти. Оно давным-давно благополучно кануло в прошлое.
Гэри чуть не воскликнул: «Правда?!» — но, немного подумав, пришел к выводу, что Юго совершенно прав. Сам он просто не придавал должного значения долгому, медленному смещению сфер интересов имперских структур. Эти процессы были учтены в правой части его уравнений, но он никогда не думал об упадке в базовых местных структурах.
— Значит, ты считаешь, что Ламерк таким образом намеревается обрести влияние на Верховный Совет?
— Уверен на все сто! — Юго кипел от злости. — Эти типы страшно не любят, когда поблизости вертится какой-нибудь непокорный народишко. Они хотят, чтобы Трентор был благообразным и упорядоченным, даже если для этого им придется пройти по головам.
Гэри рискнул переспросить:
— Что, снова из-за вопроса о представительстве?
— Ты угадал, черт возьми! Мы, далити, живем по всему сектору Маскл Шоалз. И что же, получили мы там свое представительство? Как бы не так! Ни черта мы не получили! Приходится умолять и клянчить, словно милостыню…