— Ооо… — уже на себе пытается рассмотреть перекошенную физиономию Багза Банни[30].

— Теперь папаша приоденется, лады?

— Угум.

Отхожу к шкафу, достаю одежду. Натягиваю спортивные штаны и бросаю взгляд на часы. Вот буквально секунд на десять отвлекаюсь…

— Ё…лы-палы! — спешу выдернуть изо рта дочери свой телефон. Она его в этот момент как раз прикусить пытается.

Зубы режутся. Уже вон пятый полез.

— Нооо, — недовольно хнычет, когда отбираю гаджет из цепких пальчиков.

— Идем, кашалотище, — беру ее на руки и держу курс в сторону кухни, одновременно с этим по пути прочитывая поток неприрывно поступающих сообщений.

От главного абонента ни хрена, а остальное меня не особо тревожит.

— Ам!

— Приземляемся, — опускаю дочь на стульчик для кормления и включаю плазму, на постой транслирующую мультики. — Вон тебе попугай Кеша. Смотри.

Направляюсь к холодильнику, чтобы организовать нам перекус. Пока стряпаю фруктовое пюре, то и дело бросаю взгляд на малую. За ней нужен глаз да глаз, иначе может произойти абсолютно что угодно.

Варю себе кофе, грею на плите плов. Сперва кормлю с ложки нашу неправильную принцессу. Со всеми этими традиционными уговорами «за маму», «за папу», «за деда», «за Соломона», (бесцеремонно запрыгнувшего на стол с мерзким «миу»).

— И последняя. За… мать его, Додо, — придумываю в последний момент, откровенно воспользовавшись ее симпатией к этой недоптице.

— Фффпф…

Улыбаюсь.

Ну и моська! Кривится, как будто я в нее кашу запихнуть пытаюсь. Вот, кстати, ею накормить — тот еще квест. Все нервы вытрепет.

— Тебе чего, чудовище?

Соломон, приобретенный нами непосредственно перед переездом в эту квартиру, тоже явно чего-то ждет. Лупится на меня своими глазищами, трясет хвостом и противно мяукает.

— Ясно. Иди, жри, — высыпаю дорогущий гипоаллергенный корм в миску, и кошак, отклянчив задницу, нехотя спрыгивает вниз.

Закинувшись полдником, собираюсь на работу. Вообще-то у меня выходной, но заехать в клуб все равно придется. Потому что мои подчиненные без царя в голове. Не могут без эксцессов.

Вот, например, только что в зал привезли новую мебель, а они уже успели грохнуть стеклянный стол, который, между прочим, стоит тучу бабла.

Прислали мне сопливое смс с фото. Теперь друг на друга гонят. Бармен и администратор на грузчиков. Грузчики на них.

Рукожопы.

Допиваю кофе. Пока ребенок увлечен телевизионным Кешей, приступаю к оформлению прически. Сооружаю на голове дочери с пяток озорных хвостиков, прихваченных цветными резинками. Оцениваю результат и ржу.

Я художник, я так вижу…

Минут десять спустя закрываем квартиру. Едем на лифте вниз и по очереди строим гримасы перед зеркалом.

— Добрый день, — уже в холле здоровается с нами консьержка.

— Хай! — цепляясь за мою шею, громко и деловито выдает коза-дереза.

Рома, придурок, научил.

Выхожу на улицу и спускаюсь по ступенькам. Сегодня погода прям радует. Наконец-то в Москву пришла настоящая весна. По календарю давно пора.

Теплый воздух, яркое солнце, зелень… Из парка, что находится поблизости, доносится суетливый гомон орущих во всю глотку птиц. Тоже, видимо, ждали потепления.

Снимаю тачку с сигнализации, открываю заднюю дверь и надежно фиксирую маленького пассажира в детском кресле.

Бесящего Додо сажаю по традиции вперед. Мы ж без него никуда!

— Врррр… — хулиганка хватает руками воображаемый руль.

— Да. Кататься едем, Шумахер, — сообщаю, оставляя поцелуй на ее щеке.

Удержаться нет сил. Хорошенькая она у нас до невозможного! Вся в мать…

Еще раз все проверяю и только потом занимаю водительское место.

Перед клубом заезжаем в сад, чтобы по-быстрому забрать старшего. Однако по-быстрому не получается. Там с порога меня ждет сюрприз: покрывшаяся пятнами воспитательница и чья-то орущая мамаша.

— Просто возмутительно! Ребенок весь в синяках! Я буду жаловаться заведующей! — вопит на всю раздевалку эта истеричка. — Мало того, что вы относитесь к своей работе халатно, так еще и дебоширов выгораживаете!

— Жанна Алексеевна, я никого не выгораживаю! — оправдывается женщина.

— Мой Левий и мухи не обидит! Он защищался! А вот ты, скажи мне, дикий, тебя дома совсем ничему не учат? Не понимаешь, что других деток бить нельзя? — распинается пергидроль. — Я тебя спрашиваю! Не понимаешь?

Совсем не удивляюсь, когда вижу своего хлопца, стоящего перед этой мегерой.

— Что здесь происходит? — перехватываю мелкую правой рукой и оттесняю мамашу плечом.

— Да беспредел средь бела дня! Вот что! — сообщает противным ультразвуком.

— Ян Игоревич, тут у нас… небольшой инцидент произошел, — торопится объясниться воспитательница. — Мальчики играли, а потом вдруг повздорили из-за полицейской машины. Лева не захотел делиться и…

Перевожу взгляд на сына. Тот смотрит на меня исподлобья. Насупился. Пыхтит. Того и гляди пар из ноздрей повалит.

Значит, силой решил игрушку отобрать…

— Нет, а вы здесь на что, спрашивается? Для мебели? За порядком обязаны следить! Вам за это платят! — кудахчет курица.

— Мы следим, но…

— А вы, должно быть, папаша этого Маугли? — интересуется дамочка, вставая в позу.

Папаша Маугли.

Мой хотя бы на пацана похож. А этот ее Левий… Вон он сидит, сопли жует. Одет, как не пойми кто. Брючки клеш, джинсовая курточка-варенка с нашивками и махрой. Шляпы, блин, только не хватает.

За модной, удлиненной, белобрысой челкой, спадающей вперед, даже глаз толком не видно.

Прости Господи. Ошибка природы. Я бы тоже ему втащил, чисто из-за рожи.

— Фильтруй речь, — высекаю ледяным тоном, посылая мамаше изничтожающий взгляд.

Затыкается. Задохнувшись от возмущения, таращится на меня во все глаза.

— Ну ясно! Яблочко от яблони недалеко падает! Идем, Левий! — хватает своего бременского музыканта за руку и сваливает в коридор. — Я буду жаловаться и требовать исключения!

— Вперед, — бросаю вслед равнодушно.

Осматриваю свое чадо на предмет синяков и ссадин.

— Мы сразу обработали, вы не переживайте! — виновато косится на меня воспитательница, ладонью убирая кучери со лба мальчишки.

Фига се…

— Хорошенько тебя приложили, — вскидываю бровь, глядя на здоровенный шишак и царапины.

— Так той самой машинкой и приложили, — тихо поясняет Елена Юрьевна.

— Ну, я так понимаю за дело? — хмыкаю, усмехнувшись. — Ладно, одевайся давай, террорист…

До самой машины сын молчит. Смиренно ждет порцию люлей. У нас ведь это далеко не первая ситуация. Пацан растет задирой.

— Ничего в свое оправдание сказать не хочешь? — спрашиваю строго.

— Я хотел играть, — отвечает обиженно.

— Тебе других машинок мало? Или может, у тебя своих нет?

Балуем ведь нещадно. Ни в чем уж точно не нуждаются.

— Мне эта нравится, — пыхтит, надувшись.

— И дальше что? Сто раз говорил тебе, нельзя все решать силой. Говорил же?

— Да.

— В одно ухо влетает, а в другое вылетает, что ли?

Опять молчит.

— Если дурь некуда девать, пойдешь вон в секцию каратистов. Излупил весь детский сад, не стыдно? М?

— Чуток, — бормочет себе под нос.

«Чуток».

Кадр…

— Ян? Ян Абрамов? — окликает меня кто-то, когда я собираюсь продолжить воспитательную беседу.

Оборачиваюсь. Замечаю прямо по курсу плывущую ко мне, подобно крейсеру, бывшую классуху, Элеонору Андреевну Пельш.

Вот так встреча!

— Ну точно, не обозналась! — во весь рот лыбится Циркуль.

— Здрасьте.

— По шевелюре и по голосу узнала, — хихикает и как-то совсем уж фривольно треплет меня по башке. — Как дела, Кучерявый?

— Нормально. А у вас? — улыбаюсь в ответ и про себя подмечаю, что Элеонора конкретно сдала за те семь лет, что мы не виделись.