Спешу на помощь бедолаге. В раздевалке пусто. Значит, туалет.

— Падаль трусливая…

Я забегаю туда как раз в тот момент, когда Абрамов наносит парню удар ногой в живот. А потом еще один.

— Перестань его бить! — дергаюсь к пострадавшему, но по пути к нему меня неожиданно перехватывает Рома.

— Арсений, ты че тут забыла?

— Пусти меня. Что вы здесь устроили? Трое на одного? — брыкаюсь и в ужасе смотрю на пол, испачканный кровью. — Эй, парень, ты как?

— Позови… кого-нибудь… — гундосо отвечает он, держась за нос.

— Отпустите его!

— Дашкет, иди домой, а! Или на улице меня подожди, я провожу.

— Я сейчас учителя позову!

— Да успокойся ты! — пыхтит Рома, пытаясь меня удержать. — Так надо, понимаешь? Воспитательная работа.

— Вы одурели? Разве можно?!

— Он сам виноват! — объясняется Ромка.

— Это не повод устраивать самосуд!

— Да убери ты ее уже отсюда, — недовольно командует Ян. — Хотя стой. Она ведь слышала наш разговор. Запри на время где-нибудь.

Запри на время где-нибудь.

— Чего? — в ужасе распахиваю глаза.

Но Беркутов уже куда-то меня тащит.

— Ром, ты с ума сошел?

— Даш, ты сейчас не очень в тему. Посиди здесь немного, ладно?

— Рооомааа.

— Пригнись.

Сопротивляюсь, но он все равно заталкивает меня в большой шкаф, в котором хранятся швабры и прочая хозяйственная ерунда. Захлопывает дверь и запирает снаружи.

— Рома! Выпусти меня! — барабаню по металлической поверхности.

— Дашкет, не срывай голос. Физкультурник уже свалил, ключи от зала у нас.

Замечательно!

Я все равно кричу и пытаюсь открыть чертову дверь, но она ни в какую не поддается.

Поверить не могу! Закрыл меня в шкафу! Совсем уже!

— Отпустите его! Слышите, отпустите!

Прислоняюсь ухом к прохладной стенке шкафа. Похоже, они продолжают свое гадкое дело. И как же странно видеть там Камиля! Я думала, он не такой! Но, видимо, ошибалась.

Минут через пять прекращаю свои безуспешные попытки выбраться из шкафа. Приседаю, потому что выпрямиться во весь рост нереально. Закрываю нос рукой. От навязчивого запаха сырости и хлорки прямо-таки тошнит.

Прокручиваю в голове их разговор. Меня он напугал, если честно.

«Пока мы пытались оказать первую помощь пострадавшему, ты втихаря свалил с места преступления».

«Он не дышал, да? Он умер?»

Они что-то совершили. Нечто серьезное и страшное. И, видимо, все вместе.

— Эй.

Дергаюсь от резкого стука.

— Арсеньева, ты там не задохнулась?

Ян. Чтоб его…

Ни слова. Пусть думает, что задохнулась.

— Сделаешь вид, что ничего не слышала и не видела. Поняла меня?

— Я не стану молчать, ясно?!

За избиение парня им придется понести наказание. Я поддержу пострадавшего, если потребуется.

— Ты будешь держать рот на замке, Дарина. Иначе сама пострадаешь.

Это, кстати, первый наш диалог после месяца игнора и молчания.

— Угрожать мне вздумал?! Я тебя не боюсь.

— Очень зря… — раздается по ту сторону.

— Бить будешь? — фыркаю насмешливо.

— Есть вещи куда страшнее, Арсеньева…

— Да пошел ты! — с досады ударяю по двери в ответ.

— Так и сделаю. А ты пока посиди, подумай. Скажем, до утра.

Что?

— Дальнее крыло. Уже вечер. Завтра часов в семь тебя обнаружит поломойка.

— Ты спятил? — возмущенно кричу, вставая. — Ай.

Ударяюсь головой о полку.

— Сладких снов.

— Стой! — доносится до меня звонкий голос Арсеньевой в тот момент, когда я уже собираюсь уходить из раздевалки. — Смысл держать меня здесь до утра? Я все равно сдам вас директору!

Угрожает. Забавно…

— Ты избил несчастного парня до полусмерти!

Останавливаюсь.

До полусмерти.

Куда там… Князев, можно сказать, отделался легким испугом. Ему повезло, что он пропустил начало учебного года. В тот период я был очень зол.

— Вы не имеете права вот так обращаться с людьми! Отморозки! Что ты, что Рома! Не удивлюсь, если вы действительно кого-то убили. Колония по вам плачет.

— Все сказала? — делаю пару шагов в сторону «говорящего шкафа».

— Выпусти меня! — требует она, барабаня по металлической стенке. — Слышишь, Ян? Немедленно выпусти!

— А ты попроси как следует, и я, возможно, подумаю, — ухмыляюсь, опираясь плечом о дверцу.

Слышу, как тягостно она вздыхает.

— Мне нужно домой, — начинает давить на жалость.

Что ж. Ожидаемо…

— Родители будут переживать, если я не вернусь.

Родители будут переживать.

— Мне плевать, — отзываюсь равнодушно.

— Тебе, наверное, не понять, — тихо мямлит девчонка, но я все слышу. — Ты живешь один. Почему?

И все-таки Беркут — то еще трепло. Эту информацию она могла получить только от него.

— Почему, Ян? Один, отдельно от семьи. Разве это нормально?

Слово «нормально» и я — априори антонимы.

— Не твоего ума дело.

— Не моего конечно. Просто это так… странно. У вас в семье какие-то проблемы?

Всерьез решила, что я стану отвечать на ее вопросы? Просто смешно.

— На данный момент проблемы у тебя, — напоминаю я ей.

Замолкает, правда ненадолго.

— Из-за тебя меня снова накажут. Я только-только отсидела три недели домашнего ареста.

— Тебе полезно, — потираю висок.

Опускаюсь на пол. Прислоняюсь спиной и затылком к дверце шкафа. Меня снова донимает головная боль. Пока еще умеренная, но уверен, по традиции, к ночи она перерастет в мигрень.

— Что значит полезно?! — возмущается, дважды чихнув. — Кстати, здесь ужасно воняет хлоркой. Ты в курсе?

В курсе. Оно и к лучшему. Перебьет твой навязчивый запах…

— И еще мне холодно. Очень холодно.

А в этом сама виновата. Явилась спасать Князева фактически в чем мать родила, но жаловаться не буду, Арсеньева без одежды выглядит весьма недурно.

— Ян… Выпусти, пожалуйста.

Уже «пожалуйста». Все становятся сговорчивее, стоит лишь немного припугнуть.

— Если не вернусь до утра, меня не отпустят в Питер, — сокрушается она.

То, что надо. Еще там мне тебя не хватало. Итак достала уже перед носом маячить. На пару с Беркутовым.

— Привезу тебе магнит на холодильник, — обещаю я.

С досады опять лупит по стенке шкафа.

— Ладно, путеводитель, Арсеньева. С фотографиями, — улыбаюсь.

— Лучше выпусти. Хочу своими глазами увидеть этот город.

— Увидишь. Когда-нибудь. Если переживешь эту ночь, — добавляю я.

— Ты не оставишь меня здесь.

— Да ну…

— Ты… не станешь поступать так со мной!

— Как самонадеянно с твоей стороны. С чего бы?

— Не станешь, — повторяет упрямо.

— Ты в этом так уверена? — уточняю насмешливо.

Да, знала бы ты, с кем имеешь дело. В своей жизни я сделал столько дерьма, что тебе и не снилось…

— Дочитал книгу? — неожиданно переводит тему. — «Пролетая над гнездом кукушки» Кена Кизи — очень странный выбор, не находишь? И как тебе?

Молчу.

— А я сейчас читаю Рэя Брэдберри.

Закатываю глаза. Трещит как сорока. Ей и собеседник ни к чему.

— Что именно?

Зачем спрашиваю и поддерживаю этот нелепый диалог — не имею ни малейшего понятия.

— «451 градус по Фаренгейту»…

Не менее странный выбор, чем мой.

— Мне нужно поговорить, а слушать меня некому. Я не могу говорить со стенами, они кричат на меня. Я не могу говорить с женой, она слушает только стены, — цитирую я.

— Очень злободневно. Но сперва мне казалось, что я зашла в темный лес без фонаря, — делится впечатлениями девчонка.

Нашла тоже время…

— Пожарные, которые не тушат, а поджигают. Мир, в котором нет места чести и любви. Думать запрещено. Представляешь, уже тогда Брэдберри фактически предсказал наше будущее. Я про общество потребителей и массовую деградацию.