— Рит…

— Предлагаешь мне бросить академию? Я к поступлению готовилась четыре года! Четыре!

— Не бросить, оставить учебу на время. Ты ведь сможешь потом вернуться.

— Вернуться? Ты в этом так уверена? — грустно усмехается и качает головой.

— Почему нет… Есть ведь возможность взять академ.

— На первом курсе?! Да кому нужны такие студенты? Тем более, в ПМГА. Нет. Гробить свое будущее я не стану, — безапелляционно заявляет она.

— А на собственное здоровье, выходит, наплевать? — возмущаюсь я тихо. — Ты вообще понимаешь, что бывает после таких операций? Врача совсем не слушала, Рит?

— Не надо читать мне нотации, Арсеньева! Сама оступилась, сама исправлю, — кивает, будто соглашаясь с собой.

Исправлю.

Хочется поежиться от того, как она это называет.

— Вот ведь дура! Думала, что тошнота вызвана таблетками для похудения! — сокрушаясь, роняет бледное лицо в ладони.

— Я прошу тебя. Прошу подумать, Рит!

— Все решено. Дата назначена. Поздно.

— Но это ведь маленький человечек! — привожу самый весомый аргумент.

— Да перестань, Даша! — отпивает чай. Обжигается, ойкает и снова плачет.

— Может, так судьбой предначертано.

— Судьбой предначертано быть необразованной матерью-одиночкой? Так, что ли?

— Ты ведь даже не сообщила Яковлеву о ребенке!

— И не стану сообщать! Он ему не нужен. Как и я не нужна…

Молча смотрим друг на друга.

Неужели сделает это? Неужели пойдет на такой риск?

— Рит… — грудь будто острой стеклянной крошкой наполняется.

— Господи, Даш, мне девятнадцать! Девятнадцать, понимаешь? Вся жизнь впереди. Лучшие годы, несмотря ни на что!

— Поезжай домой на новогодние каникулы. Расскажи все маме. Ты же говорила, что между вами доверительные отношения.

— Она очень расстроится! Да о чем вообще речь?! Меня всей семьей провожали в Москву. Столько надежд с этим отъездом связано!

— Да плевать на эту Москву! — зло стукаю кулаком по столу.

— Тебе плевать, а мне — нет! Я домой возвращаться не собираюсь! Нас итак у матери четверо.

— Давай Яковлеву расскажем, а?! — как могу цепляюсь за последнюю ниточку.

Его поступки, конечно, отвратительны, но кто знает, вдруг там не все потеряно? Вдруг проснется чувство ответственности или хотя бы совесть…

— Нет! — протестующе верещит она. — Вот сама на моем месте рассказала бы?

Тут она меня врасплох застала. Я ведь не на ее месте.

— Не знаю… — признаюсь растерянно.

— Вот видишь?! — хлопает ладонями по коленкам.

— Но прерывать беременность я точно не стала бы. Это большой грех, Рит… Я бы не смогла простить себе такое.

— А я смогу. Ради своей семьи смогу! Мать на двух работах загибается, отец беспробудно пьет. Младший только в первый класс пошел. Сеньке школу заканчивать. Соне очередную операцию делать на ухо. Не до моих проблем сейчас!

В ее голосе столько отчаяния… Все я понимаю, но как поддержать это ее решение ума не приложу…

— Блин, вот это я понимаю! — Ленка довольно присвистывает, глядя на здоровенную сосну, установленную в самом центре комнаты отдыха.

— Как пахнет чувствуешь?

Невероятный аромат хвои так и витает в воздухе.

— Ага.… Класс. Ну вот вам, развлекайтесь, — ставит на пол большую, пыльную коробку. — Там и битое есть, наверное…

— Разберемся.

— А вон и помощники твои ковыляют, — подмигивает мне она. — Аркадий Семеныч, как самочувствие?

— Прекрасное, Ленок.

— То-то гляжу, плететесь раненой улиткой.

— Болюч в ягодичную мышцу укол! Как-будто искусан орех стаей пчел!

Мы с Ленкой смеемся. Этот наш стихоплет кому угодно поднимет настроение.

— Ой, развалюха! — качает головой напарница.

— Не смотри, что стар я телом, докажу, что молод — делом! Глаз горит, поет душа! В сердце я ведь юноша!

— Идите, юноша, помогайте своему ангелочку, а то сама до утра не справится, — она хлопает его по плечу.

— А новогодняя дискотека у нас случаем не предвидится? — интересуется Вера Михайловна, ненадолго прерывая развернувшийся шахматный турнир.

— А что спина уже позволяет разогнуться? — вторит ей Ленка.

Присутствующие начинают переговариваться и шуметь.

— Спокойно, товарищи! — успокаивает их жестом и сдувает прядь, упавшую на лоб. — Будет вам праздник. Все, как положено. Верно, Дашка?

— Верно, — улыбаюсь, доставая елочные украшения, покрытые слоем пыли.

— Чет какие-то они стремные, да? Блеклые и однообразные, — заглядывает в коробку и морщит нос.

— Нормальные.

— Звезда совсем выцвела. Печаль…

— Марь Сергевна!

Мне в голову приходит интересная идея.

— Не трогай ты эту ненормальную, — Лена понижает голос до полушепота.

— Хочу попробовать вовлечь Филатову в процесс, — поясняю ей на ухо. — Мария Сергеевна, можно вас на минуточку отвлечь?

Никак не реагирует.

— Э, демонидзе, к тебе обращаются! Девчонке-то ответить можно? Не обломиссе!

Странное дело. Прям не ожидала поддержки в лице нашей извечно ворчливой Агриппины, более известной в узких кругах по прозвищу Грипп.

Филатова отрывает недовольный взгляд от очередной шпаклеванной пластинки, на которой рисует.

— Нам тут помощь ваша нужна вообще-то, — Ленка упирает руки в бока.

— Ладно! Не гордая! — бурчу под нос, доставая звезду. — Аркадий Семенович, размотайте пока, пожалуйста, гирлянду.

— Слушаюсь и повинуюсь.

Решительно направляюсь в сторону Филатовой, сидящей за столом у окна.

— Не могли бы вы восстановить звезду? — демонстрирую ей старенькую елочную игрушку.

— Нет, — опускает голову и продолжает рисовать, не обращая на меня внимания.

— Пожалуйста, — добавляю я с надеждой.

Молчит.

— Что угодно просите на Новый год. Сделаю! — обещаю я серьезно.

— Что угодно? — выгибает бровь. — Вы себя явно переоцениваете.

— Проверим…

Вскидывает подбородок. Прищуривается.

— Хочу увидеть своего Алонсо! — произносит капризно.

Алонсо? Итальянец, что ли…

— Где мне искать этого мужчину? — склоняюсь к ней ближе и укладываю звезду на стол.

— Полагаю, его, как и меня, вышвырнули за ненадобностью в подобное заведение, — поджимает губы, а в глазах такая беспросветная печаль…

— А куда именно?

— Откуда мне знать. В приют для животных, видимо. Алонсо — мой пес.

Ну приехали…

— Я постараюсь его найти.

Уж поговорить насчет собаки с Лавриновичем мне по силам.

— Как же, — не верит мне женщина.

— Уйдите от меня! — шикает она на подкравшегося со спины Аркадия.

— Ну что за женщина! Фурия… Шторм! Настоящая буря! — восторженно откликается Аркадий Семенович.

— Я сказала, отойдите от меня немедленно!

Мои губы помимо воли растягиваются в улыбке.

— Замолчите! Здесь люди! — злится Филатова.

Склонившись над ней рифмует Аркадий.

— Заберите этого… поэта-неудачника отсюда!

— Если откажете в помощи, приставлю Аркадия Семеновича к вам в пару на весь день! — шантажирую, еле сдерживаясь от того, чтобы не рассмеяться.