Полог шатра захлопал, Придон оглянулся, но это просто поднялся ветер, засвистел по ту сторону на разные голоса. Вяземайт долго прислушивался, взор стал отстраненным, кусок мяса вывалился из руки. Придон хотел окликнуть волхва, наткнулся на предостерегающий взгляд Аснерда. Вяземайт часто задышал, лицо перекосилось, на нем отразился смертельный ужас. Кожа посерела, на лбу выступили бисеринки пота, собрались в капли, начали срываться тонкими струйками по лицу, капали на обнаженную грудь.

Аснерд потупился, даже кусок мяса опустил, не замечая, что сладкий сок течет по пальцам. Придон неотрывно смотрел на Вяземайта. До этого не раз видел, как старый волхв становился багровым от нечеловеческих усилий, как бледнел от ярости, как его массивное лицо наполняется кровью при виде врага, даже видел его синим от смертельной усталости, изнеможения, но вот таким пепельно-серым – впервые.

– Придон, – проговорил Аснерд не своим голосом, – ты знаешь, что ты творишь?..

– Нет, – ответил Придон, – а зачем? Такое чувствуют, а не знают.

– Да?.. наверное. Но вот Вяземайт, похоже, уже знает. Или видит…

Придон сказал с завистью:

– Хотел бы я тоже вот так, прозревать взором!

– Сплюнь, – посоветовал Аснерд очень серьезно. – Я знавал даже волхвов, что впадали в безумие, накладывали на себя руки, бросались в пропасти, ибо не могли вынести то, что им открылось…

– А что им открывалось?

– Никто не знает. Возможно, сами не понимали, что видели. Только чувствовали, что великое, неимоверно великое, что не вмещается в сознании. Это сводило с ума.

Он умолк, смотрел на Вяземайта. Волхв дышал часто, с хрипами, но цвет лица возвращался, наконец он открыл глаза, Аснерд тут же протянул кувшин с настоем огонь-корня. Вяземайт пил жадно, руки крупно тряслись, зубы стучали по краю кувшина.

Аснерд сказал осторожно:

– Поспишь, отдохнешь?

Вяземайт покачал головой.

– Я из старых дубов, выдержу. Только бы теперь вы оба выдержали.

– Говори, – предложил Аснерд.

Придон настороженно молчал.

– Придон, – сказал Вяземайт хриплым страдальческим голосом, – мы сами – безумцы, что поддержали тебя… Надо было остановиться раньше. Правда, и сейчас, возможно, еще можно. Ты не знаешь, что безумцы подталкивают тебя выступить против самого Творца этого мира!.. Я не знаю, зачем он породил богов, но каждый знает, что Творец лишь дремлет, а не спит и не мертв, как хотелось бы волхвам!.. Придон, с богами как-то удается договориться, принести им жертвы, дать обет, построить для них жертвенник или храм, совершить паломничество в дикие края, где не знали их имя, и водрузить там жертвенник в их честь… За это польщенные боги прощают любой поступок. Но не так с Творцом! Он… он беспощаден. Если ты что-то сделал против него, то участь твоя страшна. Уже никто тебя не спасет и ничто не отстрочит гибель. Он не знает ни жалости, ни снисхождения.

Придон слушал, лицо его тоже посерело. Он чувствовал, что съеживается, становится меньше ростом, словно тень могучего Творца, бога более древнего, чем сами боги, выросла перед ним, а Творец уже протянул к нему карающую десницу.

– Я должен… – прошептал он такими же серыми и похолодевшими губами. – Я должен… Нет жизни без Итании!

Вяземайт снова припал к кувшину. Аснерд прокашлялся, сказал тяжелым, как горы, голосом:

– Придон, я хочу тебе сказать… Посмотри на мир! Ты видишь, он существует и без нас с тобой. Если вдруг случится ужасное: ты умрешь, умрет Вяземайт и умрем мы все здесь, то мир этого даже не заметит. Люди будут все так же пахать и сеять, веселиться, рожать, растить детей, пасти скот, танцевать на свадьбах… Но если разбудишь Творца, участь твоя и всех нас решена, как говорит наш волхв, и взвешена. Более того, Творец может уничтожить весь род людской.

Вяземайт сказал невесело:

– Все те всемирные потопы, которые он уже насылал, покажутся всего лишь ласковым предупреждением.

– Шлепком по заднице, – прорычал Аснерд. – Расшалившемуся… Придону тех лет! Люди и раньше раздражали Творца, он уже населял землю заново. Возможно, на этот раз он вообще захочет вернуть землю в хаос, погасить Свет, который зажег перед началом Творения, создать что-то иное. Это все в его власти, Придон!

Слова обрушивались на Придона, словно тяжелые горы. Он вздрагивал, пригибал голову, лоб покрылся испариной, на висках вздулись толстые, как пиявки, темные жилы. В глазах было отчаяние, он прошептал:

– Нет жизни без Итании…

– Есть, – возразил Аснерд уже мягче, – а вот без человечества нет…

– Но как я буду жить?

– Просто, – ответил Аснерд. – Как живет большинство.

А Вяземайт поерзал в кресле, с кривой усмешкой кивнул на Аснерда:

– Вон как он живет. Разве не счастлив? Посмотри на его рожу! А ведь признался, что устрашился сорвать цветок на краю пропасти!

Аснерд смолчал, взгляд был устремлен в пол. Придону показалось, что от фигуры старого воина пахнуло не порицанием, а странным сочувствием.

– Но я не устрашился, – ответил Придон пылко.

– Да. Ты не устрашился. Но это касается твоей жизни. А если всей Артании? Вообще рода людского?

Придон опустил голову. Он весь вздрагивал, неведомые силы сражались в нем, как могучие рати в тесной долине. Тело дергалось, а на лице быстро сменялись ярость, страх, неведомая ранее кротость, вдруг снова звериный оскал, вздутые желваки и воинственно выдвинутая нижняя челюсть, потом окаменевшие мышцы расслаблялись, уходили вглубь, снова покорность и смирение перед неизбежностью.

Именно эта покорность и смирение с неизбежностью завладели душой, когда он вздохнул тяжело и сказал тихо:

– Да, вы правы. Я ничего не могу с собой поделать. Я поеду за мечом Хорса и сделаю все, чтобы его добыть… Ибо я – человек! Отказаться, отступить, уступить – это наступить на горло своей песне… и перестать быть человеком. Не этого ли возжелал Творец, называемый еще Темным Богом?

У него было суровое лицо, печать обреченности легла, как густая тень, погасив краски. Аснерд и Вяземайт долго мяли его в объятиях, всматривались, понимая, что видят в последний раз. Молодые герои уже сидели в седлах, молчали, чуяли, что происходит нечто важное.

– Прощай, – сказал наконец Аснерд. – Наша беда в том, что мы, артане, идем до конца.

– Возможно, – добавил Вяземайт невесело, – артане первыми исчезнут с лица земли… Но будут последними, о ком перестанут петь!

Они стегнули коней, за ними быстро повернули и унеслись молодые. Куявы завороженно смотрели вслед, не часто видишь таких героев, даже о встрече с такими вспоминают всю жизнь и рассказывают дома.

Придон оглядел их, сказал резко:

– Все, возвращайтесь!.. Вон там уже кордон со Славией.

Дунай поглядел, поколебался, сказал с сомнением:

– Ну, вообще-то, можно. Если думаешь, что мне очень хочется везти тебя в Славию, ошибаешься. Родзяник, Щелепа!

Двое воинов выехали вперед, один сказал:

– Да, мы поедем с ним. В самом деле, тут рукой подать.

Дунай кивнул Придону.

– Если хочешь, могу даже пожелать тебе удачи. Все равно это не поможет, я кое-что слышал о том, с чем столкнешься. Эти двое поедут с тобой, это распоряжение Тулея. У героя всегда должны быть, ха-ха, помощники!

Придон оглядел обоих воинов, Дунай назвал их Родзяником и Щелепой.

– Эти? Почему они? Вон те, – он указал на воинов сотни, – выглядят куда крепче.

Дунай сказал с усмешкой:

– Я слышу артанина.

– Да, – ответил Придон твердо, – я – артанин. И пока еще не стыдился этого.

– Не надо обижаться, – сказал Дунай покровительственно. – Артане по своей дикости в первую очередь замечают рост и ширину плеч. Да еще, конечно, толщину рук. Но сила не только в крепости мышц, герой.

Придон пожал плечами. Неясности никогда не нравились, а когда начинались, он торопливо уходил от них.

– Эти, – сказал он равнодушно, – так эти. Вам виднее. Лишь бы не мешались под ногами.