Тулей кивнул.

– Ты прав, далеко.

– Но что заставило его так внезапно нарушить свои же планы? Очень правильные, холодные, расчетливые?

Тулей хмыкнул, посмотрел на расстроенное лицо однорукого мага.

– А ты не догадываешься?

– Догадываюсь, – ответил Барвник тоскливо. – Но так не люблю этих внезапностей! Он рассчитывал холодно и четко, мы тоже рассчитывали холодно и четко… Если бы он все делал безукоризненно, он был бы у нас в мешке. А так…

Тулей зябко передернул плечами.

– Что-то дует здесь. Ночи уже холодные, вот уже листья сыпятся. Думаю, что завтра же Янкерд бросит всех на приступ. Ему надо спешить, не считаясь с потерями. Как ни крути, но помощь к нам подойдет! И верных мне людей в Куявии намного больше. Тогда ему небо покажется с овчинку.

Рано утром запела труба. На воротах и на стенах уже толпились лучники, с высоты из-за укрытий легко пришпиливали к земле всех, кто приближался на расстояние выстрела. Даже из отряда тяжеловооруженных латников, посланных к воротам, ни один не вернулся: пространство было усеяно распластанными телами.

На стенах орали весело, свистели, махали руками, приглашая приходить еще. Тулей улыбался сдержанно, Барвник хмурился, даже Щажард обеспокоенно посматривал по сторонам.

– Не нравится мне это, Ваше Величество…

– Полагаешь, отвлекают?

– Да, что-то готовится. Вам лучше во дворец.

Тулей сказал хмуро:

– Я тоже чую. Янкерд как-то задумал прорваться в город. Может быть, изнутри? Через подземные ходы? Я вроде бы все велел заложить камнями. А где нет, там усилил стражу…

– Не знаю, но он не настолько глуп, чтобы пытаться выбить ворота тараном или взбираться по лестницам.

Тулей кивнул.

– Хорошо, отбываю. Если спросят, куда я делся, скажи, что здесь все хорошо, на них надеюсь, мое присутствие здесь ни к чему.

Щажард следил за тцаром со странным выражением. Тулей за эти дни исхудал, стал жестче, из-под жира и сала проступило жилистое тело воина. Даже говорит теперь резко, отрывисто, о еде не вспоминает, а спать готов прямо на городской стене, завернувшись в плащ. Он снова стал вождем, за которым когда-то шли на Куябу тысячи земледельцев, вооруженных только вилами да косами, шли… и побеждали.

Тулей успел взобраться в седло и отъехать на сотню шагов, как раздался могучий грохот. Земля вздрогнула, слева часть городской стены укрыло быстро растущее облако пыли. Облако росло, ширилось, в нем поднимались фонтанами новые струи пыли. Земля вздрогнула еще несколько раз, уже тише, а потом сквозь затихающий грохот прорезался ликующий боевой клич старинного рода Янкердов.

Облако еще не рассеялось полностью, но Тулей увидел, что стена на том участке исчезла. Справа и слева высится стена, но там провал, словно все камни ушли под землю… Он похолодел, вспомнив, что с Янкердом пришли горные гномы. Мерзавец давно уже рассчитал, что единственный реальный способ ворваться в неприступный город – это призвать на помощь этих таинственных существ, что обычно не покидают своих подземных нор.

– За Куявию! – вскрикнул он.

Телохранители сомкнулись было вокруг, но он, выхватив меч, повернул коня и бросился навстречу прорвавшимся в город войскам врага.

Один отряд янкердцев сразу ринулся к воротам, перебил ошалевшую стражу и распахнул ворота. Лучники со стен перенесли огонь на них, всех перебили, но в распахнутые ворота уже ворвались бесчисленные войска. Конница понеслась в глубь города, а пешие ринулись на стены, горя желанием отомстить за гибель многих товарищей.

Янкерд несся впереди своей отборной, хотя и сильно поредевшей сотни, меч в вытянутой руке блистал злыми искрами. Дорогу пытались заступить воины городской стражи, их рубили беспощадно, но те все-таки ухитрились задержать ненадолго конницу. Перед выходом на городскую площадь, за которой уже дворец, какие-то грязные простолюдины ухитрились перегородить дорогу перевернутыми телегами. Пока их рубили и растаскивали, с окон и даже с крыш бросали на головы горшки, стулья, даже тяжелую мебель. Несколько человек с разбитыми головами сползли на землю.

– Вперед! – кричал Янкерд. – Все во дворец!.. Рубите всех, кто сопротивляется!

Ворота, ведущие в сад, рухнули, завязались схватки с многочисленной стражей. Янкерд, не ввязываясь в эти бессмысленные драки, проскакал ко входу во дворец. Белый, сверкающий на чистом голубом небе, залитый оранжевыми лучами солнца, он высился гордо, радостно, от него шло сияние, но Янкерд помнил, что это за сияние и от чьих глаз исходит!

Садовники разбегались в страхе, Янкерд велел их щадить: отныне это его сад, нужны люди, чтобы ухаживать за дивными цветами.

Короткий бой у входа во дворец, и снова разряженная стража не могла оказать достойного сопротивления. В это время прискакало еще сотни две всадников, их вел отважный Лантест, младший брат Янкерда.

– Окружи дворец, – велел Янкерд. – И чтоб ни одна муха не вылетела!

– Сделаю, братец! – вскрикнул Лантест звонким голосом. – Герои, за мной!

Еще не стих грохот от копыт, как массивные двери дворца подались, Янкерд первым ворвался в огромный зал и скрестил меч с внутренней стражей.

Коня отыскать удалось нескоро. Лежит с распоротым брюхом, глаза уже остекленели. Придон стиснул кулаки, артанин без коня как будто не человек вовсе, но пересилил гнев и горечь. По слову Серого Дива темный зев в скале приглашающе превратился в широкую трещину, что расколола гору надвое.

От камней несло сухим жаром, а когда коснулся стены, пальцы обожгло. Поле битвы осталось за спиной, он спешил пройти по этому странному проходу, а то вдруг гора сомкнется снова, Серый Див мог замыслить и такое… И все же дико, что такая мощь пропала зря, ведь с этой мощью Див тысячи лет сидел в пещере, ничего не желая, ничем не интересуясь, хотя мог бы, мог…

Придон задохнулся от вихря нахлынувших мыслей, те ярко и красочно рисовали возможности того, что можно, когда вот так гору на две половинки, когда изменяешь тело, поднимаешь целую армию прямо из земли!

Впереди блеснула зелень, и тут гора дрогнула, заскрежетала. Придон ринулся со всех ног, стены надвигаются высокие, жуткие, он представил себе, как сплющит, как брызнет кровь и затрещат кости… Ноги вроде бы похолодели, но стена рядом замелькала, зелень все ближе, стены смыкались, он с разгона прыгнул, сзади раздался гром, треск, посыпались камни.

Он перекатился через голову, вскочил, оглянулся дикими глазами. Сомкнувшиеся горы оторвали ему подошву правого сапога, но самое главное, обе перевязи все так же плотно перекрещивают бурно вздымающуюся грудь, рукояти топора и меча торчат над плечами.

– Будь ты проклят, Серый Див, – сказал он с сердцем. – Пусть на том свете тебя вместо мишени… и чтоб всякий дурак метал в тебя дротики!..

В голове трещало, перед глазами плавали цветные круги, сгустки мрака. Он все еще жадно хватал широко открытым ртом воздух, то и дело с ужасом оглядывался на гору. Обе половинки сомкнулись так плотно, что не отыскать трещину. Ну скотина, это же нечестно…

Стволы здешних деревьев сухие и чистые, а ветви на самой вершинке. Корни вылезают из земли, тоже сухие, почерневшие от ветра, солнца. А посреди поляны древние белые камни, правильный круг, посредине еще камень, самый крупный.

Придон вышел на середину, на камне высечены знаки, деревья дрогнули, вдруг поплыли перед глазами. Он качнулся, пальцы невольно ухватились за камень. Кончики обожгло, словно коснулся глыбы льда. Даже не льда, а металла, пролежавшего долго на морозе. На миг показалось, что из камня в его тело проскользнула крохотная молния, в черепе чуть-чуть посветлело.

– Я, – произнес он хриплым голосом, – сын Осеннего Ветра и Солнцерукой Пореи-Шатаньи… призываю… призываю Листогерта!.. Если ты в этом лесу, приди на мой зов. Если ты заключен в земле, воде или камне – пусть мой голос будет путеводной нитью, пусть биение моего сердца станет маяком, пусть моя воля станет пылающим факелом, что осветит твою тьму и выведет на свет…