– Но как же… – начал Придон и умолк на полуслове. По телу пробежала дрожь. Громко застучали зубы. Он попытался удержаться, но затрясло всего, а в животе стало пусто и холодно.

На стыке неба и земли возник нещадный блеск. Так слепит глаза утреннее солнце, ослепительное, чистое, умытое, полное жара. Но оно поднимется крохотным с утра кружочком, лишь к вечеру разбухнет, станет багровым и уж не жарким… Сейчас же весь горизонт на востоке полыхал, как узкая раскаленная полоса железа в горне. Как раскаленная шипящая полоса, от которой веет жаром и летят длинные обжигающие искры.

Он смотрел, замерев, на этот ужас, на эту приближающуюся всеобщую и нещадную смерть. Огненная стена отсюда едва заметна, всего лишь черточка, но он понимал всеми чувствами, что на самом деле это огненная стена белого пламени, что поднимается до самых высоких туч, а то и выше, недаром же улетают птицы, а по земле идет, явно выжигая все на длину копья вглубь. И не зарыться в землю кротом, не перескочить птицей…

– Нам здесь не пройти, – сказал он тоскливо. – Те древние чародеи давно мертвы, однако огненные топоры… что метнули друг в друга, все еще носятся… отражаясь от стен!

Тур смотрел, привстав на цыпочки, на сверкающую полосу. Лицо его стало белым, словно на нем уже заиграли сполохи неземного огня.

– Не пройти, – сказал он чужим голосом, – но и не убежать… Олекса!

– Да, – подтвердил Олекса. – Эта стена мчится в нашу сторону куда быстрее скачущего коня… и даже быстрее летящей стрелы! Придон, тебе лучше бы сюда…

В голосе героя была безнадежность, надвигающаяся стена огня сожжет все, недаром здесь под ногами пепел, земля покрыта ноздреватой золой, а под нею вовсе спекшийся шлак…

Олекса и Тур укрылись за массивным каменным гребнем, как за огромным щитом. Придон сам видел, что стоять глупо, поколебался, теряя время, но все-таки выскочил, ошалелые мыши все еще бегут серыми ручейками, прыгают по его ногам, а в воздухе сплошное месиво падающих перьев. Обычно чистое синее небо стало неприятно белесым, болезненным. Солнце покраснело, увеличилось в размерах, как при закате.

– Придон, не успеешь!.. Ложись…

Страшный хруст, камни вывернуло, мимо прокатился, набирая скорость, как перекатиполе под напором ветра, огромный камень. Тугая волна горячего ветра и едкой пыли сбила с ног. Сверху посыпалась щебенка, пучки травы, упало что-то мягкое, тут же исчезло, и только теперь Придон увидел надвигающуюся слепяще-белую стену – вершиной в облаках, основанием в земле, а все эти вывороченные камни – всего лишь тугая волна урагана, которую гнала перед собой стена из немыслимо твердого огня.

Он упал, зажмурился и закрыл глаза ладонями. Сверху накатился жар. Тело вскрикнуло от острой боли. Жар тут же исчез, только под руками что-то тлело, дымок старался ввинтиться прямо в ноздри.

Перед глазами чернело звездное небо, затем звезды превратились в светлые пятна, разрослись, он повернул голову и ошалело посмотрел в ту сторону, куда ушла огненная стена, затем оглянулся на камень, за которым прятались сыновья Аснерда.

Олекса уже бежал к нему.

– Придон!.. Придон, ты жив?

Придон поднялся, ощупал себя. Не только жив, но и цел. А стена из огня, что одним только давлением воздуха сметала с пути огромные камни, не тронула на нем ни волоска. Как и на братьях.

– Ничего не понимаю, – пробормотал Олекса. – Тур, поднимайся!.. Нам не всегда будет так везти…

Он не договорил, но Придон понял, что в следующий раз может накатить волна, что испепелит даже кости.

Далекий красный горизонт начал подергиваться, придвигался рывками, отпрыгивал. Придон оглянулся на Олексу, у того в глазах озабоченное выражение, непонимающее. Тур двигается, как… тур, наклонив голову, злой, мышцы перекатываются под прочной кожей. Иногда покачивается, словно земля под ним колышется, в глазах ярость, кулаки стиснуты.

Придон не уловил миг, когда земля опрокинулась, удар, он грохнулся навзничь, ошалело смотрел в страшное пурпурное небо с быстро летящими лиловыми тучами. Тело застонало, вымаливая отдых.

– Не заставишь, – прохрипел он, встал и даже не пнул камешек, который сумел так ловко опрокинуть артанина.

Несколько раз проваливался, но уже не в болото, а в сыпучие ямы с раскаленным песком и горячей галькой. Выскакивал как ошпаренный, но дважды ожегся очень сильно. На локте и на предплечье вздулись водяные пузыри. Когда упал снова, сорвал напрочь, потекла мутная водичка, лохмотья кожи жалко повисли.

Справа и слева снова появились каменные стены. Не высокие, но отвесные, с камня словно стесали все неровности, не взберешься.

Однажды стены сдвинулись так близко, что уже думал – конец, не протиснется. Глаза слезятся, но даже под опущенными веками двигаются эти стены, а сверху несется раскаленное в небесном горне небо. Он попробовал всмотреться в тучи, тут же почудилось, что тучи замерли, а с большой скоростью двинулись стены, и, чтобы удержаться, он поспешно сдвинулся.

Поднявшись, вытер кровь из разбитого носа, дальше шел, глядя только под ноги и перед собой. Даже на стены не смотрел, там с обеих сторон двигаются странные фигуры, в которых он отказывался признавать себя.

– Придон! – послышался сзади крик. – Ты не забыл?

Олекса и Тур двигались, как два груженых коня, упираясь в землю с таким усилием, будто тащили тяжело груженную телегу. Придон остановился, крикнул:

– О чем?

– Что ты не один!..

А остроглазый Олекса прокричал:

– Не отрывайся далеко!.. Ты не видишь, что в небе?

Придон протер глаза. Не почудилось, в самом деле стало темнее. Рискнул бросить взгляд вверх, небо уже не красное, а почти черное, как уголь костра, через который проглядывают искорки…

Сверху сыпались черные снежинки. Целая туча, черный снегопад, и, лишь когда голову и плечи покрыло этим слоем, он ощутил тепло и догадался, что это пепел неведомого грандиозного пожара. Черного снега нападало столько, что ему стало страшно, вдруг да засыплет, но снегопад оборвался так же резко, как и начался.

Теперь в дальних зеркалах стен двигалась черная как уголь фигура. Земля под ногами беспокойно подрагивала. Иногда он слышал ворчание, однажды прямо из-под ног донесся откровенный стон. Он поспешно двинулся дальше с сильно бьющимся сердцем, уверяя себя, что это не подземный бог заключен в толщу камня, а просто мерещится от усталости.

Олекса догнал, пошел рядом. Вскоре с другой стороны замаячила фигура Тура. Придон догадался, что братья ощутили что-то тревожное.

– А вот здесь, – сказал Олекса сухим, как пересохшая трава, голосом, – начинаются Лихие Земли.

– Тогда где дивы? – спросил Тур.

– Не накаркай, – предостерег Олекса.

– Все равно нарвемся, – буркнул Тур. – Да и Придону вон интересно…

Придон ежился, черные снежинки больно нажгли кожу, плечи саднило и все зудело. Степь впереди без всякого перехода перешла в такую же ровную и бескрайнюю равнину… но только черную, без травы. В лицо пахнул горячий воздух, более горячий, чем дул раньше, словно там в черной степи только что отбушевал исполинский пожар.

Под подошвами сухо пощелкивала черная, выжженная земля. И с каждым шагом едва ли не суше, тверже. Почудилось, что сквозь плотную кожу проникает жар, но скорее всего мерещится. Хотя воздух здесь в самом деле суше и теплее…

Степь словно утоптали для гигантской несостоявшейся битвы. Ни ям, ни выбоин, напротив – он ощутил, что идет по такой же черной скале, только брошенной плашмя. Всмотрелся под ноги, но все в горячей черной пыли, ноги до колен черные, с блестящими искорками.

Всюду по степи проносились заморочники, похожие на струи тумана, только очень быстрые, живые. А подальше неспешно двигались пугающе огромные смерчи, встав на кончик хвоста, вертелись с огромной скоростью, изгибались, наклонялись, черные воронки смотрели в раскаленное пылающее небо, захватывая оттуда жар и красные угли, но иногда гибкие тела смерчей изгибались настолько, что черная земля с поверхности устремлялась в раструб целой тучей.