Он заранее скорчил морду в скептической ухмылке. Дупло, подумал Придон. Он пощупал грудь, живот. Чувствуются рубцы от ран, но он двигает руками, его тело уже на ногах. Выходит, эти дупла не простые. Возможно, даже смертельные раны могут залечить, и какая жалость, что эти деревья не растут в Артании! Да и за войском их не потаскаешь, чтобы раненых сразу туда, в сырую гниль опилок…

– Меня хотел убить очень умный человек, – сказал он задумчиво. – Очень! И почти убил. А спас, значит, самый большой дурак вашей деревни?

Мужик обрадовался.

– Верно говоришь! Так хорошо, что у меня даже голова закружилась, будто песню услышал. Складно. Ты кто? Ты не из наших. Где твоя борода, ведь ты не ребенок? Или ты, может быть, ребенок какого-нибудь великана?..

Придон всмотрелся внимательнее, но мужик говорил совершенно серьезно.

– Я не… – начал говорить Придон и тут ощутил, что колени подламываются, а в голове зазвенело. Лицо мужика начало расплываться. Губы его шевелились, но слов Придон уже не слышал.

– Мне бы поесть, – прохрипел он из последних сил.

Тьма обхватила его со всех сторон.

Очнулся от гадостного ощущения, что через лицо ползет огромная улитка. С трудом открыл глаза, рука поднялась, чтобы смахнуть мерзкую тварь, и застыла на полдороге.

Перед ним на корточках сидела полуголая молодая женщина. У нее было миловидное лицо, коричневые глаза древесного цвета под широкими и густыми бровями, расплюснутый нос. В руке грязная деревянная ложка, лицо испачкано золой и древесным соком. Перед ней раскорячился широкий горшок из необожженной глины.

– Опамятовался? – проговорила она участливо. Улыбнулась. – Вот и хорошо… Теперь сможешь есть сам. Мужчины должны есть много…

Из ее ложки высунулась блестящая от слизи голова улитки. Повела рожками и, пока женщина смотрела на больного, перевалилась через край. Придон вздрогнул всем телом, когда мерзкая тварь шлепнулась ему на голую грудь.

Женщина проворно шлепнула ладошкой, накрыла, не дав залезть под перевязь, белые зубы блеснули в торжествующем смехе:

– Проворная? Я еще проворнее.

Придон дернулся, когда к его рту приблизилась женская ладошка с зажатой в ней улиткой размером с большую толстую жабу.

– Ты что? – вырвалось у него. – Хочешь, чтобы я это съел?

– Конечно, – удивилась она. – Ты вон какой большой!.. Тебе надо есть много. А те, что я тебе скормила из первого горшка, разве насытят мужчину?..

Справа от женщины лежал на боку пустой горшок. В нем влажно блестит, тонкая ниточка слизи тянется через горлышко в сторону коричневых опилок. Похоже, одна улитка все же оказалась проворнее, убежала.

В желудке, как ему показалось, начало шевелиться, дергаться, переползать с места на место. Он напрягся, стараясь удержать желудок на месте, не дать карабкаться к горлу. Кровь застыла в жилах.

– Что-то опять побледнел, – произнесла женщина с беспокойством. – Съешь еще хоть парочку…

– Не… хочу… – пробормотал он. Желудок начал подниматься к горлу. – А ты кто?

– Я? Я женщина.

– Это понятно, – сказал он слабо, – но разве ты единственная женщина?

Она удивилась.

– Нет, конечно. Нас семь человек в деревне. И двенадцать мужчин!

– А как тебя зовут?

Она вскинула широкие мохнатые брови. В глазах появилось удивление.

– Я же сказала – женщина!

– Ну да, – согласился он, – но вас семеро женщин. Как вас отличают одну от другой?

Она засмеялась.

– А, вот ты о чем? Ну, четверо уже совсем старые, только две в возрасте, одна еще почти ребенок. Нас отличить легко.

Он вздохнул.

– Ладно, я буду называть тебя… Цветок. Хочешь? Это очень красиво. У человека должно быть имя.

– Имя? А зачем?

Плечи его передернулись, от мокрой земли тянуло холодом.

– Эх, – сказал он, стуча зубами, – огня бы…

– Огня?

– Ну да… Костерок бы хоть маленький…

– Что такое костерок?

В голове шумело, но он удивился так, что в мозгу на время прояснилось.

– Не знаете, что такое костер? Огонь? У вас не бывает лесных пожаров?

За это время вокруг них собралось с полдюжины мужчин и женщин, с вялым интересом рассматривали его, переговаривались, он видел разинутые в удивлении рты. Затем мужчины один по одному, теряя к нему интерес, начали отходить в сторону, расходиться. Он слышал удаляющееся бормотание, но говорили уже не о нем, а о сломанной ноге Грабохлыста, о разливе вод у Темного болота, о двухголовой рыбине, которую поймал мальчишка Косых…

Он осматривался с тоской и растущим нетерпением. Воздух настолько темный и влажный, что в нем хоть плавай, недаром над поляной носятся такие громадные жуки, попадет сослепу – собьет с ног. Стволы деревьев блестят от влаги, то ли выступившей, то ли осевшей из воздуха. На голову и плечи постоянно каплет, здесь постоянный унылый дождь. Земля вязкая, подошвы отрываются с чавканьем, все двигаются мокрые и блестящие, как громадные слизни.

– Я вам покажу, – пообещал он.

Цветок увязалась за ним, а он побрел между деревьями, искал хоть какие-то камни, чтобы выбить искру, зажечь огонь, научить этих людей огню. Как когда-то их, диких артан, научил кто-то из Знающих и Умеющих. Однако везде дерево, трава, влажная или вовсе мокрая земля, временами – глина, даже песка не увидел.

Да и отыщет он камни… Выбьет искру, но та упадет на мокрую землю, мокрую траву, насквозь промокшие щепки. Здесь соорудить костер – небывало трудное дело. Это скорее задача для колдуна, а то и чародея, но не для воина.

Воздух казался ему разреженной водой. Гнилостные испарения плавали в воздухе желтыми струями, от мокрой земли поднимались запахи разложения, а из покрученных болезнями стволов выступали багровые наросты, похожие на пузыри с гнилой кровью.

Он чувствовал, как лес провожает его взглядами. Иногда замечал в зелени кустов чьи-то глаза, мелькали тени, дважды совсем близко проломился неведомый зверь, на Придона пахнуло мощным запахом свалявшейся шерсти, но еще больше пахло почему-то большой придонной рыбой.

У самого края болота он заметил сгорбленную фигуру. Коряга, который его спас, время от времени тыкал в темную воду длинной палкой с заостренным концом. Когда Придон приблизился, в воде забурлило, Коряга с торжеством выволок огромную рыбину… сперва она в самом деле показалась Придону рыбиной.

За спиной Коряги уже бились три крупные водяные рыбозмеи. Они подпрыгивали, выгибались, с каждым движением болото все ближе, вот одна плюхнула в воду и скрылась в глубине, вот вторая обрушилась совсем рядом с увлеченным Корягой, а он ничего не заметил. Судя по перепачканной слизью траве и оброненным чешуйкам, он выловил и набросал себе за спину уже десятка два этих чудовищ. Из них к спасительному болоту приближается последнее…

Коряга улыбнулся Придону, лицо пошло мелкими морщинками:

– А, чужак!.. А я смотрю, кто это идет так бесстрашно?

Он швырнул, не глядя, рыбозмею себе за спину. Там глухо чавкнуло. Коряга гордо усмехнулся.

– Спасибо тебе, – сказал Придон просто. – Если бы не ты…

– Да ты чё? – удивился Коряга. – Все ж знают, я – дурак! Потому и принес тебя, хотя другой бы бросил.

– Спасибо, – повторил Придон. – А теперь скажи, как мне отсюда выбраться?

Коряга от удивления распахнул рот:

– Выбраться?

– Ну да, – сказал Придон. – Дальше. В другую деревню. А еще лучше – сразу в город. Лучше всего – в большой город!

Коряга смотрел с изумлением, потом с великим сожалением покачал головой.

– Да, надо было бросить… Теперь ты еще дурнее меня. Я вон даже и траву топтать не умею. Слышь, чужак, других деревень нету! Мы – деревня. И людей других на свете нет. Ты что ж, думаешь, есть еще на свете люди?.. Откуда же взялись бы, только подумай своей дурной головой!

– Но я-то взялся, – возразил Придон кротко.

Коряга на мгновение задумался, почесал в затылке.

– А кто знает, где ты прятался… Может, тебя родила Перепугица, она в прошлом году с животом ходила, а потом как-то враз перестала. А ты не показывался, чтобы траву не топтать, только ночью вылезал и жрал мою рыбу… То-то теперь вспоминаю, что ее всегда меньше, чем ловил!.. А потом тебя что-то стукнуло, а мы с Голяком на тебя и наткнулись… Надо будет у Перепугицы спросить, она тебя признает. Она все признает, такая она у нас!..