– Мы тоже…
Его лицо медленно багровело. Но и чернобородый стал красен, как небо на закате, на лбу выступили мелкие капельки. Он закусил губу, в глазах мелькнуло злое торжество. Придону показалось, что Аснерд стал вроде бы меньше ростом, плечи старого воеводы поникли… или он просто выдохнул воздух, вот грудь снова раздвигается…
В мертвой тишине, когда никто не двигался, даже не дышал, вдруг послышался тонкий хруст, словно переломилась хрупкая веточка. Чернобородый вздрогнул. Хруст повторился. Чернобородый попробовал отдернуть руку, Придон с ужасом и ликованием видел, как между сжатых ладоней брызнули тонкие красные струйки.
Аснерд выдохнул:
– Мне здесь… нравится.
Он разжал пальцы. С белым, словно дорогое полотно, лицом чернобородый торопливо вытащил из этого капкана нечто залитое красным, смятое, с торчащими белыми косточками, прорвавшими кровоточащую плоть, и длинными лоскутками содранной кожи.
Чернобородый ухватил искалеченную ладонь другой рукой, прижал к груди и, шатаясь и тихонько завывая от боли и ужаса, метнулся вдоль стены. Там его подхватили под руки.
Аснерд вытер окровавленную ладонь о кожаные штаны, вид предовольный, хотя грудь вздымается часто, бросил Череву:
– Ты куда? От нас отлепиться не так просто!
Стражи поспешно распахнули ворота. Черево быстро пошел вперед. Артане двигались за ним тесной стайкой, инстинктивно черпая смелость в близости друг к другу.
Внутри исполинский дворец заставил сердце Придона сжаться в комок. Свод уходит в таинственную высь, вдоль стен на высоте человеческого роста в два ряда пугающе разбрасывают непривычно желтый, почти солнечный свет масляные светильники. За цветными изразцовыми плитками угадываются чудовищные блоки камня, из которых самые малые сюда могли дотащить разве что по тысяче сильных рабов.
Придон чувствовал разлитый в воздухе аромат. Аснерд и Вяземайт, самые бывалые, начали переглядываться, в глазах насмешка, воевода даже коротко ржанул: только слабые женщины допускают ароматы в свои закрытые покои, а мужчинам нет краше запахов крепкого пота и поджаренной на огне костра дичи!
Приближенные тцара с поклонами указывали дорогу из зала в зал. Черево двигался впереди, даже походка была вялой, болезненной, слегка прихрамывал. Скилл отпустил шуточку насчет перепоя, Аснерд и Вяземайт радостно заржали.
Черево морщился, однако по мере приближения к внутренним покоям тцара спина выпрямлялась, взгляд становился все тверже, яснее.
Когда уже, казалось, идут через спальню тцара, их встретил человек в блистающей одежде, Придон даже не определил ее цвета, быстрым шепотом что-то сказал Череву. Черево остановился, засопел, спросил с неудовольствием:
– А что теперь?.. Ты посмотри, кто со мной.
– Да вижу, вижу…
– Я боюсь с ними оставаться лишнюю минуту. Чем занять?
Человек сказал быстрым шепотом:
– Займи пока чем-нибудь. Сходите в оранжерею…
Черево посмотрел с подозрением.
– В оранжерею?
Блистающий человек отпрянул, выставил перед собой короткие ручки.
– Ну, согласен, согласен, не подумал. Не надо на меня… орать. Тогда в зверинец своди. Вчера привезли новых львов, носорога. А еще зверя, что ходит как человек, только весь в шерсти, а кричит, как птица Симург. Это не может быть ее птенец?.. Вдруг варвары знают?
Черево процедил зло:
– Может, знают. Но не хочу рисковать, зверей жалко. Это ж артане.
– Тогда на кухню, – предложил блестящий торопливо. И тоже добавил: – Это же артане!
Черево покосился на артан, плечи опустились, сказал упавшим голосом:
– На кухню… на кухню – да… Там звери все равно давно убитые. Артанам не разгуляться.
– Сплюнь, – посоветовал блистающий.
Черево с трудом повернул голову и пошевелил губами, словно собирался плюнуть. Артане не обратили внимания, но Придон, что изнывал от безделья и муки ожидания, спросил тут же:
– А что ты делаешь?
Черево взглянул на него недружелюбно, буркнул:
– А это я… свинину не ем!.. Пойдемте, не останавливайтесь.
– Свинину? – удивился Придон. – Какую свинину? Свинину ты ешь, знаю! Еще как ешь, прямо сам, как… ну, как будто ешь соотечественника.
Черево хмыкнул, пояснил, даже не обидевшись на мальца:
– Ты не ешь свинину, а я плюю на демона. Понял? У каждого народа свое свининонеедение.
– А что за обычай? – спросил Придон жадно. – Ну скажи!
Черево вздохнул, посмотрел по сторонам, но все заняты рассматриванием залов, через которые идут, начал объяснять с неохотой:
– На одном плече у каждого человека сидит добрый демон, на другом – злой. Человек волен показывать, на чьей он стороне, поплевав на демона. Один демон подсказывает добрые поступки, другой – злые, но это для невежественных людей, а мы, посвященные, знаем, что один склоняет человека жить просто, обыденными заботами и обыденными радостями, а второй постоянно напоминает, что человек – это нечто более высокое, чем он есть сейчас, что человек – это одичавший бог, растерявший свое наследие. И что он должен жить более высокими идеями, чем просто животное, которое умеет строить дома…
– Так это же прекрасно!
Черево скривился, будто хватил уксуса.
– Не все так просто, увы. Кто сможет все время жить высшими идеями, отдавать жизнь за отечество? Мы все-таки хоть и боги, но – одичавшие, хе-хе. А одичавшим многое позволено… Ведь одичавшее в нас тоже требует своей доли, понял? Если совсем ничего не давать, то… Впрочем, иным удается, но это – подвижники, аскеты. Остальные ж просто люди, юный варвар. Потому надо соблюдать…
Он запнулся, подыскивая слово. Придон шел рядом, уже не замечая красот дворца, подхватывая странные слова, где таилась мудрость куявов.
– Что соблюдать?
– Гм, некоторое равновесие. Между этими демонами, разумеешь? Медленно и очень постепенно увеличивая долю того демона, что призывает жить душой, а не плотью.
Придон поморщился.
– Медленно… Что за трусость? Я могу с этим демоном справиться! На каком плече, говоришь, сидит?
– Плюй через левое, – посоветовал Черево. – Обязательно попадешь! Хоть невидим и бестелесен, но плевок в свою сторону ощутит.
– Как? – спросил Придон.
– Но ты же ощущаешь недобрый взгляд? Тебе становится тепло от дружеской улыбки?
Придон подумал, фыркнул презрительно:
– От улыбок куявов? Не смеши. От ваших улыбок мне тошно.
На кухне прождали недолго, хотя куявы, судя по их виду, совсем не считали, что артане просто убивают время. Один из поваров даже вздохнул, глядя на замаривающих червячков артан: сколько волка ни корми, он все ест и ест, но артане ели и пили просто так, чтобы чем-то заняться.
Аснерд спросил у Придона:
– А ты хоть знаешь, почему куявы так любят свиней?
– Ну?
– Куяв любит свиней потому, что кошки смотрят на него сверху, собаки снизу, а свиньи – как на равного.
Олекса захохотал, едва не удавился куском кровяной колбасы. Тур спросил непонимающе:
– А как же их едят?
– А куявы все едят, – объяснил Аснерд очень серьезно. – Даже друг друга! Прямо поедом.
Тот же человек в блестящей одежде прибежал со всех ног, закричал, что тцар изволил отпустить послов, сейчас вкушает отдых. Черево сказал торопливо:
– Быстро, быстро!.. А то перехватят!
– Кого? – не понял Скилл.
– Тцара! Думаешь, одни мы стараемся попасть на прием к великому и могучему тцару?
Почти бегом пересекли два просторных зала, уже не обращая внимания на чудеса. У входа в третий стражи скрестили копья. Черево небрежно махнул рукой:
– Это со мной, мои личные друзья.
Стражи молча отступили.
Придон переступил порог, вздохнул с облегчением. Не зал, а простая комната, хоть и кричаще богато отделана серебром и золотом, а драгоценные камни не к месту торчат даже из стен. Да еще лестница из дорогих пород дерева ведет вверх, там, похоже, спальня.
В комнате два длинных стола и широкие лавки: сиденья и спинки умело обтянуты толстыми шкурами редких зверей. В комнате трое: два человека за одним из столов ведут неспешную беседу, а третий нахохлился за их спинами в отдельном кресле, высокий тучный старик, даже в жаркой комнате сидит в шляпе. На нем теплый камзол, толстые брюки, на ногах легкие растоптанные сандалии. Перед двумя за столом широкие кубки на коротких ножках, а на деревянном подносе горка соленых орешков. К удивлению Придона – любимая забава артанских детишек: надколотые, лишь вымоченные в соленой воде, когда скорлупки раскрываются, как устрицы, а соленый раствор малость пропитывает ядрышки.
