У Придона мороз пробежал по коже. Аснерд отмахнулся с несвойственной для сурового гиганта легкомысленностью.

– Для тебя – да. Для меня – сорок зим тому, но кто обращает внимание на такие мелочи?

– Хорошо сказано, – одобрил старик. Он пытливо взглянул на Придона. – Меня зовут Льдяст, а ты – Придон, сын Осеннего Ветра и потомок Яфета. Заходите в дом, переведите дух. Ко мне подъем не прост…

– Да ерунда, – возразил Аснерд. – Вон Придон говорит, что по такой удобной тропке бежал бы хоть до самого неба.

Льдяст распахнул дверь и остановился, пропуская их в дом. Снова Придон ощутил на себе цепкий ощупывающий взгляд. Из комнаты пахнуло теплом и свежестью, странное сочетание, ибо для Придона свежесть всегда в морозном воздухе, потому свежее этой свежести, что вот здесь, на вершине горы, вроде бы и вообразить немыслимо, но гляди ж ты…

Хозяин вошел следом, в просторном очаге, встроенном в стену, вспыхнуло жаркое пламя. Оранжевые блики осветили помещение живым огнем. Льдяст повел рукой, прямо из воздуха соткался массивный дубовый стол. Темная поверхность тускло блестела, толстые ножки украшены фигурками дивных зверей. Аснерд покачал головой.

– Вот теперь ясно, почему здесь нет просторного ложа.

– Почему? – засмеялся Льдяст и, не дожидаясь ответа, спросил: – Что предпочитаете после такого подъема?

Придон посмотрел на Аснерда, еще не понял, при чем тут отсутствие просторного ложа, а тот отмахнулся с самым беспечным видом.

– Да на твой выбор… Мы, артане, не привередливые.

Льдяст хитро подмигнул Придону.

– Ты все еще не считаешь его хитрым? Ведь знает же, что не напридумывает такого, что уже давно есть на свете… в других землях.

Он посмотрел в сторону стола, тот моментально покрылся скатертью, по кругу очень быстро начали появляться широкие тарелки с жареным мясом. Даже хлеб был не простыми ковригами – коричневые корочки усыпаны орешками, диковинными зернами, маком, а уж мясо так и вовсе на мясо не похоже, слишком нежное и сочное. Придон с трудом узнал разве что птицу в розовом соусе да еще ракушки, мимо которых проходил на берегу моря, не подозревая, что их можно есть.

Льдяст быстро взглянул на его смущенное лицо, кивнул. Со стола мигом исчезли диковинки, зато появились зажаренные целиком олени, лебеди, огромные окорока, явно туров или подобных им зверей, огромные рыбины, сваренные в сладком соке из ягод… Стол заметно удлинился, стараясь все принять, все вместить. Все это быстро сменялось, что-то исчезало, что-то оставалось, увеличивалось в размерах, а то и удваивалось, Льдяст все следил за лицом Придона, а тот, наконец сообразив, как горный чародей выбирает блюда, умоляюще оглянулся на Аснерда.

Воевода крякнул, сказал досадливо:

– Ты вот что, не хвались, не хвались. Мы не бабы изнеженные…

– Это едят куявские военачальники, – сообщил Льдяст.

– Вот я и говорю, мы ж не бабы. Нам хорошо прожаренное мясо… чтобы без крови, малость сыра. Лучше молодого оленя. Если есть гори-трава или кумыс, давай. Если не сумеешь, то хотя бы воды.

Оскорбленный Льдяст, не дали побахвалиться обилием пищи, повел дланью, стол заполнился широкими глиняными блюдами с черными узорами по краям, сильно и знакомо пахнуло жареной олениной. Дивный аромат не смешивался и не забивался никакими гадкими запахами.

Некоторое время ели быстро и молча, потом Придон вспомнил о манерах, заставил себя поглощать мясо медленнее, с достоинством. Льдяст сидел по ту сторону стола, в руке золотой кубок, глаза с интересом следят за гостями, сам медленно потягивает этот перебродивший сок, именуемый вином. Артане тоже с удовольствием пьют виноградный сок, как и едят сам виноград, но только до тех пор, пока сок не испортится, не скиснет, не забродит. Остальные эту перебродившую гадость пьют, становятся подобны животным, орут, бахвалятся, шатаются, движения их становятся неверны, в бою их победит даже ребенок, речь их подобна бреду сумасшедшего, а выпившие много – падают там, где придется, нередко в таком беспамятстве могут обгадиться на виду у всех…

Льдяст словно понимал, что думают о нем сдержанные в еде и питье артане, сделал еще пару коротких глотков, едва смочив губы, поставил кубок на стол. Вина там уменьшилось разве что на палец.

– Есть другое вино, – сказал он негромко Аснерду, – ты сам знаешь его сладость.

Аснерд вежливо рыгнул, пожал плечами.

– Я-то знаю, – ответил он суховато, – потому даже и не прикасаюсь к такой дешевой замене.

Льдяст скупо улыбнулся Придону. Тот перестал жевать, горный волшебник внимательно смотрит на него по-старчески выцветшими глазами. По тонким бесцветным губам пробежала легкая усмешка.

– И что же ты, Придон, сын Осеннего Ветра, хотел спросить?

Голос его был молодым и сильным. Придону почудилось, что, пожелай старец, он и сам бы стал таким же молодым, как и его голос. Но только крайний бедняк тут же бросается в пыль за блеснувшей монетой, только умирающий с голоду ухватит хлеб раньше старшего в роду! Этот старец совсем-совсем не бедняк…

В глазах защипало. Он видел как сквозь пелену дождя, глаза старца стали огромными, как озера, заполонили весь мир.

Исполинский голос, что шел со всех сторон, повторил:

– Что ты хотел спросить?

Ты же знаешь, хотел ответить Придон. Его трясло, губы дрожали, а руки не находили себе места. Ты же знаешь, из-за чего мое сердце рвется!

– Скажи, – вырвалось у него из глубин сердца, – скажи мне… Ты прожил долгую жизнь, видел многое… Говорят, ты видел рождение моего народа, знавал юность всей этой страны… Скажи!..

Он умолк, не в состоянии подобрать слова. Старец, уже принявший обычный вид, сидел по-прежнему на том же месте. Взор устремлен через исполинские окна на заснеженные вершины. Освещенные острым солнцем, блистали ярко и дико, как обнаженные мечи.

– Говори. Я догадываюсь, о чем ты, но все же скажи это вслух.

– Я хочу, – вырвалось у Придона, как стон, – если не могу прекратить всю эту муку, то… поскорее состариться!

Старик вскинул брови, глаза всматривались в Придона с новым выражением.

– Зачем?

– Чтоб вот так же… как горы… безмятежно! До каких пор любовь будет меня мучить?

Старец снова долго молчал, взгляд оставался неподвижным, а вершины гор, казалось, сами суетливо двигались, стараясь попасть в его поле зрения, чтобы ощутить сильную ласковую руку хозяина на каменной шкуре со вздыбленной шерстью.

Придон затаил дыхание.

– Дальше в горах живет мой старший брат, – наконец ответил Льдяст. – Он намного… старше. Спроси лучше у него.

– А ты?

– Что я могу знать? – ответил волшебник. – Я стар и сед, но моя любовь еще не постарела… Ты видел, как зимой на крыше лежит снег, но в очаге полыхают раскаленные угли? Моя любовь греет и меня, и ту, для которой я много-много лет тому назад добывал перья сокола.

Он посмотрел в сторону двери. Брови сдвинулись, он перевел взор в окно. Там, над острыми пиками гор, блеснула искорка, разрослась. Придон с изумлением рассмотрел крохотную фигурку летящей женщины в развевающихся одеждах.

Аснерд взглянул тоже, наконец буркнул:

– Ага, вот какое твое вино…

– Ты не ошибся, воевода, – ответил Льдяст довольно.

– Наверное, старое вино, – похвалил лицемерно Аснерд. – Выдержанное!

Брови Льдяста сдвинулись, а голос прогремел, как пока еще далекий гром:

– Да, любовь, как и вино, с возрастом тоже становится крепче, ароматнее и тоньше… Ты еще не знаешь?

– Я-то знаю, – отпарировал Аснерд. – Но то я, а то ты!

Льдяст побагровел, раздулся от гнева. Некоторое время казалось, что разразится страшная гроза, но Льдяст внезапно расхохотался, хлопнул Аснерда по плечу.

– Завидуешь, что не только тебе повезло?.. Ладно, я…

Придону почудилось, что толстые доски дрогнули. В щели хлынул свет, дверь исчезла. Через порог шагнула женщина, за ее спиной на миг возникли снежные горы на синем небе, затем дверь возникла на старом месте. Лицо Льдяста вспыхнуло, налилось молодостью, спина распрямилась. Он засмеялся молодо и грохочуще. Женщина уперла руки в бока, лицо ее было румяным от мороза, а глаза смеялись.